РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВАнна Гальберштадт
двадцать три сна
05-04-2021 : редактор - Владимир Коркунов
* * *
В русской истории много славных женщин.
У убиенного царя Петра Третьего
была жена Катя.
Она была не глупее покойного,
переписывалась с Вольтером
и Дидро,
любила Губера Робера,
основала Академию Художеств,
писала драмы и либретто
и еще кой чего.
Полька Мари, жена физика Пьера Кюри,
наукой занималась небезуспешно,
радиоактивность с мужем они обнаружили вдвоем.
Наташа, подруга известного художника-лучиста Ларионова,
тоже неплохо рисовала.
Жена Николая Гумилева Аня
стишки писала.
Супруга Эфрона, Марина с челкой,
пожалуй, переплюнула поэтов многих.
Надюша, супруга Ильича,
страдала базедовой болезнью,
и пролетариата жизнь улучшить
надеялась вотще.
Особенно радела о создании условий человеческих
для дружбы и любви,
которой ей немного доставалось.
Блондинка Любочка, супруга режиссера Александрова,
неплохо пела и плясала,
усатый сухорукий вождь ее любил.
Подруга Никиты, Катерина, с сиськами марксистскими
дружила с Неизвестным (скульптором)
и поэтом Евтушенко.
Единственная баба, у которой фамилия своя была,
Валька боевая Терешкова —
тут недавно речь толкала на вернисаже в Лондоне,
на выставке в честь советских космонавтов.
Она сказала там, что плана, как корабль
обратно на землю посадить,
у ученых не было.
Корабль ее сошел с орбиты и чуть в открытый космос
не унесся.
Доблестная Валька в отчаянии, что она сгорит
вместе с ее капсулой размером с небольшое кресло,
по радио все же как-то договорилась
с теми, кто был на земле.
И корабль вернули на орбиту.
Валюша в свои уж немолодые годы в Лондоне
шикарно выглядела — стройна,
в костюмчике зеленом, с прической хоть куда.
Правда, она потом, после полета, еще ребенка родила
от космонавта Николаева.
Но это не суть важно.
Валюшка Терешкова не хуже Лайки, Гагарина и Королева
Родине службу сослужила.
Инструкции монаха
Вы должны приехать ко мне.
Сядьте в зеленый поезд до Такаямы,
пойдите в гору,
там 144 ступени до верха,
возьмите с собой 2 бутылки родниковой воды,
5 зеленых яблок,
15 красных виноградин.
Пересчитайте доски
в деревянном заборе,
вдохните аромат жасмина
у террасы.
Поклонитесь три раза
маленькому домашнему божеству
полосатому, с зелеными глазами.
Сядьте,
закройте глаза,
вдохните горный воздух —
он струится из распахнутого окна
за моим креслом.
Расскажите, что привело вас ко мне
и чем могу помочь.
Не требуйте, чтобы я нашел решение вашей проблемы,
вместо этого повторите свой вопрос
голосами всех членов вашей семьи
дважды.
После этого отправляйтесь домой,
ложитесь спать —
вам приснятся двадцать три сна,
проснитесь и вспомните три фрагмента —
кошачий хвост, виляющий из-за угла,
любовника из прошлого,
лежащего на раскладушке
в палатке,
как в летнем лагере,
и в темноте зовущего вас шепотом,
мамино крепдешиновое платье,
синее в белый горох,
теплую ножку годовалой девочки в вашей ладони.
Вам приснится новый сон из этих фрагментов.
Запишите его на линованной странице
из рисовой бумаги с водяным знаком лотоса
и принесите ее мне
на следующей неделе,
чтобы я помог вам разгадать
вашу головоломку.
После того,
Как мы закончим нашу беседу,
мой ученый ворон
сядет на ваше левое плечо
и нашепчет ответ вам на ухо.
Сон в зимнюю ночь во время пандемии
Елене Фанайловой
Во сне толпа стояла то ли в галерее, то ли у стойки бара.
Помню, на мне было что-то нарядное, вроде бархатного
декольте, и рядом стояли все-те же, приятели, знакомые,
поклонники искусств и муз, что и всегда.
Вот три из Шолом Алейхема вдовы, все в шляпках,
малышка в бантах на руках,
профессиональный бабник-пиздострадатель
с улыбкой сладкой на устах.
Усатый бармен наливает, тетушка виновника чего?
Юбилейного банкета в ресторане с цыганским трио,
а может, кого? Живописца насмешливого, несет букет осенних астр,
прижимая оный к выдающемуся бюсту. Куда девать букет?
И тут среди стоящих я замечаю тебя, ты стоишь спиной ко мне —
среди людей с бокалами, вижу тебя в профиль, ты молодой еще,
лет тридцати шести, такой, но не совсем такой, без ранней седины,
гляжу на тебя, все еще в профиль, прикуривающего запретную сигарету,
и ты лукаво мне улыбаешься,
как в былые времена, когда преподносил сюрприз —
мол, знай таких, как мы.
И снова снится тот же то ли ресторан, то ли вернисаж,
может, день рождения или поэтическое чтение в честь
мертвецов, стоящих в обнимку с особняками, или
просто так я оказалась в знакомой joint,
где кто-то придумал оформить вход на второй этаж
в виде то ли трубы, то ли вагины, обрамленной красным
плюшевым занавесом.
И лампочки, слепящие даже во сне, освещают вход на этаж,
похожий на декорацию в провинциальном театре, где ставят водевиль.
И пирожки дают в антракте.
И снова вижу, ты явился,
и также тихо стоишь среди посетителей
или гостей, и голову неседую кудрявую склонив,
молча улыбаешься. Как долго ты не являлся
и кто ты, любимый? Тот или другой, или и тот,
и этот, любимый мой. Я подхожу и говорю —
Как рада я тебе, ты не забыл!
Thank you so much for thinking of me…
L’education sentimentale
Спасибо родителям,
они меня вообще-то не воспитывали
мама работала, училась по вечерам.
Папа, потерявший всех близких,
переживал со мной
второе детство — по его же словам.
В пять лет я свободно читала
взрослые книжки,
непонятно что в них понимая —
«Блеск и нищету куртизанок»
Бальзака, вперемежку с ласточкой Бианки.
Первую картинку с изображением
обнаженной женщины увидела в книге «Гойя» Фейхтвангера,
потом годами мечтала
увидеть коллекцию Прадо.
Но вот что такое менструация
толком даже в зрелые почти двенадцать не знала.
Кажется, что-то стыдное —
девочки сидят на лавочке во время урока физкультуры,
а мальчики дебильные хихикают.
Отец, профессор биологии,
который преподавал на факультетах
естественных наук и медицины,
не потрудился объяснить ребенку,
а мама, как всегда, была
замучена учебой и командировками.
Однажды, проснувшись в воскресенье
в окровавленной родительской постели,
пока они ходили за покупками,
я зарыдала в ужасе.
И дальше, все, что касалось
секса, беременности и средств
против зачатия,
в студенческой общаге
было ненамного лучше.
Мама ничего не запрещала,
не объясняла,
но старательно отрывала меня
в семнадцать лет
от первого серьезного парня
любимого.
Правда, и его родительница,
секретарь райкома одного Московского района,
планировала династическое бракосочетание
для Коленьки,
а не брак с еврейкой.
Все закончилось благополучно —
астенический синдром
и санаторий вместо
летних лагерей,
у молодого человека
девушка приехала в Москву учиться,
поезд к тому времени уже ушел
в обратном направлении.
В остатке — два несчастливых брака
два развода.
Депрессией, политой алкоголем
и еще одним бездарным браком,
закончилось у Коли.
Фрустрацией
и иммиграцией в Америку с ребенком,
но без папы, у меня.
* * *
Мы живем в средневековые времена,
за окном свирепствует ковидная чума
говорят, в Москве непроходимые сугробы намела пурга,
Ирка жалуется, что дворники не убирают снег,
взаперти сидит,
третий день жует черствый хлеб.
А у нас в Капитолии колом вышибает дверь
обезумевшая фашиствующая чернь,
на снимке — пожилая конгрессменша
в шанелевском костюмчике
в полуобмороке распростерта на полу,
молодой коллега рядом держит ее руку,
утешает, а в ротонду круглую
забаррикадированную изнутри
с четырех сторон ломятся
персонажи Босха с раскрашенными лицами,
со шлемами рогатыми,
в мехах,
ржут, фотографируются,
руки отбивают у скульптур,
красным огнетушителем полицейского
насмерть бьют по голове,
один из штурмовиков ликует,
позирует, ноги в кованых
военных башмаках
задрав на стол Пелоси
в кабинете Speaker of the House.
14 января 2021 г.
* * *
Слушаю безупречно красивые стихи,
построенные не хуже
скульптуры амазонки Фидия,
там есть лирический герой,
горюющий
об уходящем себе,
об эпохе безвременья,
о сладком, ставшем горьким
дыме отечества,
а втайне — об исчезнувшем из магазинов
горьком шоколаде
и французском сыре с плесенью,
и все же я слушаю эти
прекрасные стихи,
а в голову мне лезут мальчики
и девочки, и старички кровавые,
они хрипят в госпиталях,
а мы — мы стали равнодушными
к сообщениям о смертях.
Они, как у усатого вождя,
стали горестной статистикой.
Вчера в Кеймарте
стояла в очереди в кассу
с корзинкой, полной дребедени, —
совка с метелкой,
штопора и ножниц для разрезания веревок,
кастрюли нужного размера
не оказалось там.
Какой-то лысеющий мужчина
с бегающим взглядом
стал кричать мне,
что я стою не на этом,
не на правильном
оранжевом квадрате,
наклеенном на кафель.
Тут я заметила,
что его порванная маска
просто была резинкой,
перехвачена посередине
на его лице,
не прикрывая ни его нос,
ни рот —
просто голубой квадрат.
Я что-то попыталась объяснить
разгневанному гражданину,
но тут же вспомнила,
что с сумасшедшими не спорят.
Боюсь, лирический герой наш устарел
со своими воздыханиями,
стенаниями о беге времени
и музе в карантине.
А мы,
мы отупели безнадежно,
что испитой герой,
которому до фени все,
кроме чахлого фимиама
и лайков последних могикан,
что героиня лирическая
на полуопустевшей сцене.
Она пытается изящно
отставив ножку
в дезабилье
в обморок упасть,
ведь больше ей нечего сказать.
Аааах!
Пляска святого Витта пандемии —
у ней такая маленькая грудь,
где феминизм, где просто
сострадание к близким,
просто порядочность?
О времена, о нравы,
не учите меня, как жить,
Маруся, Роза, Рая,
а не хотите, так катитесь
охотничьей колбаской
хоть по Бродвею!
Я тебе не верю больше!
Хоть по Малой Спасской!
Мадам в маске Луи Виттон,
не заслоняйте кассу
вашим баркасом!
А вы валите к себе в Одессу!
Эй мамбо!
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney