РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Вадим Кулаков

Огонь скрипит

01-04-2017 : редактор - Женя Риц





***

На сводах церквей, на парадах,
Под рубищем сле́пым дождя,
На римских трибунах, оградах
Я так и не выждал тебя.

Под сумкой спешащего вора,
В блистательном взгляде вора,
Я буду искать под забором
Троящийся слепок «вчера».

В огниве разметанной ночи,
На облаке жуткой ночи
Се, ангел блаженствует. Впрочем
Он точит из света мечи,

Которыми путь прорублю я
В базарах, лесах, площадях.
И стану на плахе июля,
Где может меня пощадят.

Я стану искать тебя прежде,
Еще до исканья тебя.
И ангел прильнет не к одежде,
А к силе прозрачной дождя.

В растеньях, сугробах, подвалах,
Где скомкана гордая речь,
Наверное, будет мне мало
У ангела взять его меч.

И воздух пещерный забытый
Как пешая жизнь моряка.
Из черного мрамора плиты –
Встают за спиной облака.

На белых пространствах, на месте,
Где только что была свеча,
Горит в моей милой невесте
Ожог неземного меча.


***

В домишке мерянном, разлитым севером
живет старик.
В его проклятии - в его дыхании
огонь скрипит.
Его пустыня, его гордыня, его бесшумный
следящий глаз -
как ночь развалин. Куда направить?
Куда быть глазу? Куда - сейчас?
Огонь - пустыня, старик не вынул
из двух карманов другой карман.
А если север возьмет обратно
свой белый храм?
Старик разыщет в своем дырявом,
в своем дырявом от глаз окне
тот новый север, что был отмерян
наедине.
Вот так и режет сухим морозом сухую мысль.
Старик недвижим, скале достоин. В окне сбылись
его движенье, его смиренье.
Течет вода
на край ресницы. Падем ли ниц мы
и навсегда
в бесшумность глаза, в отцовий слепок, в гранитный вид?
Ведь север помнит не устоявших.
Старик сидит.
На том ли месте бывало место судьбы и зла?
Растут деревья, растет ребенок, растут глаза.
Стрик невидим. А утро синим
вонзает грусть
под сердце, в сердце, над сердцем. Были.
Ну, были – пусть.
Еще бы север промолвил слово, прослыл мечтой.
Но что же будет в сугробе буден –
свое ничто?
Сжимая радость в беззвучном теле, в бесшумный глаз,
старик – пустыня. Окно разбито. Окно в сейчас.


***

Колок мороз, как лист со словом.
Боже, ведь правда, ночь сурова:
горько и благо, город горек.
Небо успело выйти в море.

Как без него – лишь дно да стая
рыб. Досчитаю их до ста я,
там и посмотрим. Живы, ладно.
Темная речь не видит правды.

Мир-котлован себя же крутит –
время по кругу кольца-руки.
Тень ото дня не спрячет солнце,
солнце, похоже, тоже кольца.

Крик обнесет страну без крика,
сплошь лепестки в крови безлики.
Мог стебелек стряхнуть былое.
Как же теперь, теперь их двое –

стебель, стена. Стоят, ни слова.
Движутся руки – все в лиловом,
землю крутили, точно в сердце.
Нет, не в моем, в моем - ни дверцы.

Горе, о Боже – ночь сурова.
Впрочем, искрится город новый.
Время – не время, небо – благо,
в мир рукоплещет черной влагой.

Живы – и ладно. Холод крепнет,
вот одуванчик – страх и трепет.
Вот моя речь – темна до боли.
День или ночь на кровь смололи?


***

Я спросил тебя, где слеза запела,
где запело время, где огонь завыл.
Череда отцов заселилась в солнце.
Черноземный хохот безответно рыл

горе-поле меди, ширину ответа
на вопрос дороги в первозванный рай.
Я позвал тебя, было полдороги,
остальные пол ты поди узнай.

Ты огонь забыла, ты землю искала,
ты ножу сулила превратиться в меч.
На краю нагнала островерхий город,
этот город помнит, как трясину, речь

человека в темном черноземном теле.
Открывай, моя, свой широплечий свод.
На него взвалю я остальную осень:
небо-смерть, небо-меч, небо вод.

Я спрошу тебя: а теперь готова
ты запеть в меня, ты запеть огонь.
Убегают земли, убегают слезы.
Потирает солнце сединой ладонь.


***

Лист опадает, опадает лист,
с желтым лицом он калекой вниз.
Лист опадает, горит молва
ртами осенними у столба.
Столб непокрашенный, столб немой,
столб выдает за стоянье свой
скромный оттенок небытия,
ходит вокруг столбовая земля.
Лист опадает, опадают и сны,
опадают кресты, опадают сыны.
Вешает мать свою тень на столбе.
Горе опало повсюду, везде.
Мир опадает, опадают столбы,
лист опадает и будто на вы
землю, и мать, и сынов назовет.
Лист опадает в последний полет.
Кажется, сел на листочек снежок –
белое платье, корона, ожог.
Белые ветры, хранимая даль,
лучшую землю на выданье дай,
Господи святый. Крошится зима
годами, твердью. Не ты ли взымал
лист опадающий с сердца земли,
столб, на котором наощупь цвели
тысячи желтых листиков-язв.
Тысячи лет неминуема связь.
Лист опадает, лист дрожит.
Дерево знает своих чужих.


***

Быть может, ты белое платье сожжешь с себя,
И срок уведет нас к морским удивленным землям.
Я буду вести под тугие уздцы коня,
Он будет топтать безнадежное наше время.

А может копыта песок бережной сковать?
И нужно ли всем кораблям у судьбы толпиться?
Больна ты, как только болеет мать,
Водя как по миру по савану мертвой спицей.

Тебя увели по кускам, замели как дом.
И где моя радость? - в тебе, не презревшей небо.
И с Богом мы, плача надрывно, сошлись на том,
Что слово в рождении – точно как платье бело.

И в ночь ты прибудешь оттуда, где свет живой,
А я, я открою по миру все точки зрений.
В одной этой точке, что Бог назовет душой,
Мы будем с тобой, на потоп собираясь, - звери.

Быть может, я белое платье найду тебе
И сам его смерю кинжалом, ушедшим летом.
И конь наш стоит, он готовый к любой борьбе.
И слезы текут как горячая в полдень Лета.


***

любви напоследок взять,
и Бог говорит - держи
законную, млечную связь,
раскатом идущую жизнь.

в огнях околевшей грязи,
на выдох - ни слова нет.
в этой моей связи
и меня больше словно нет.

прекрасно завит плетень
в глазах у людской зари.
устроится эта тень
вместо любой любви?

не взять, не отнять, не свыть
на гордый скелет луны.
и нет продолженья быть
с этой моей стороны.

к чему же приблизился он,
раскатный, живущий - где?
наверное, это дом
в этой его стороне.

и сном не изведан - век,
доживший до стали дней.
иному не снился рек
метущийся голос - в ней.

иному не знать, не взять
любовь в продолженье - быть
как ты, междуречья связь.
нигде тебя не добыть.


***

дождь закончился. брошены все пути.
над толпой одиноких солнце встает с земли.
и дышать остается тебе и немного мне –
как черным китам в великой их глубине.

дождь не начался. листья идут судьбой
на долгую жизнь – как и любой святой.
зеленый скелет останется и после нас.
ты говоришь о вечном, я говорю сейчас.

несколько лет идет он - нескончаемый дождь.
будто бы Бог вонзил в небо тупой нож.
несколько лет дождя - несколько переправ
через твои глаза и кровь городских трав.

дождь не похож на место любой любви.
только Бог и его святые в дожде могли
искать свое слово, разорванное до кости.
тебя еще ждут, наверно, у любой двери.

дождь закончился. начался. и опять
не отдать тебя улицам мокрым, не обнять.
это смерть вырывает из неба нож.
это дождь и любовь смешались на дне подошв.


***

Звезда висела над страной,
тянулся гордо лук, и стрелы
сломались. И слепой слюной
свисал огрызок лунный белый.

Еще прождать который час
тебя, украсть, убить. Не встретить.
А ночь растит уже сейчас
сплав места, времени и меди.

Пройти от горькой тьмы до тьмы.
Святой чертой назначен холод.
Коснуться - значит знать, что мы
Для света дней еще не повод.

Тебя, которой лес молчит,
которой реки кормят море,
Не ждать, а быть. Сейчас молчи,
сейчас молчи, родное горе.

До солнца нет пути и лет,
потратив кои можно выжить.
Вагон один, один билет
горит в руке вонючей жижей.

Уехать. Нет. Катись слюной
слепой луны на рок дороги.
А ты? Ты будешь мне любой?
Женой, рекой, топящей многих.

Звезда висит. Звезда страны.
И ночь стоит немой осанкой.
И я стою. Стоят равны
Любой тебя луны останки.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney