РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВТатьяна Злыгостева
Невозможный единорог
29-04-2015 : редактор - Василий Бородин
***
Готический упорный долгострой -
Гремящая схоластика его,
Насильственная, тяжкая детальность
(Но взгляда все равно не оторвать) -
Вдруг обернулся солнечной руиной.
Где был собор - теперь сухой асфальт.
Что ж, до свиданья, зимние дары!
И пористого снега интегралы,
И новогодний елочный портал,
Распахнутый в чудесные миры,
И все, что те миры пообещали, -
Прощайте!
Безусловно, навсегда:
Как хрупкая и сложная игрушка -
Зима сломалась.
И апрельский звон
Метафор неглубоких, но красивых,
Толпится в переполненном фойе.
Пространство постепенно, с каждым днем,
Становится на тон один теплее.
Ползет росток - ребенок простодушный -
Земля уже заботится о нем.
И спрашивает, шею наклонив,
Большой, серьезный тополь у куста:
Ну как ты, братец? Как твои дела?
Как драму пережил?
Точнее, зиму.
- Мне худо было, братец, но теперь,
значительно,
значительно
получше.
И старый тополь расправляет спину:
Ну, слава богу.
И
идет
весна.
+++
И кажется этот свет, весь, который скопился за зиму -
Падает не под углом, но плашмя, и прижимает меня к земле.
Идеальное отчаянье существует - это когда ничего не сказано,
И падает ручка на пол, и пустота пульсирует в голове.
И капают звуки на темечко - дзинь, дзинь, дзинь,
И засыпаешь, но спать - не хочется.
Муть, которая в счете конечном - жизнь,
И жизнь, которая катится в одиночество.
Прорастает трава на сыром газоне,
Возникает инверсия в предложении,
Замирает свет в середине дня
На цветке, на изгибе его стебля.
А как только заходит речь о моей персоне -
Сила тяжести ухает в предвкушении
И моментально удваивает себя.
***
Пропущенные через забвение,
Воспоминания возвращаются чистыми,
Забвение отмывает кровь,
Зубную боль, неудержимые желания,
Спазмы сосудов, отсутствие смирения,
жалость.
Я лежу в темноте и разглядываю
Живые картинки изнутри собственной памяти.
Я вижу конец июня,
Старое футбольное поле
На заднем дворе
Технологического Университета имени Циолковского.
Поле, заросшее клевером и травой.
Идет дождь. На мне - синее платье,
Бледно-рыжие туфли со шнурками,
Коричневое полупальто.
Я разговариваю по телефону,
Тревожусь о будущем.
Будущее наступит завтра:
Еще одно маленькое будущее,
Жизнь внутри жизни,
Небольшой отрезок,
Другая возможность.
Пахнет мокрым клевером,
Ботинки промокли, разговор закончен.
Я возвращаюсь в здание,
Поднимаюсь по лестнице,
Захожу в помещение
И включаю кофемашину.
***
Жизнь началась, другое дело — как.
С чего земля таких извергла тварей,
Что нужно было им иметь по паре,
Чтоб продолжать. Казалось бы — пустяк.
Но все решает.
Зачем из темных и глубоких недр
Нас вышел рой — упрямых пчел бессонных?
Сквозь толщу, сквозь бездушные слои
Зачем заговорили о любви?
Могучий дуб, береза, ель и кедр
Плодят вокруг свой шум неугомонный.
И это — идеальная система:
Есть алгоритм, условия и сроки,
Прийдет пора — и новый дуб взойдет.
Но человек — без алгебры живет.
Над ним не властны прошлого уроки.
Ни алгоритм, ни заданная тема —
Не в счет.
Но старый принцип (я — лишь половина,
Вопрос— чего?) —
Куда меня ведет?
Туда, где толща первозданных вод,
Там зверь морской, кипучая пучина,
Там женщина становится мужчиной,
Мужчина порождает там дитя,
Там нет того, что я люблю тебя,
Но следствие — в соитии с причиной.
Зачем земля исторгла эту жижу?
Зачем вода нас вытолкнула — жить?
Я вынуждена сущее любить,
Формат его, но принцип — ненавижу.
***
Культурный код - лишь список, картотека,
Он выдает неправильный ответ,
Что компас веры - чуткий оберег:
Спасен надеждой тот, кто верит слепо.
Блистательно, но правды в этом нет -
Надежда иссушает человека.
Сужается до точки панорама,
И, двигаясь, плодит она круги -
Штурмуют стены разума упрямо
Пустых надежд безумные полки.
Что день, что ночь - возможного картины
Встают, как часовые, на пути.
Пока я здесь - весь мир проходит мимо.
Надежда, будь любезна, отпусти.
Невыносимо.
Там, за стеной, растет огромный день,
Его грибница ширится, ветвится,
Там три вороны, сойка и синица,
Там рысь, куница, белка, воробей,
Там множество предметов и людей -
Там то, что есть. А здесь мне только мнится -
Я слышу то, как на другом конце
Москвы ритмично, ровно бьется сердце,
Я вижу, что не спит его владелец,
Я знаю, кто сейчас ему звонит.
Все это называется любить,
По мне - так снится.
Надо бы проснуться.
Сварить обед, цветок пересадить
(он будет белым, этот гиацинт),
Погладить скатерть, стопку полотенец,
Помыть посуду, выглянуть в окно,
Быть может, люди правду говорят:
Пришла весна, снаружи зреет март.
И будет там потом сухой асфальт,
И сдутый мячик, и чужие дети.
Пусти, надежда, там, на белом свете,
Так много жизни,
правды,
боли,
смерти,
отчаяния,
воздуха,
воды,
продуктов,
поездов,
зарплат в конверте,
дыхания,
частот,
кирпичных зданий,
жучков, бумаги,
бабочек и змей.
Там всюду счастье гонится за нами.
.............
С крыш капает и суетятся птицы,
День двигается медленно, с трудом.
Я жду того, что больше не случится -
Ни нынче, ни когда-нибудь
потом.
+++
Иногда я открываю дверь и вхожу в ту комнату -
Большую квадратную комнату с панорамным окном.
Войти теперь можно только через одну дверь,
Но когда-то в нее можно было попасть
Из кухни, из коридора, с круглой террасы,
За которой сначала - кадки с розами, туя,
Грядка с земляникой. Потом - огромные цветущие каштаны,
Газон. И еще дальше - пшеничное поле.
А потом - лес. С другой стороны - четырехполосная магистраль.
(После того, как ураган поломал все деревья,
Ограждающие дом от магистрали,
По ночам я стала просыпаться от грохота фур,
но потом привыкла.
А в другом доме меня будили колокола,
и мокрый снег ложился на зимние растения в горшках на балконе,
и была красивая елка,
но туда я больше не захожу.)
Я открываю дверь в эту комнату ночью,
Каштаны светятся молочным светом,
Они большие, красивые и страшные,
От них идет тревожный и сладкий запах,
Как будто вместо лунного света
На эту майскую ночь льется ликер Бейлис,
Разбавленный полынной настойкой,
Хотя какая полынь в мае и в этой части земли,
Где тротуары такие чистые,
Что почти никогда не нужно мыть туфли.
Я сажусь с краю длинного черного стола,
Потом приподнимаюсь и тяну за шнурок светильника.
Включаю ноутбук и начинаю писать письмо -
Никакие парадоксы коммуникации,
Никакие обиды, непонимание, ярость,
Гнев, страх, неумение найти нужные слова -
Ничего из этого - не мешает рассказывать.
Я рассказываю тебе разные важные вещи:
Как в июле 1988 года я сидела на газоне во дворе дома,
Наклонилась, посмотрела внутрь травы и увидела там целый мир.
Как зимой того же года я открыла шифоньер и достала с полки
Два совершенно одинаковых платья - но одно было розовое,
А другое оранжевое. С каждого глядел жираф. Я испугалась.
Как в октябре 1990 года я прибавляла два к двум -
Я знала, что должно получиться четыре,
Но никак не могла почувствовать, что это правда,
После знака равно притаился какой-то подвох,
Зиял черный провал,
Мне не хватало доказательств того,
Что это действительно так -
2+2=4
Хотелось заплакать -
Мир прячет что-то важное,
Обманывает.
Как на первое мая 2005 года выпала Пасха,
И я пошла в магазин за фисташковым мороженым и нарциссами.
Я шла по Золотодолинской улице, был солнечный день,
Идти было тяжело - я несла в слинге трехмесячного ребенка.
Когда я двигалась обратно - вверх по Золотодолинской -
То вдруг все поняла - как Господь наш отдал жизнь
за всех нас, как он смог, зачем он это сделал -
И вдруг вся улица пошла золотыми лучами,
И такая радость была в сердце, несмотря на то,
Что я знала, что вечером дома будет большой скандал -
Ни один праздник в этом маленьком доме, в маленькой комнатке
В общежитии для научных сотрудников еще не обходился без скандала.
Или как в апреле 2007 года я писала дипломную работу
И чувствовала, что моя удивительная, новая, чудесная теория,
Не подкрепленная никакими предыдущими научными исследованиями,
Вот-вот приобретет четкие очертания, что я очень скоро найду недостающее звено,
Которое объединит в одно остальные, разрозненные, звенья,
Но этого не произошло.
Или как один человек, сидя напротив меня за столом,
Сказал: "Чудеса - это просто", поднял левую руку,
Щелкнул пальцами, и они начали происходить.
Мы собирались измениться друг ради друга.
Но этого не произошло.
И в этом месте поток печальных воспоминаний
выталкивает меня
Из волшебной комнаты с каштанами, бейлисом и полынью.
Я стою на пешеходной части незнакомого проспекта.
Мне тревожно:
Два плюс два не равно четырем!
На месте знака равно зияет черный провал.
***
Беляево, Коньково, Теплый стан.
Спасутся все - кто сел последним в поезд
И кто билеты покупать не стал,
Кто сдал.
Кто ждет трамвай, а в Ясенево - осень.
(Растет листа лирический накал -
Зеленый склон, а там стоит осина,
И взгляд ее - медовое стекло -
Как ножик в спину.)
Спасется тот, кто тихим был, как мышка,
Спасется тот, кому не повезло,
Кто любит снег, кто не читает книжек,
Спасется тот, кто умер, тот, кто выжил.
Спасется дуралей
и третий лишний,
В раскаяньи замеченный злодей,
Кухарка, повар, муж, любовник, друг.
Воистину - спасутся все вокруг!
Но не спасется человек, который
Открыл в себе портал,
куда нельзя,
(не все для человека в тех местах -
возможно, безопасно, применимо)
И заперся с чудовищами там
(я слышу, как они с тобой играют).
Ты думаешь, что ты властитель там?
Где в собственных зияющих глубинах
Добро и зло вообще неотличимы?
Где ищущий испытывает страх?
Когда себя считает властелином
Спасения взыскующий, то Бог -
Его не слышит.
Нет. Не ты создал.
Мы не творцы, мы все проводники.
У ада заколдованы круги,
Господь не подает тебе руки.
И прячется в тумане Беатриче.
Иди на свет, закрой скорей портал.
Внутри темно - тебе не хватит спичек.
Вот - мир. И он для всех - здесь все бывает.
Поет во льдах
Искристая форель,
Февраль,
Но на Москву идет апрель,
И люди, что друг друга убивают,
Потом берут кота с собой в постель.
Садовник, правда труден этот сад,
Но не тебе судить, кто виноват.
И тот предел, где нет добра и зла -
Не ты создал.
Но тот, кто нас создал, -
Он есть везде, а нет его - нигде,
Он от твоей структуры независим,
Сакральное - не посылает писем
На точный адрес. Ты ему скажи,
Что у тебя особенное дело -
И жди сто лет, чтоб слово долетело.
Но есть ответ -
когда вопроса нет.
Любовь и Бог - все это просто свет.
И сколько мир через тебя получит
Зависит (пыль танцует - видно лучик)
От пропускной способности души.
Когда постигнешь: благо - суть поток.
И тот поток пронизывает сердце,
Тогда в твое поверю я блаженство.
Но если от себя уйти не смог,
То хвастаться блаженством не спеши.
Беляево, Коньково, Теплый стан.
Спасутся все. Сольются все с основой.
Я - отдаю, но получаю снова.
Эм си квадрат, мой милый,
аз воздам.
***
Как хочется поехать на трамвае!
Сквозь солнечную, светлую Москву.
С тех пор, как ты меня одну оставил,
Я осознать пытаюсь Абсолют -
Быть может - это телу -
Нет предела,
Быть может, это -
предпоследний край -
Летит вперед пылающий трамвай -
Еще чуть-чуть, еще осознаешь:
Та веха, за которой ты умрешь, -
Не наступай.
А там, на грани,
Чует человек -
Еще немного - я дойду до сути.
Как хочется поехать на трамвае!
Преображенка - пункт начальный будет.
Мы по Большой Черкизовской плывем,
Потом на рынок резкий поворот -
Там все горит, сияет и цветет -
И в яблоках, тюльпанах - не умрет,
Но выплывет в Семеновскую морем -
Ботинки зачерпнули водоем,
Мы здесь однажды ехали вдвоем.
И повернем.
И снова повернем.
Внезапно! Сразу! Чистые пруды -
Ты мне звонил, когда я там стояла.
Хот-дог холодный, майонеза мало.
Как в кране - недостаточно воды,
Так воздуха - ты глупость говоришь,
Смеешься, полетели на Лубянку.
Как голуби воркуют спозаранку,
Не ленятся, так к речке повернем -
Какой тревожный, мутный водоем.
Москва-река, ты помнишь, я сидела
На маленькой скамейке, лето, дождь -
Ты позвонил, сказал, что очень ждешь -
У нас с тобой еще осталось дело.
А дальше - просто вниз по карте, вниз -
Там были карты всех морей возможных.
Мой Абсолют, я знаю, ты - не жизнь,
Но то, что с ней граничит.
Обернись -
И мой трамвай останется в Аиде.
Последний пассажир оттуда выйдет,
А я - останусь, призрачный маршрут
Идет по кругу.
Как мне зябко тут.
Из солнечного города -
В снега.
Мой Абсолют,
а ты не человек.
И у Тебя холодная рука.
Но трогает - и ты живой как будто.
Кто слышал то, как ангелы поют,
Тот плохо ест, подписывает чек -
А сам не видит -
цифры,
знаки,
буквы.
Мне хочется кататься на трамвае -
С тех пор, как Ты меня совсем оставил.
***
И, хотя Исида собрать не смогла Осириса
И осталась одна, как перст,
Почему-то меньше любви не сделалось -
Пей, Исида, соленую воду любви:
В этом море с цветными рыбами
Столько вод, сколько душ на небе!
Воспаленные, будто ирисы,
Опрокинуты в воду звезды -
Я могу умереть от нежности.
Я - огромная рыба,
Я - птица Рух,
Я - невозможный единорог.
Я плыву и лечу,
И бегу, и бегу упруго
По огромному морю,
По неземному лугу,
По веселому небу,
По темной ночи,
Что распахнулась окном,
Как оком.
Не догнать печали единорога
И не коснуться его рукой.
Светятся звезды моей вселенной
И соленое море светится,
И прозрачное сердце,
открытое
для
всего.
2009-2015
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney