РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Илья Рывкин

gedichte 2016

01-04-2017 : редактор - Женя Риц





Семеновка

поутру пулеметы трещат как сороки
искромсаные вишни обрубками ветвей
приветствует невидимое светило

терриконы купаются в тумане узкая ступня
клеопатры тонет в верблюжьем молоке чан на плечах нубийцев
здесь и пирамиды черны

природа оружия это забытье истаивание
форм обнажение арматуры ржа пропитала бетон
на сантиметр из такого же сплава

решетки на узких окнах психиатрического
диспансера в семёновке потом вошли
русские и слезы заключенных безумцев

отлились в алюминий оплавленный взрывами
что тебе до неповоротливости солнца
чернеющего от кокса

лучи на руинах советских строений это
поцелуй сераписа след варварского сапога и есть
метка классики смотри как наш двадцатый

век становится новой античностью только
покончить бы со свободой боль сперва
мучительна потом входит в тело как нож в масло

плыви с ней на ладье по снежному нилу наслаждайся
запахом горящей кожи под раскаленным металлом
выжигающим клеймо раба


Восточная Европа

Восточная Европа
на самолетах и во сне
триста метров между вдохом
выдохом пассажира
не более чем ветер

широкоглазый подросток
ночует в хостелах
белье пропитывается телом
как автор говорением

простыня разметка территории или
туши материка вот
складка восточной европы
нет ничего интимнее границ

наши отношения поверхностны фактически
это взаимное измерения квадратного
метража кожи на карте check-ins
обозначены пунктиром
птичьи следы

керкира одесса киев
таллинн берлин закат
взбирается по ноге
a приземляясь слышит
как спалось ваше высочество


Поверхностность

перелеты последовательность фрагментов
близких друг-другу как рога и шляпа

политическое животное на ореховой
скорлупе океан покачивает сушу

любое это женщина кормит
минотавра бондаж речи

говорить без узлов
поверхность без глубины
окно без стороны


Три сонета про русалку и пирата

I


русалка любит пирата пятится пифагор
люди стирают себя
сколько поместит в животе
туши козла противоземля

время это судорога на буксире
сирия психика меня рукава
автомобили трутся о теплый воздух
уткнувшись в мягкую подушку мы

реки текут через тело решето
страдают слова житель враждебен
обоим воюющим сторонам

суслики знают друг-друга
под нарисованным небом
любуюсь венерою по вечерам

II

пират изгнанник на бумаге
ловил за хвост тень ящерицы
спасает бесцветность

пустырь подразумевает вдох
объем небес в зрачке
морехода больше

девственных лесов там иезуит
преподает индейцу барочные
кантаты маг во сне
неизвестное растение

ничто не происходит одновременно
тело сглазившее себя
родственно солнцу это русалки
анатомическая красота

III

головокружение над водой
пират превращен дионисом
в дельфина доплыть бы до берега
но берега нет и не будет

о невероятная свобода хвостового
стебля в пучине знания
от углекислоты кровь темнеет
не вдохнешь и не выдохнешь не вознамерившись

мы радуга на поверхности капель
летейских на них боги поклялись
афродита опираясь о излив крана ступает
на кафель розовый как халат с чужого плеча

тебе же плыть через океан тоски
отражающего черные небеса


Луковица

I


он и она соленые слои луковица из простыни одеяла эпителия ощущаемое – наволочка самопознание пуха гагачьего

ты с ножом воображаемая шашка над кроватью ковер на глухой стене за ней подъезд разбомбленный во время последней войны

взгляд в спину всегда преломлен жидкой линзой слез оптика неприятия при замерзании вершины колют грани режут

пух гагачий cуть тихих снов в полынье лодки чаинки подстриженные ресницы бодхидхармы

II

пророк говорит лицемеры люди
с людьми и демоны с демонами
маска под маской под плёнчатой
чешуей чешуя лицемерие
слоится слоится сна ткань

каждую пелену поднимая
не встретишь ни лица
настоящего ни пустоты
лишь провокацию роста отрицательный
ряд фибоначчи кредит то есть долг

луковица минарет выстреливает зеленым
чтоб ты расплакалась
чтоб потекли ручейки тушью окрашенные


Волшебный Олень

волшебный олень пасется на семицветных мхах
золотых болотах не знаю
где солнце не заходит но оно неотличимо
от черного неба звёзды от оленьих копыт
слои мумифицированных останков керамики
металлических орудий украшений
идолов от слоёв песка

да и некому отличать
все вожделеют сияющего оленя все
охотятся на него
буквы рога
кровь огонь
а глаза это твои глаза


20.12.16 – Пакистанец

мужчина южноазиатского типа на вид около тридцати рост ниже среднего худощавый волосы прямые черные кожа темная волосяной покров на лице отсутствует форма лица овальная строение глазной щели миндалевидное цвет радужки черный степень раскрытия глазной щели средняя нос прямой средний высота губ больше средней положение верхней губы нормальное особенностей нет контур смыкания губ прямой ушные раковины большие мочка сросшаяся со щекой

подходит на перекрестке глядя исподлобья просит еду мы вместе заходим в супермаркет покупаю хлеб бананы воду от пива незнакомец отказывается говорит мол из пакистана желает подать на убежище но ответственное ведомство сегодня закрыто ночевать будет в cкверике там они торгуют наркотой и молятся как-то вечером в темной глубине парка слышал крик муэдзина “он был ничтожен без имени не знал для чего он создан” нет мы мельчайшие частицы грязи несомые ураганным дуновением всевышнего

это не мой знакомый направил вчера грузовик на людей гулявших с детьми среди шоколадных яблок пряничных домиков и стеклянных ангелов


Под Мемориальной Церковью Кайзера Вильгельма После Теракта

до цветов по асфальту
до свечей под землей
загубленные души не более
сияния недотроги огонь
не жжет цветы тают от
прикосновения

синие реки под кожей ресницы накрашены
человек по смерти человек поскольку
живым гнушался вечностью там
вопросительный знак перевернутый
рыболовный крючок

кровью мостовую умыли и нас
мертвые за руку отвели в умывальню
отвратительно не плачь
не плачь мати

неотразим аромат цветов трупов
свечей транссексуалка в малиновом
бормочет на непонятном
наречии love is stronger
than hate оптимистка
нет ничего слабее любви


Баллада про европейские звезды

десять верблюдов было
у отца моего
двадцать автомобилей
не осталось ни одного

я пас стада отца моего
мешки опунций катал
на разрисованном автомобиле
пока не пришел федерал

от грохота бомб бежали стада
я беглецов искал
а тех, которых находил
из автомата добивал

долог путь от а до я
в египет на грузовике
горы родные покинув я
отправился налегке

в александрии огнем торговал
готовил арабам еду
помню как по колено в снегу
через балканы иду

тело мое и белый снег
какао и кокос
черное небо и стразы на нем
европейских звезд

теперь я в стране где сделаны
автомобили отца
и бомбы взрывов которых
испугалась овца


Равноденствие

эта дрожь воздуха над гравием
скрежет уходящего поезда вклинивается в перекличку цикад
поезд большая цикада
a корова отвечает паровозному гудку

каково слово слива роза венок хмеля нить бисера ткань тлеющих листов голоса та наблюдательница благодаря
которой на золотой поверхности огня отображаемся


Азамкирхе

давай считать звезды на небесах
сперматозоиды в яйцах авраама
небо не тело телесность соотношение
метров ветра к миллиметру осадков
тело состоит из метафор тело
ритуальная драма
о страсти
немногих

о барочные райские джунгли на позолоченных лианах вместо мартышек ангелочки качаются
прямохождение чудо
светляки передвигаются
по фарфоровому позвоночнику исаака
голубица змея на черепе
а одна из колонн перед входом стерта нищим

разбойница заточена в стене монастыря
сквозь решётку смотрит на усмотрение себя


* * *

касаться мира паучьей лапкой тонкой такой и что и паре демонов тесно в обнимку сидеть на краю
а мир словарной грибницей оплетает мою пустоту черное тело восторга лужи замерзшей ила цветка называвшегося куриная слепота


Мюнхен

да ярмарочные астры восторг эфемерен
как пар над раскалённой площадью после ливня поспешившего кончится
сладкому запаху тела на пустом подлокотнике
здесь луна буржуазна и звезды
довоенная бижутерия но созвездия одинокие люди в кафе

если книги товар то я
куплю осьминога
лимона льда в красном вине приготовлю душу свою полюблю
длинноногое чудо в блестках
тёплый католический камень


* * *

дай года три стану веткой машущей электричке
у ржавой платформы разговоры пропитаны человеческой кровью а
государство бинт которым
перетянуты ноги китаянки чтоб не росли
горшок для выращивания придворных уродов
потому-то и остаёмся детьми до смерти


* * *

растревоженный гогот голосов из пивных расправляй крылья гусь ты везде найдёшь корм попадёшь на тарелку туристу
таковы границы витрувианского человека хрупкие как велосипед


* * *

будущее смотрит на мальчика заснеженные километры озёрной поверхности кубокилометры мерзлого тумана воздух вода и земля целуются втроём

не огонь его отражение в черном озере мороз соединяет атомы моего тела на ощупь оно мокрый снег но обжигает противопожарная лестница при минус сорока вот и отнимем сорок

бесформенное тело заметает колею трактора гноит газету на первой странице манифест фронта растений далее сводки саботажа и непрекращающиеся партизанской войны


* * *

выбирай книгу – чтоб поля пошире
галерею – не более трех картин
для тебя едниственной в целом мире введен карантин

что-то в этой блаженной нехватке
более чем в полноте
напоминает твои повадки не те

на стену белую смотришь в оба
чтоб не проглядеть белизну
буквы – гуси, а строки – пусть небоскребы!

не усну


* * *

огненные головы а тела распластаны под
тяжестью собственной белизны
мы держимся за руки это ноги лемуров

по планетарной изнанке бежим на них
в розовом городе цветы вместо икон
вместо моря в твоем имени купаюсь


* * *

тентакль космического осьминога пытается
нащупать живое но космос необитаем ах
звездные паруса вагнеровское дыхание
зигфрид с цветущей веткой в руке
и светлым мечем в другой склоняется над
водой под водой сокровище призрак ты рога в кругу безначалие
каждого атома видно при наблюдении сквозь череп быка
рога не видны вне круга
фрагменты несуществующего мягко
ступают по воображаемому водоразделу не подавиться б
частями тела буквами


Дурак

молчи дурак
аромат цветка в руке подобен запахам
бездны ты пробуешь ее температуру
одной ногой

распушилась нить
из которой связана твоя кукла
называемая чрезмерностью
пес вцепился в солнечное сплетение
и не отпускäает мысли это спазмы

судороги безумный тристан валяется
в струпьях перед дворцом ты его не узнаешь
как чаша не знает ни вина налитого
в нее ни того кто пьет


Повешенный

человеческая природа минус слово клетка для птицы а лиса выходит ночью на охоту за зайцами благословенными афродитой из старой канализации в пропитанный мочой и пивом парк
смерть только твое отражение слезы грунта умывают титанические зрачки землистую радужку сложи ноги четверкой в память о четвероногости раскинь руки для нежных объятий сестры пустоты
каждое слово этого стиха железная скоба гвоздь воткнутый в тело орудие пытки


Авгур

предсказатель вскрывает собственную грудную
клетку реберно-хрящевой нож в кулаке
подобен намеченной линии движения орла
с запада на восток

удивительно как могут два авгура не
засмеяться глядя друг другу в глаза
северово ребро грудные фасции города
опрокинутого в лужу сукровицы и хохот нимф

без усилия поворачивает лезвие
внутрь к срединной линии потом к голове
пространство груди раскрыто
что та астра в берлине двадцатых

предсказатель вынимает свое сердце
его освещают негреющие лучи
варвары снимают стан и уходят
дымят алтари господа пана


Влюбленные

свет состоит из боли тело распадается на кванты и снова становится светом наркоман бросает шприц женщина прилюдно расстегивает мужчине штаны кладет ему ноги на плечи мужчина лижет ей обувь
сиамские близнецы вслепую определяют буквы ненаписанного стиха на лицах груди гениталиях друг-друга все завидуют любовникам куклы пляшут под песню о них ветер дракон откладывает сияющее яйцо третье из двух ангел или юный супруг психеи наконечники стрел неразличимы среди золотистых змеек они сама незраличимость
сминаю твой текст чувствую удар сокрушающий
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney