РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Виталий Юхименко

Склизкий моллюск

12-04-2012 : редактор - Женя Риц






Языковая среда

Мой язык, словно склизкий моллюск,
зажат между ушными раковинами.
Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем.
Мне трудно говорить: под языком
храню важное воспоминание.

Я сер, как и другие,
а возможно даже еще серее.
По мере того, как одинокая крупица памяти
обрастает перламутром,
тихое пространство надо мною заполняет океан.

Часы насекомых

Улитка хитрее других:
в ее голове-циферблате устроен секретик,
и если грозит опозданье, она
прячет стрелку-предателя, счет обнуляя.
Улитка домой не торопится.
Улыбка улитки нам лишь намекает,
что всех не спеша обвела вокруг пальца.

У мухи одно невезенье:
все стрелки погнула, свирепо на них опираясь,
выбираясь из мнимых сетей, опасаясь окна, спасаясь
от верной погибели. Да и потом – чем больше
ты тщишься успеть, чем резвее бежишь,
тем прытче крутится счетчик. Глядишь впопыхах,
а уже и увязла в сладком малиновом августе.

Пчела заостряет вниманье:
на личные выгоды не распыляясь, оттачивает сообща
торжество хоровых песнопений в делах коммунизма.
И знает пчела, что только пчеле
дано пригвоздить время намертво,
приколоть, как цветок, – и застынут в янтарном меду
улей, соты, собратья, поля и сияние спелого солнца.

Сочинение для голоса с камерным оркестром

Нет горизонта
стоит гарнизон
деревьев

Долгий у дальних дорог
перед порогами долг
нервы расшатаны дверью

– Всех отдайте-верните!
глаза опуская вниз
по склону холма горы жизни
устали мы ждать
отца мужа сына жену дочерь мать
себя

В окно ветка стучит
в стену балка
на ветке дрожит птичка
бедная птичка жалкая

Волосы убираешь со лба
руки сплетаешь в узел
просишь пощады прощения
отмщения воды хлеба
налицо истощение
скудность и худоба

кто слаб тот зол
время дорого
смолоду – золото
к старости – серебро

не по карману
военный камзол
последний грош отдаешь
волосы закладываешь
сердце-брошь
часы ворованные
кольца годичные

экипированы деревья
мы не ровня им

корни утрачены
ноги смиренные
под ногами травы
смятенные
крошевом прошлого
припорошены
отравлены
целебные

деревья молчат
из мокрых седых волос
силится выбраться
черный вороний крик

– Иди в дом! Спрячь глаза! Не смотри!

свет белый
свет грозный
свет громогласный
озарит обезглавит погаснет

В окно ветка стучит
в стену балка
на ветке дрожит птичка
бедная птичка жалкая

Канва для прелестных узоров

А у печали длинные юбки,
турецкие шали, угловатые плечи.

Пробует пальцами
сумерки млечные,
подбирает с подоконника пяльцы.

Золотой волос продевает
в игольное ушко голоса.
И не дышит вовсе.

Восковая луна поплыла.
Роняет на ситец слезы,
чтобы по ним вышивать
цветы и церковные купола.

* * *

Дедушка c умыслом приснился стоит
Что-то говорит а ничего не слышно непонятно
Одни пузыри идут
И тогда он начинает размахивать руками
Усердно силясь хотя бы вплавь приблизиться ко мне

Как тогда вся прозрачная Ира в больничном окне
После того страшного случая
Связи не было
А я пришел и долго ходил вокруг отделения
Не решаясь открыть свое присутствие

А дедушка решился и сказал: зачем
Устраивать пышное торжество
Чтобы потом через год-другой развестись?
Нарядные гости тут же отринули себя от тарелок и набросились на него
Как свора собак

Мы к обочине прижимаемся обходим их
Зажженной зажигалкой заслоняемся
Увидят собаки что огнем повелеваем и не посмеют напасть
Отступят

Здорово же мы испугались
Мы поджигали вату тайком от взрослых
Горящие хлопья в воздух бросали
А один пылающий клок угодил сестричке прямо на лицо
Брови ресницы челка – все начисто обгорело

– Что ходишь кругами – кричала мама –
Говори что случилось?
– Наш дедушка – сом

Мы стояли в оцепенении

Никто не хотел играть с Максимом.
Ему подарили на день рождения
бинокль, калейдоскоп и цветные фломастеры.
– Вынеси, покажи в своих руках.
– Дай посмотреть хоть одним глазком.
– Даже не станем их распаковывать.
Впустую выпрашивали мы, растягивая слова,
протягивая руки, оттягивая поражение.
А еще он нашел огромного жука-оленя.
Мы видели его утром: гладкий панцирь
и рога наперевес, редкая удача.
Потом Максим спрятал его в коробок
и не показывал никому-никому-никому.
Ну да, ну да, занесен в Красную книгу.
Мы с Максимом играть не хотели.
Он рогом уперся в коробку.
И во всем виновата Алеся.
Она бежала, как шестиногая паучиха,
или нет, как криволапая утка,
и, как мельница, размахивала руками,
под ноги не смотрела, неуклюжая каракатица.
Плашмя упала на асфальт, содрав колено.
Рыдающий рот на все лицо, платье задралось,
рана сочилась вызывающе.
Мы помогли ей встать, утешали, приложить подорожник хотели.
Но вдруг и вид, и запах крови подействовали.
У Оли глаза заблестели,
и она предложила, она
так спокойно-спокойно, словно
вытаскивая занозу, сказала:
– А давайте его прикончим!
Ваня побежал за камнем,
Максим пытался вырываться,
а мы стояли и смотрели во все глаза,
боясь пропустить закатное кровопролитие.

* * *

Хранитель публичной библиотеки
постиг хладнокровие бумаги и уходит.
Старенький пиджак его весь источен шепотами сквозняков.

«Я простой человек», – говорит он. –
«Обычный укладчик камня,
привычный к тяжестям и лишениям,
не гнушающийся любой работы».

Рискуя быть заживо погребенным,
он разбирал вековые завалы,
строил плотины книгохранилищ,
дамбы стеллажные возводил,
ограждающие простодушное зрение
от опасных стихий.

Его голос тих,
а помыслы соблюдают стройность
книжных корешков. Книжные коридоры
замедляют кровообращение.

Хранитель исчезает в дальнем темном углу истории.
На каждой странице аккуратный отпечаток
его пыльных пальцев.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney