РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВДаниил Золотухин
Восточно-славянский Апокалипсис
08-04-2024 : редактор - Кирилл Пейсиков
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА НА ИМЯ ДИРЕКТОРА
Домов не помню. Помню дом.
Шёл снег. Стоял пацан,
смотрел серебряным лицом
во двор и в небо, как в Коран.
Кружились суфии-снежинки.
Крепчал февральский сатана.
Перчатки оторвались от резинки.
Пылали небом очи пацана.
Двор развернулся внутрь,
и кирпичом упала память.
Порядок вечеров и утр
ушёл под лёд на речке Каме.
Из дома номер семь напротив
сквозь линии электропередач
росла мечеть, и как бы вроде
ответ не требовал задач.
Дано: курлыки голубей, мороз,
прохожий взгляд без автора
и буквы жёлтые в снегу. Вопрос:
что с серебром Аллаха будет завтра?
ПРОВИНЦИЯ НЕБА
Сегодня чей-то день рождения.
Сегодня небо выше вышины.
Цветов вечернее кипение,
и трутся у подъезда пацаны.
Не спится им и хочется домой.
В антизените ангельские тени
колышутся над ними. Надо мной
такой пейзаж. Такой портрет. Смятение.
Двор выровнен московскою рукой.
Окно в окно, и сломаны качели.
Да, Левитан знал вечность, но покой
здесь лучше выдумать сумели.
Как быть от вечера до августа?
О, сумерки — единая природа!
А выйду я? А скиньте мяч, пожалуйста.
В горах твердеет горная порода.
И речка далеко, и на зубах песок.
В глазах и в небе та же киноварь.
Как изловчился ангел под шумок:
пырнул и растворился тварь.
А пацаны лежат в антизените,
в кипении бессмысленных цветов.
Ну, чо стоим? Стреляйте в падлу и тащите
побольше водки. Щас помянем пацанов.
Ещё полночи ждать до августа:
действительно единая природа…
А пацаны споют нам. Ну, пожалуйста.
Для нас и для небесного народа.
ВОСТОЧНО-СЛАВЯНСКИЙ АПОКАЛИПСИС
1.
***
На что мне государь?
Аз буки веди…
Я выучил словарь
и победил победы.
2.
МОЛИТВА №1
Абырвалг, Господи, Абырвалг.
Научи же меня повторить.
Всё, что сказано, всё перемолено.
Мне без умолку хочется пить.
Что нам неизвестно, то здесь и дозволено.
Наступает небесное войско.
Отступают глаголы, рифмуются в бой.
От Тбилиси до Томска.
Расступается небо земное.
В темноте троеперстие чертит
Ангелический круг и георгиевский крест.
Наизусть повторится Господнее лето.
Разгорается праведным гневом и вторится текст.
За печатью – печать, за печатью – огонь:
серафим узнаёт серафима.
сквозь лицо человечье проносится конь,
рыжевеет, бледнеет, проносится мимо.
Просыпается память эдемская,
и слова прорастают из глины.
Возвращаются люди из снежного Энска,
убегая взаимного взгляда Полыни.
Где как спрячешься, где угадаешь –
в канцеляриях неба дается отчёт
круглый год от зимы до зимы и до мая.
Отчий шёпот творится, как мёд,
Растекается медленно по именам,
Проступает сквозь жилы, и только так
Генеральный перевыполняется план.
Разреши доложить, происходит бардак.
Молоко и кисель протекают навстречу.
Козлоногий сынок сочиняет молитву.
Скоро кончится вечер, не кончится вечер.
В промежутках расходится битва:
За Москву и на Калке сражаются тезки
Гавриил, Даниил, Михаил, Рафаил.
Бусурмане уходят в ледовую плоскость
Из горячей Сибири — за мраморный Нил.
Крутани этот стол еще раз.
Пусть покажутся корни под будущим,
как в Софии проходит намаз,
как порядковый номер нам мыслится сущим
— Эй, все ухнем! — и раз, ещё раз… —,
как язык обрубает себя, подает подающим.
По обычаю, тройка пылит по дорогам,
по степям песня песней ямщицкая длится.
От чужого Ефрата до огненной Волги
распростёрлись обломки ничейной столицы.
Очи чёрные, тройка, семёрка, туз
перемешаны архистратигом.
Невозможно прекрасен союз
Под пиково-апостольским ликом!
Всё, что знает огонь, он с собой заберёт.
И всё ближе, и ближе далёко.
Скоро тронется лёд, скоро тронется лёд.
Не спастись и не вытерпеть столько.
Повтори же меня, повтори.
Я стою так и сяк, как сокол, бел и наг.
Ни кола, ни двора и ни зги.
Абырвалг, Абырвалг, Абырвалг.
3.
862
Парад. Проспект. Январь.
Свет падает сквозь голову прохожих.
Смеётся свет. Выходит государь
и повторить себя не может.
Не тает снег на чёрных лицах.
Хоругви рассыпаются на атомы.
Глаголы выпадают из глазниц.
Из времени бегут сюда сарматы.
Над небом Гамаюн кружит, поёт.
Мы слышим нежно: мене, мене, фарес.
Один князь пал. Другой встаёт.
А третий – идиот – не отпускает фаллос.
Выходит новый государь.
Народ безмолвствует.
Непонимающе глядят товарищи в словарь.
Поэт — жидовствует.
Да здравствует инкогнито проклятый!
Горит в три тысячи двенадцатом году
Рождественка, Крещатик и Монмартр.
Крестьянин торжествует борозду.
Под плугом небо корчится.
Из облаков растёт изба.
Здесь происходит тождество,
и разверзаются гроба.
От отчества до отчества,
до окончанья словаря
наоборот лепечется пророчество:
не сотвори царя.
Зеница ока и рука владыка:
Не растворяется Москва, творится…
Смеётся свет — до растворенья лика.
Горят жандармов и гвардейцев лица.
Нева костром поднялась на дыбы.
Кричит младенцем Кировский завод.
Крестятся ангелы, бегут в Сибирь.
Мы не встречаем новый год.
Нас бесконечный государь прощает.
Нас окружают русские.
Неизречённый свет пылает,
И отовсюду слышны музыки.
Выходят из-за острова на стрежень
Все тридцать три. Все тридцать три
ждут Рюрика, чтоб Свет потешить —
вернуться восвояси из Руси.
Земля велика и обильна,
А наряда в ней нет и не будет.
4.
СМЕХ ЯРОСЛАВНЫ
Крылаты дворники России.
Крылато русское дворянство.
Растёт земля из небеси:
от неоплатонизма к неокантианству.
За клином — клин, за далью — даль:
гремят архангельские марши.
Мы переписаны в букварь
не позже времени, не раньше.
От холмов Грузии и до маньчжурских сопок
всех нас приветствуют славянки:
их взгляд, как морок, долог, голос — тонок!
Мы видим, слышим их от Якиманки.
На вкус их губы — кровь и молоко.
Их день и ночь заносит снег:
такое дикое природы рококо
никак не постигает человек.
Кончается всемирный перекур
И жизнь вся веселее, лучше, веселее
Нам дом родной не Барнаул
От Орлеана широка страна и до Гвинеи.
Варяг за нами впереди як по суху
торжественно ступает по Атлантике.
Из космоса шумит нам Римский-Корсаков
и мучится, и нежится в нетленном ватнике.
Навстречу нам двуглавое дворянство
кровавит небо, ворожит, волхвует.
Как хороши и страшны эти постоянства!
И от эона до эона — русский сабантуй!
Огонь в огне. Всё ближе лики бурлаков.
За пазухой — ни зги и птичье слово.
Над нами дворники как сорок сороков.
Как хорошо, что ничего не ново.
Чернеет небо подо льдом.
От века длится тризна.
Девичьи слёзы льются серебром —
и не рождается Отчизна.
Всемирный перекур окончен.
Растаяла на острове Буяне вся земля.
Славянские в самих себя глядятся очи.
А дальше — ни за что нельзя.
ВЕСЕННИЙ ЭКСПРЕССИОНИЗМ
Пространство неродное — глубокая утроба.
На веточках — весна. Плач голубей. Взлетает небо.
Родное беззаконие природы.
Черемуха — Геката. Губы Феба
всё в ветре повторяют поцелуй.
Всё — запахи цветов. Всё — солнце.
Мир повторяет праздник сабантуй.
Весна. Шаббат на сердце.
Аллилуйя.
ЭТЮД БЕЛОГО ЦВЕТА
Поднимается ветер — и губы летят:
с осторожностью первого взгляда.
Перекличка деревьев: наверх, и наверх, и назад.
Ничего не найти за метелью.
Всё снега — под ладонью не тает свет.
Всё как будто колымская правда,
всё как будто якутская совесть
награждают меня ясным взглядом.
И за белой поляной — молчание:
облака, облака, облака!
Как раскрытое небо —
рукотворное время — река.
Это птичье начало — отсутствие слова.
За деревьями свет, как вода за спиною.
Поднимается ветер — и губы летят,
как навстречу, на Родину, в снег.
МАРШ-ИСПОВЕДЬ
Сквозь дым, сквозь дым, сквозь дым.
Еда. Я — еду, еду, еду.
Там — вы. Там — вы. Там — ты.
Еда. Победа — деду.
Тамбов — Тобольск — Тамбов.
Железный конь. Товарищ волк.
Там — Бог. Там — боль. Там — Бог.
На — смерть. На — шаг. Нас — полк
Напой набат на бой,
нам, реввоенсовет.
Пиф-паф. Тик-так. Тук-тук. Постой,
па-па-ра, па-ра, па-па
па-паровоз в ответ.
Один отрежь — семь бед.
Народ - декрет. Земля - декрет.
Гори, гори, рассвет.
Из искры — пламя.
Как в воду — камень.
Что помнишь, память?
Ведь были ж схватки.
Скажи-ка, дя.
Скажи, скажи, скажи.
Скажи из матки.
Глаголом жди.
Пока идут дожди.
Ты только очень жди.
Зима. Челябинск. Белочехи.
Вагоны. Тиф. Тифлис.
Внимание — помехи.
В огне шумит Арагва. Вниз
везут в телеге Грибоеда
прочь — от заката, от рассвета.
Прекрасное — далеко.
Прекрасное — высоко.
Прекрасное — широко.
Как реки-горы в Африке.
На вкус - как каравай.
Ты — красненький и маленький.
В честь папы назван Рай.
Сквозь дым, сквозь дым, сквозь дым.
Смеялись кони-люди-кони.
Сдан пост. Сдан в кровь.
Дон сдан. Сдан Крым.
Амен. Аминь.
Всё — мы. Всё — мы. Все мы —
в одной ладони.
Прекрасное далеко.
Иных уж нет, а те далече.
Не будь жестоко.
Есть — путь во Млече.
КАРТИНА БЕЗ СЛОВ
Все умерли: ча-ща
теперь совсем не пишется.
Мне хочется борща.
Не хочется - но пишется.
Скрипит — рука. Глаз — видит море.
Вода твердит, твердеет.
Не за горами горе.
Земля мелеет.
Как голос обнищал
от чисел и бумаги.
кривятся чя и щя:
пусты, блаженны, наги.
А я?
я лошадь съедена в овраге.
ПРЕДЧУВСТВИЕ СНЕГА
Беременеет небо. Снятся сны.
Доходят до кипенья звезды.
От рук, от ног больной волны
Отречься поздно.
Анафора —
анафема — зима.
Мы предаемся ей.
От имени зерна
нам видится видней.
Вопрос — ответ. Ответ —
морское бормотание.
Морское бормотание —
поэт.
Мы — повторенье метра. Ритм
смываемой волной волны —
круглогодичный лимб.
Дымны как дымы ны.
Дома дежурят, сторожат,
ждут моря в теле камня.
Я — одноног
Я — одноглаз.
Головоног.
Меня во мне —
стожар.
Беременеет небо. Снятся сны.
Число, как слово, обрастает мясом.
Весна. Святое время седины.
Я — обрастаю рядом, лядом, лыком, салом,
перечисленьем, светом, глазом.
ПОЭТ
В.С.
Да нет меня и нет.
Как величает небо мышь подпольную?
Сыреет серость вольная.
Всё ждёт ответ.
Собрать крупу, махнуть хвостом,
молчанье расколоть.
Бежать, бежать потом.
Оторванный ломоть
от колобка, от каравая
жевать, жевать всю зиму
в норе — в кусочке рая,
об землю грея спину.
На нет — меня и нет.
Меня пусть минет, помянёт
нездешней жизни мышья беготня.
Наспех, на смех,
на да, на нет,
на всех —
навылет.
ЗАПИСКИ ОХОТНИКА
Глазами вниз
молчит сирень.
Навылет свист —
убит олень.
Ревнует ночь,
готовит тень.
Я рад помочь —
распят как день.
Растут дубы.
Идут снега.
Всегда судьбы
хрома нога.
Опять — весна.
Ползёт червяк.
Блестит блесна.
Я рад никак.
Единый взгляд —
Ку-ку, ку-ку.
Млечпуть есть сад
в одну строку.
Зимует свет
на неба дне.
Привет, привет
Несёт он мне.
Деревья — ять.
Пустуют пни.
Пора разнять
златые дни.
Растет звезда
и помнит все.
А смерть — всегда:
ещё-ещё.
Землится свет.
Глагол бежит.
Дороги нет.
Животный вид.
Снуёт зверьё
и ест меня.
Здесь все моё.
Я — часть огня.
ГРАЖДАНСКАЯ ПРИРОДА
Сижу. Идет весна. Шагает в ногу с небом.
Атака штыковая - ветер. Солнце - марш.
Вокруг меня вся будущая мебель
разломана: деревья, камни. Страшно.
Земля чернее крика. Птицы
громовещают нам с электропроводов:
эвакуация столицы.
Чужому времени сдан Китеж-град.
Сыреет пламя. Флаг опущен.
Последнее апрельское число подходит к горлу.
Твердеет взгляд. Кровь медленней. Кровь гуще.
Земля дрожит. Ночь разъедает гору.
Колокола церковные как кавалерия.
Отрубленный язык. Шипенье тишины.
Начало ледохода - знак неверия.
Воде, как смерти, все удивлены.
Один. Дышу слова. Май разгорается сильнее.
Я в окруженье леса.
Артподготовка - облака.
Над небом смерть белеет.
Прощай, январь. Не поминай никак.
РККА
Дышит земля крутобокая.
Толстая дева - бессонница.
Здешнее небо глубоко
По небу – красная конница
Брода не будет в огне, и нет
Змея под черепом конским.
Конница милая, ты в иллионский
Огнь облекаешь свет.
Песнями, после кровавым товаром
Будут тебя провожать в побег.
Мстить неразумным хозарам
Ныне сбирается вещий Олег.
РАННИЙ ПЕЙЗАЖ
Березы дышат тяжело
в тумане, в тишине. В отцовом взгляде
я не уснул. Мне повезло
пейзаж такой увидеть сзади.
За голой стороной холста
увидишь пыль. И белый цвет
зеленого промокшего листа.
На этот взгляд единственный ответ -
Черновики сегодняшнего дня.
Как хорошо, что день закончен
уже не будет. И меня
вновь отдадут во власть и многоточие .
Все облака - отцовое дыхание -
топорщат время земляное.
Дышу до времени заранее
все небо голубое.
Но это перед солнцем, утром. Вечером
Все будет здесь наоборот.
Тогда и воздух весь - предтеча
речей нечеловеческих, очей
надзвездных полон рот
отца молчащего со всех сторон.
Вода проходит мимо, ближе
к границе взгляда. Сон
кончается на записной отцовой книжке.
ПЕЙЗАЖ №3
За окнами мелькает тишина.
Земляне небо замечают по чуть-чуть.
Весна не дышит. В градуснике ртуть
в горячке сбилась, обозналась. Имена
сквозь словари влезают друг на друга.
Немой каннибализм письма –
не более привычки. И весьма
плоть зарифмована упруго,
когда врезается в число из часа.
Любое чтение суть поеданье мяса.
Невинного невидимого воздуха
я – образец, образчик. Стволовые клетки
врастают в поднебесный кожух
сквозь нераздельные телесные объедки.
под кожу – амальгаму – заползает время.
И близится сквозь окна тишина,
и учит наизусть, и учит имена.
Ртуть – родничок – пробило темя.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney