РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВИлья Имазин
24-04-2018 : редактор - Женя Риц
Подделки и безделицы
print two_pager aod_tablet open_in_new
Книжный червь
Упав на пол, разбилась книга,
Из-под обломков выполз червячок –
Румян от пяточки до щёк,
Но безбород, как поп-расстрига.
Он прошипел: "Моё жилище
Разрушено фугасной бомбой.
Был принцем, а теперь я – нищий.
Потерян рай с твоей утробой,
О, Книга! Как я наслаждался,
Когда в твой корешок вгрызался.
О, сочность речи, мякоть губ!
Любые принимал я позы,
На теле на моём засосы –
То отпечатки твоих букв».
Сильф и Петров
…и губы были не в силах
Вымолвить грубое слово.
Некий Сильф легкокрылый
К уху приник Петрова.
В сладкой дремоте забывшись,
Убаюканный гулом из ульев,
Петров сидел, развалившись,
На одном из 12-ти стульев.
Сильф принялся возбужденно
По щекам его крыльями хлопать,
А потом прошептал смущенно:
«Батенька, не пора ль работать?»
Но Петров разразился бранью,
Как Америка многоэтажной.
Сильфа он обозвал сранью,
Бл…дью и ..., впрочем, неважно.
И муза тогда загрустила,
На Петрова взглянула сурово...
Ведь «губы были не в силах
Вымолвить грубое слово!»
Вокруг Алкмейона Кротонского
Возражение:
О, любезный юноша! Ты утверждаешь,
Что семя – часть мозга, наивно и убеждённо!
Если так, то признай, что каждую ночь извергаешь
Скупые познания, приобретенные у Алкмейона.
Значит, твоей голове они меньше нужны,
чем девичьему лону?!
Ответ на возражение:
Семя, согласно Алкмеону, вырабатывается вовсе не в той части мозга, в каковой хранятся наши познания. Мозг неоднороден по своему составу и назначению, а посему может одновременно вырабатывать верные средства приумножения как самой жизни, так и знания о ней. Впрочем, глупо спорить с автором эпиграммы – далёким от истинной мудрости пересмешником.
К Данте Алигьери
И Дант, и я пришли к тебе в ученики,
Сэр Гвидо, мастер, превзошедший нас…
Эзра Паунд
1. И Микеланджело, и я в плену твоей
Могучей лиры, осененной купидоном,
О, Дант! Мы шли, не отставая от теней,
Взалкав одно – почтить тебя поклоном.
Наш путь до остановки в голых скалах
Был схож с движеньем резака по камню,
И, уцелев в опаснейших обвалах
Каким-то чудом, вдруг узрели мы поляну.
О, радость! Нас не подвело чутьё!
Тебя нашли мы здесь, в земной юдоли!
И пав на землю, повалившись на неё,
Не в силах выкрикнуть все, что застряло в горле,
Отлить в словах все восхищение свое,
Себя вверяем мы твоей великой воле.
2. Пока Судьба хромает где-то рядом,
Делиться не с кем, да и не чем ведь!
Надеждой, разве что, нечаянно прозреть
Для высших тайн, как Паунд вслед за Дантом.
Так пусть же сердце, тронутое хладом,
Воспламенится вновь! Его не стиснет смерть!
Не почерстветь ему, не замереть,
Покуда есть в нем хоть один фривольный атом!
Пока Судьба хромает где-то рядом,
А глаз нуждается в какой-нибудь опоре,
Я вижу тех двоих в саду заклятом,
Огнем всепожирающим объятом,
И как они, тушить уставши вскоре,
Идут купаться в штормовое море.
Шмон среди монад
Приходу Лейбница ужасно рады
Взлелеянные им монады.
Завидев Лейбница, ликуют и шумят,
И на голову сыплются как град.
И никуда не спрячешься от града –
Наглей, назойливее мух монады.
Так что Лейбниц уж и сам порой не рад,
Что устроил шмон среди монад.
Медный Всадник и Каменный Гость
О затеянном персонажами Пушкина поединке,
в котором проявился некий курьезный парадокс
Медный Всадник с Каменным Гостем сразиться решился,
Позабыв, что скала, на которую он взгромоздился,
Тоже каменная. И как же он просчитался!
Проиграл сражение, постамента лишился
И на милость противника ненавистного сдался.
Так что зря Александр Пушкин Петром[1] восхищался.
Он, наверное, сильно бы удивился,
узнав,
Что его кумир в столь бедственном положении оказался,
И на сей раз Каменным Гостем бы восхитился.
Вишенка
Старик подносит вишенку к устам,
Цитировавшим только что Верлена,
И, подмигнув одной из милых дам,
Проглатывает оную мгновенно
(не даму – вишенку). Казалось бы, пустяк,
Но в женщине заметна перемена:
Она сжимается от боли, кое-как
В груди удерживая стоны. Вдохновенно
Старик вторую вишенку берёт,
И вот уже симптомы стали зримы.
А с третьей вишенкой несчастная умрёт.
Всем ясно: смерть её неотвратима …
Три косточки на блюдечке лежат.
Не прерываясь, льётся светская беседа.
И только пальцы тонкие дрожат –
Она ещё не отошла от бреда.
Явление отрока Артюра Рембо
старцу Полю Верлену
Из набросков радиопьесы
Действующие лица:
Артюр Рембо, к моменту действия (начало января 1896) уже покойный, но в глазах старшего собрата по перу – «в памяти очах» – юный, образца сентября 1871 г. (АР)
Поль Верлен, уже тяжело больной и измученный, накануне смерти (ПВ)
ПВ. Какого чёрта! Лопни селезёнка!
Не надоело вечным быть клошаром?!
Не приютил Господь Великого Подонка?!
И после смерти ты воняешь перегаром!
АР. Прости, старик, за голос слишком звонкий,
За то, что стать пришлось твоим кошмаром…
Нет Богу дела до моей душонки
С тех пор, как начал торговать живым товаром…
Нет, я не буду потрошить котомки,
За барахло не бойся, пидор старый.
Пришёл я осветить твои потёмки,
Наполнить эту келью адским жаром!
ПВ. Врёшь, я не стар! Есть, есть ещё силёнки!
Не завалить меня ни язвой, ни катаром!
Душа не старится… едва сорвав пелёнки,
Несётся ввысь она неистовым Икаром!
Голос от автора:
«Жизнь, ставшая крушеньем и угаром,
Меж ней и Смертью – перешеек тонкий,
Один рывок – и там. И Вечность даром.
А вместо ангелов поют хвалу потомки.
Рассвета луч прерывистый и ломкий
Подвёл черту, скользнув над замершим бульваром…»
АР. Прощай и помни дерзкого бесёнка,
Что в твою жизнь ворвался штормом и пожаром!
Поэт – молодому убийце
Я не сдамся сразу, я буду долго сопротивляться,
Буду дико кричать, постараюсь все выпачкать кровью,
А когда начну в агонии извиваться,
Ты добьешь меня,
Не поведя и бровью.
Убей меня подло, исподтишка, избавь от пыток.
Не к чему разыгрывать дьявольскую пантомиму!
Ведь для юного сердца чужая гибель – горький напиток.
Выпей залпом его –
Горечь будет не так ощутима.
Битва кавалеров и красавиц
К одноимённому рисунку Обри Бёрдсли
Кровоподтек горит на шее тонкой,
Стул опрокинут, двое ветреных придворных,
Пробравшись в дамский будуар проворно,
Сражаются с прелестной амазонкой.
О, сластолюбцы! Бойтесь божьей кары!
Не избежать вам, бабники, расплаты:
Подобно защищающей Акрополь Лисистрате,
Девица вас обдаст отборным матом,
А также смесью чеснока и перегара!
Подружки верные на вопль ее сбежались,
Их гневный вид и льву внушил бы страх.
Они над блудниками долго издевались:
Перчаткой в рыло, канделябром – в пах.
Одежд лишенные, закутавшись в портьеру,
Прочь уносили ноги кавалеры.
Невероятная история о Кружевнице и Носороге
Однажды Носорог, из Белого Дома выйдя,
Потопал в гости к знакомой Кружевнице.
Несомненно, сильнее он был и Фиделя, и Фидия,
Особенно, после того, как поужинал пиццей.
В простой коммуналке она принимала его!
Точно Вольтер, восседая в старинном кресле,
Он пыхтел, копошась в сочиненьях аббата Прево
И в дневниках маркиза Вильяма Уэлсли.
Говорят, до рассвета они были вместе,
И им не было дела ни до кого.
Конец монашеству
Фрагмент радиопьесы
- Конец монашеству! Беспокойной вам ночи!
- Вы слышали?! Каменный Гость уж ступил на порог…
- Что же делать! Ведь мы обещали помочь им!
- Любовь так слепа…
- Что там слышно? К двери приставь ухо.
- Коль слух мне не врёт, все пока как по маслу идёт.
- Оплеуха?
- Что ж, мужик ради этого и не такое снесёт!
- Дай девочку ей! Или мальчика… Мальчика лучше!
Будет спрос на него – мужиков нынче мало… – К тому же
Не придётся ему воевать, ведь все войны прошли…
СОДЕРЖАНИЕ
- Книжный червь
- Сильф и Петров
- Вокруг Алкмейона Кротонского
- К Данте Алигьери
- Шмон среди монад
- Медный Всадник и Каменный Гость
- Вишенка
- Явление отрока Артюра Рембо старцу Полю Верлену
- Поэт – молодому убийце
- Битва кавалеров и красавиц
- Невероятная история о Кружевнице и Носороге
- Конец монашеству
[1] Имя Петр происходит от греч. Πέτρος – камень, скала.
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
ЮMoney | Т-Банк