РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Рудольф Котликов

МАДОННА

02-05-2006 : редактор - Рафаэль Левчин







Ты поверил, потому что увидел. Блаженны не видевшие и уверовавшие.
Евангелие от Иоанна

Вьенг Дара и Нгуен Ким Хень – обе сверкающе пронеслись по небосклону моей жизни.


Конечно, ты знаешь, ты всегда это знала, что я живу для тебя. Ты знаешь, что вся моя жизнь была поиском тебя. И в самом себе я тоже искал тебя.
Я оставил суету городов, где сильнее ощущал одиночество, и поднялся в горы.
Здесь, хоть и не видел тебя, мне казалось, что мы ближе друг к другу. Линии скал издали мне часто казались твоим лицом. Я совершал дальние переходы и неизменно сталкивался с иллюзией. Усталый, я бросался в свой шалаш, падал на подстилку из сухих листьев, призывал сон, чтобы видеть, быть с тобой, только ночь соединяла нас вместе. Чувствуя, что силы мои день ото дня тают, я собрал жалкие свои пожитки и, пройдя долгий путь, спустился в незнакомое селение с другой стороны гор. Бедные глинобитные дома, изъезженные повозками дороги и изможденные люди. Почти отчаявшийся найти, я неожиданно нашел тебя в этом селении на маленькой площади. Я опустился на холодную землю и закрыл глаза, побороть первое волнение, но, боясь потерять тебя, снова открыл глаза и жадно впитывал твой образ, давно сформировавшийся в моем сознании. Наверное, ты была сделана из мрамора, холодная и неприступная, во всяком случае, я не мог
тебя достать, так высоко ты стояла. Но я знал, верил, что это ты.
Чтобы видеть тебя всегда, я поселился под навесом у края площади. Натаскал веток и сучьев, устроил себе нехитрое ложе. Много ли мне нужно, кроме как видеть тебя, быть с тобой. Молчаливое созерцание весь день и чувство благоговейного восторга как бы сковали меня, но внутри я ощущал разгорающееся пламя, оно жгло, и мне казалось , что ты тоже горишь во мне и видишь меня. Глаза наши скрестились.
Я не сразу заметил, как внизу у постамента появились какие-то странные люди в лохмотьях с длинными волосами и спутанными бородами. Они дико закричали и закружились в нестройном танце. В руках у них появились прутья и плети, и они били себя по плечам и по лицу. Крики становились громче, танец неистовее, и возрастала тревога во мне: кто эти люди, зачем здесь?
Скоро они, обессиленные, подобрали лоскутья одежды и тяжело поплелись на окраину селения, беспорядочной толпой, поддерживая друг друга. Кровь… пятна крови остались у постамента, не так ли они отдавали себя служению тебе?
На следующий день я несмело попробовал присоединиться к ним, мне казалось, когда ты посмотрела на меня в тот момент, твои глаза вспыхнули: ты приняла меня. Я был охвачен безмерным счастьем, которое сразу не могло уместится в маленьком храме моего сознания, но трепет посвящения осветил меня. Тот, далекий Я, да и люди селения не могли понять. Местные жители с колючими злыми глазами, проходя мимо, оглядывались и говорили:
– Опять эти одержимые, и земля их носит…
Но я не уходил с ними на закате, нет, я оставался с тобой. Как-то холодной и бурной ночью хлынул мощным потоком ливень, и мой навес больше не был крышей. Казалось, что я сам стал большой и темной лужей. Я сжался в комок, и острый ветер хлесткими порывами исполосовал меня. Ты была еле видна сквозь темную лавину дождя. На противоположной стороне площади я заметил мерцающее желтое окно, как маленький островок среди бурного океана. Коротким рывком я бросился к свету и несмело постучался в дверь.
Скупо обставленная комнатушка, железная кровать в углу, грубо сколоченный стол, аляповатая картина на стене. У печки стояла женщина средних лет с усталым худым лицом и почти потухшими, но все еще мягкими глазами. Она смотрела на меня, как мне казалось с неназойливым любопытством и сочувствием. Затем поставила на стол глиняный кувшин с молоком и ломоть хлеба. Я жадно набросился на еду, я забыл, когда ел в последний раз. Она села на скамью напротив меня, глаза ее были теплые и мягкие, теплые и мягкие глаза матери вспомнились мне из далекого, почти и не моего детства, колыбельная тихая песня. Легким покрывалом сна она укрыла меня своим взглядом, ласковым заботливым взглядом.
– Зачем ты с ними? Уходящие они люди, совсем чужие и тебе, и друг другу... – она замолчала. А голос ее был такой же мягкий и глубокий, как взгляд. И мне только тяжелее от этого стало.
– Ты откуда? Где дом твой?
– Дом здесь, а откуда… не знаю, – медленно и тяжело ответил я.
Легкой рукой она осторожно коснулась моего лица, волос, и во мне росло что-то
тревожное и давно забытое, голос мой оборвался, и глаза вошли в туман. Понял я, что эта женщина и ты – как бы одно целое.
Слякотное серое утро плыло над хлябью дорог, где-то мычали коровы и быстро летели облака по низкому рваному небу. Я снова шел к тебе, только раз обернулся, увидел женщину на крыльце. Платок ее соскользнул с головы, и порывистый ветер трепал ее серебристые волосы. Я снова шел к тебе, но где-то глубоко во мне шевельнулась мысль, не одинаковы ли все женщины в потоке бесконечной любви. Но снова ты. Я остановил свое стремление на тебе, ты была концом, вершиной моего бега по жизни. Больше я не оставался на площади. В тяжелые сумерки, когда фиолетовые облака опускались на крыши темнеющего поселка и красные полосы заката пронзали небо, я уходил вместе с одержимыми.
Там, в полях, в полуразрушенном сарае, они жили в ночные часы вдали от тебя. Нет, я был с тобой, здесь лишь моя тень, все пронизанные горячими токами жизни чувства и мысли, они были в тебе. А здесь, в гнилом сарае, мы залечивали дневные раны и говорили или молчали о тебе, и между нами была ты.
Однажды в росистое хрупкое утро мы пришли на площадь и увидели, что ты
повергнута на землю. Остался пустой пьедестал. Множеством осколков ты лежала на мокрой земле в зеркале маленьких луж. Это сделали грубые руки местных жителей. Темные сутулые фигуры в неопределенной одежде, небритые лица мужчин, без
какого-либо выражения мысли и добра на хмурых лицах, как будто смытое дождями и ветрами. Мы осторожно подбирали осколки тебя, мы прятали тебя в складках одежды и уходили из поселка неровной дорогой вдаль. Проходя мимо домика напротив, я заметил женщину в маленьком окне, и тонкий лучик ее взгляда проник в меня и как бы рассек надвое мою трепетную мысль о тебе. И я уже ничего не знал, как потерянный, я шел за этими одержимыми в бесконечные переплетения размытых временем дорог. И я уже ничего не знал, и незнание не спасало меня, лишь все больше отнимало силы, и уже начинало казаться, что только ПОЛНАЯ ПОТЕРЯ СЕБЯ – ЕСТЬ ЕДИНСТВЕННЫЙ И ВЕРНЫЙ
ПУТЬ К ТЕБЕ
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney