РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВФаина Гримберг
ВОЛК
08-05-2020 : редактор - Женя Риц
Фаина Гримберг (Гаврилина)
ВОЛК
Памяти Димитра Овчарова, болгарского историка
и археолога
Я волк
На треугольном моем лице – глаза
В моих глазах отражается свет
я вижу ночью
И нет ничего кроме пристальности
в моем взгляде, в моих светящихся отраженным светом глазах
нет ничего кроме пристальности,
которую эти люди
принимают за какую-то лютую злобу
А я еще и близорукий
были хорошие итальянские очки,
но они давно разбились.
Я спал,
уткнув треугольное лицо в передние ноги.
Я думаю о снеге
Снег был разный,
он был мелко зернистым искристым
от этого казался виделся мне вдруг
смутно разноцветным –
зеленоватым, голубоватым; розовым, как розы.
Я спал
на моем теле наросла теплая зимняя шерсть
Я спал,
мне снилось лицо коня.
Я спал,
над местом моего покоя восходят вместе солнце и луна
я разговариваю с птицами, даю деревьям имена…
Я родился весной
Я открыл голубые глаза волчонка в логове
устроенном в густом кустарнике
Короткий мягкий коричневый мех не защищал меня
от прохлады марта
Я прижимался к материнскому теплу и взахлеб пил молоко
из сосцов матери,
смутно различая нескольких братьев и сестер
они скоро умерли
остался один я
Мои волчьи глаза сделались желто-золотистыми
Мои глаза человека черные светлые…
Потом появлялся отец
и я жадно ел мясо, которое он срыгивал
Отец рычал, мать ворчала и тявкала ответно
И часто они дружно завывали, пели
Я слушал…
И еще потом я прятался с матерью в каких-то кустах
Я видел, как люди загоняют моего отца
к заброшенному, почти разрушенному дому
Он летел вверх по наружной лестнице
по разбитым ступеням
на крышу
и бросился вниз,
ударяясь о выступы и балки,
убивая себя…
Они все побежали к нему
и увидели на земле человека
молодого парня
лежащего с разбитой головой
вместо волка
которого они загоняли…
Я слёзно заскулил,
прижавшись к матери…
И вдруг мой тонкий слёзный визг
превратился в человеческое детское всхлипыванье
Всё вокруг закружилось
но я не успел испугаться
Я впервые в своей жизни перекинулся в человека
Я был ребенком,
мальчиком в короткой холщовой рубашке
На губы мои легла человеческим теплом ладонь моей матери
Потом я шёл рядом с ней
Мои босые ноги ощущали траву и землю
Я поднял голову от земли и увидел, что моя мать плачет…
Я знал, что мы люди…
Скоро я и мать потерял
Вместе с прочими волчицами нашей стаи она бросалась
из стороны в сторону перед оленями стада,
чтобы жертвы растерялись
и матерые волки могли бы сшибить добычу с ног…
Олень выбил ей челюсть копытом
Она погибла, потому что не могла есть
умирала долго и сильно мучилась…
Я остался с бабкой по матери, она меня растила
Ну и стая учила меня жить как надо…
У меня появились приятели, мои сверстники
Было хорошо рядом с ними
вольно прилечь на землю и чутко прислушиваться…
И дружно поворачивать головы в одну сторону…
А лес звучал…
Мы учились охотиться вместе,
когда одни бежали за оленем,
а другие – наперерез…
Одни оставались в засаде,
а другие гнали к ним добычу…
Мы знали, что надо подражать опытным волкам
и подражали им…
Я помню, как впервые нанес косуле укус за нос
и она упала, забила тонкими ногами по земле
и задохнулась…
Меня учили, что лучше какое-то время голодать и выжидать,
пока ослабеет твоя добыча,
а не тратить силы на бесполезную погоню…
Но все же было отлично
гнать лося по твердому снегу,
бежать вперед крепкими лапами…
Бабка умирала от старости
Ее прозвание в стае было Одинокая
Погибли и умерли все ее дети и внуки
Давно погиб ее волк
Я остался единственным у нее…
И позвать исповедника просит она
из родной, из французской земли…
- Кюрт! – сказала она, - называя меня моим тюркским именем,
словом означающим волка… -
я хочу высказать все мои волчьи грехи,
а человеческих грехов у меня нет…
Она это сказала
И я мчался отчаянно
и снег взрывался страшными искрами
летел из-под моих бегущих стремительно ног…
Была ночь…
Зимние звезды в черном небе виделись мне горящими…
Передними лапами я вышиб ворота монастыря
вышиб дверь в первую попавшуюся келью…
Монах увидел молодого волка –
живот втянут, шея мускулистая, лапы длинные,
и золотые глаза смотрят прямо,
и он онемел от страха
А я схватил его поперек тулова
сутану ему порвал
зубы у меня уже сильные мощные были
Я метнул его к себе на спину и помчался…
В густой чаще серых зимних деревьев и палых веток она лежала
под одним деревом.
Я перекинулся
и вместо волка-подростка, переярка,
он увидел перед собой подростка человеческого,
только начавшего путь возмужалости,
одетого в длинные штаны и короткий жилет-элек на голое тело,
резко мотнувшего головой с черной косицей.
- А, бу́льгаро (bulgaro), - сказал монах
и уже и не боялся…
Под деревом лежала старая женщина…
Она тихо исповедовалась ему
своим всё еще певучим голосом -
лю-у –
рассказывая на старофранцузском языке родном,
как волки забега́ли на узкие улочки Парижа средних веков
и рвали зубами трупы замерзших нищих и проституток,
и она врывалась в бедные дома
и загрызала отцов и матерей
и выхватывала младенцев из колыбелей,
чтобы накормить своих маленьких детей живым мясом.
И она пела вместе со своей стаей в страшных ночах:
Лю-у!..
И монах отпустил ей волчьи ее грехи.
А человеческих грехов у нее не было.
Она отошла с миром, лежала под большим деревом.
Я перекинулся в волка и отнес монаха назад в его монастырь
и снова перекинувшись в человека,
попросил прощения за сломанные ворота и выбитую дверь.
Он перекрестил меня.
Я снова перекинулся в волка и побежал трусцой…
В густой чаще я выл по ней на уже родном славянском наречии:
Ву-о-ы…
Где я?
Может быть, я лежу на вершине холма,
уткнув треугольное лицо в передние ноги…
Я давно уже перестал быть молодым…
Никогда еще не было такой холодной,
такой голодной зимы…
Разве что в тот год,
когда только-только мы пришли
в италийские и франкские земли…
Наши женщины и дети устали,
потому что пришлось двигаться долго,
быть в движении очень долго –
в пеших и конных переходах
в тряских повозках и на конях…
И вот мы остановились
перед воротами королевского города франков
Дагобером звали их короля.
Послали меня,
потому что я хорошо говорил на языке франков.
Не потаю
я знал, что обо мне говорили:
Красивый, сильный, любезный,
благоразумный и пылкий,
Красноречивый и умный,
Превосходил всех юношей в охоте,
в силе и владении оружием.
Учтиво, с отменным вежеством попросил я Дагобера
о ночлеге.
И по его приказу отвели нам большое место,
где мы разбили наш лагерь.
В нашем лагере были только женщины и дети
Мужчины отправились на охоту
Мы тогда охотились только на оленей в лесах
Мы были охотники славные и лихие
Добычу мы нашли
Мы возвращались веселые, с добычей
Толстые головы добытых оленей свисали
на наши крепкие спины.
И мы увидели
трупы лошадей
перевернутые переломанные повозки
и упавшие ограбленные шатры.
Мы увидели мертвые опозоренные тела
наших женщин и детей!
Я не могу говорить.
Я буду говорить.
Это лохматый Дагобер натравил на наш лагерь
свою трусливую солдатню и тупых мастеровых
Это он испугался нашей храбрости и свободы
И все они кричали:
- Убивайте этих бильга́р (bulgares)!
Они захватят город
Они бродяги
Они волки!..
И тогда мы сделали наш поход
Мы превратили страну Дагобера в ничто
Мы камня на камне не оставили от их города
Мы их убивали без пощады
Мы резали животы их женщинам,
чтобы у этих франков никогда не было потомства
Мы ощипали их девок
Вороньими волчьими птицами мы выклевали глаза
их детям
Мы всех резали нашими ножами
Мы в куски изрубили лохматого Дагобера
сто мечей захватили
сотню самого дорогого оружия
сто мечей,
кованных в лучших кузницах на Рейне,
где лучшие мечи издавна куют…
Мы ничего не взяли из прокля́того богатства франков
Мы всё подожгли
И долго всё горело
Мы взяли только вино из их погребов
только виноградную и медовую кровь
Мы пили крепкое медовое вино Дагобера
Мы пьяные от медового вина плясали
воинскую пляску в честь младшего сына
болгарского хана Симеона,
принца Баяна,
который умел заклинать небо,
Тенгри именуемое нами,
и обращался в могучего волка,
священного нашего Бога,
священного нашего предка,
поразив превращением этим
Лиутпранда из Кремоны,
посла короля франков Беренгария…
И наши бубны гремели до неба
И мы еще долго пили из франкских черепов,
как будто из чашек.
Я пил из черепа Дагобера
и вино проливалось на мою шею
Так началась вражда
Каждый год, в тот самый день мы нападали
на какую-нибудь мельницу
убивали детей
резали женщинам животы и набивали зерном
Чтобы всегда франки помнили,
как не дали нам ночлега,
как наших женщин и детей убили
В деревнях боялись нас трусливые франкские мужики
всё нам отдавали
А мы ничего не брали,
только всё сжигали вместе с их домами
Тут на них какой-то мор напал
Волками забирались мы в их жилища
и съедали еще живых больных
Нам их мор был не страшен
Тогда мы, болгары, уже числились в италийских землях
наравне с прочими италийцами –
апулийцами и калабрами, кампанцами и умбрами
Многие пошли на службу к италийцам и франкам,
другие к византийцам -
драться с франками
Одному из наших византийцы дали целую армию под начал
катепаном, верховным полководцем его назвали
дали ему свое византийское имя Василис
а по-нашему его тоже Баяном звали,
наше тюркское имя,
красивое имя,
славный, сильный значит…
Он много франкских городов взял для византийцев
Гордым был
В конце концов в городе Канны ослушался
приказа наместника какого-то, или не знаю кого,
и его казнили
Так закончил свой путь жизни
А я не нанимался никому служить
и не пойду!
Я вечный воин, странник, удалец
Я сам по себе со своей стаей,
а не в чужих войсках
Я Кюрт – волк,
и другое мое прозвание Кёсеме́н –
свободный вожак свободной стаи.
Я волк отважный дерзкий ловкий
в темные ночи в деревни, в города иду,
где смерть мне грозит,
в безысходной беде умираю молча, бесстрашно.
Волчья ночь – ночь самых смелых!..
Но почти все наши уже не умели перекидываться в волков
Только немногие не разучились
Я умел!..
И наступила ночь.
Я проснулся.
Я с силой повёл большим мускулистым телом
поднялся на ноги
Мой всегда опущенный к земле хвост
напрягся настороженно.
Это большой серый хвост волка
таким хвостом можно разговаривать
он как язык,
который во рту у человека
Хвост говорит,
что я ничего не боюсь
и никого,
что я спокоен и уверен в себе,
что я вожак.
Я поднялся на ноги и завыл-запел
Я склика́л всех своих,
свою стаю.
Я звал их недолго,
но долгим было эхо…
И никогда еще не было такой жестокой,
такой голодной зимы
Бескормица
падеж оленей
Мы пытались охотиться на лисиц и зимних зайцев
Зайцы подыхали от бескормицы
На лисиц напало бешенство
Многие из наших заразились и умерли,
И еще и от голода умирали
И нас всё меньше становилось
Но других волков мы не допускали к себе
Они ведь просто звери
они не люди
они не такие как мы…
Я звал своих.
Они бежали ко мне,
перекидываясь на бегу в человечье обличье
Мои взрослые молодые сыновья бежали ко мне
своими тайными волчьими тропами
помеченными пахучей мочой
встревоженные
Я видел их высокую осанку и поднятую шерсть
Они разогнались и уже неслись галопом
Они у меня сильные
Я очень люблю их
Они подбежали
наклонили низко головы к заснеженной земле
и будто перекувыркнулись
перекинулись в людей
и подбежали ко мне
два прекрасных высоких стройных парня
в длинных штанах из чёртовой кожи
в меховых жилетах поверх белых рубашек
Я стоял уже человеком
Они подбежали с двух сторон и обняли меня
Я крепко обнял их обеими руками
Я очень их любил
По человечьему счету им было восемнадцать
и двадцать лет
Они не были похожи на мать,
они были в нашу, болгарскую породу,
черноглазые и черноволосые
Я опустил свои руки на их милые головы
с этими свисающими с маковок
черными болгарскими косицами…
Больше не было огромного матерого волка
На поляне стоял человек
и сосредоточенно грел над костром
свой бубен
Вокруг этого человека, вокруг меня,
собрались мои люди
Мы крепко обнимаемся поочередно,
как будто в последний раз,
как будто в последний день нашей жизни.
А, наверное, это и вправду последний наш день,
последнее дружеское объятие.
Мы стояли на поляне
Нас мало осталось
Ветер сдувал снег с больших ветвей над нами
Мы прощались друг с другом
обнимались молча напоследок
Я дал в руки моему младшему сыну Винсенту бубен
и тихо сказал:
- Ты помнишь, как я тебя учил.
Он одной рукой удерживал бубен,
мерно встряхивая,
а пальцами другой руки сильно мерно бил…
И мы встали все друг против друга,
а он в стороне у костра,
и мы начали наш танец-пляску,
сильно притоптывая крепкими сапогами, ногами ,
чуть согнутыми в коленях;
то раскидывая руки широко в стороны,
то всплескивая руками высоко над головой…
Потом я затоптал огонь,
надвинул на голову качулку своей меховой куртки
И вот уже нет людей на поляне
Настороженные волки перебегают тревожно
под деревьями
Так мы снова перекинулись и побежали
Только на пустой поляне остался утоптанный снег
и зола от костра
и брошенный бубен…
Когда в сёлах пустеет,
Смолкнут песни селян
И седой забелеет
Над болотом туман,
Из лесов тихомолком
По полям волк за волком
Отправляются все на добычу…
У меня дурные предчувствия, плохие
Но все мы голодны, мы хотим есть!
И не было иного исхода,
надо было броситься в деревню
там подрать в хлевах телят
или хотя бы дворовых собак подрать
Голод гнал
Мы бежали трусцой,
этим бе́гом выносливых и терпеливых,
каким преследуют неторопливо стадо оленей.
Но в лесах не осталось оленей
Бескормица
падёж…
Я бегу позади всех
Я вожак
Я вижу всех
Впереди по нашему обычаю бегут самые молодые
Впереди всех бегут мои сыновья, Готье и Винсент
Мать дала им имена франков…
Мои сыновья бежали впереди всей нашей стаи,
вытянувшейся по заснеженному полю.
Я смотрел.
Они бежали медленной рысью,
вытягивая четыре длинные ноги;
утаптывая, топча для общей дороги
дорожный снег.
Их внимательные пристальные раскосые глаза
устремлены вперед,
вперед…
И если будет засада,
если начнут стрелять,
их убьют первыми.
И когда они будут лежать на снегу,
мокром от их крови,
раскрыв окровавленные рты,
я вспомню,
как я вылизывал своим шершавым языком волка
их младенческие десны,
чтобы им не было так больно,
когда резались молочные зубы…
И какие клыки потом выросли у моих сильных сыновей!
Им ничего не стоило завалить лося;
каждый из них мог с размаха прыгнуть
большим сильным волчьим телом
на спину большого лося,
и вцепиться когтями передних ног,
и плотоядными зубами прокусить холку…
Они могли целый день без устали
преследовать стадо оленей
и в конце концов загнать свою добычу
и наземь сбить
и затерзать до смерти.
Я учил их есть на бегу лесные ягоды,
чтобы не мучила жажда,
потому что вода может быть далеко…
У них красивые золотые глаза
и черная яркая молодая шерсть…
Вот таких ребят я вырастил!..
Они украли из книжной лавки в Блуа
«Вальпургиев фехтбук»
и выучились по рисункам в книге
биться на мечах…
А какие умные!
Придумали значки-рисунки.
Все скалы исчертили углём в скалистой долине.
Младший босиком стоял на плечах старшего,
старший крепко держал его лодыжки.
А младший быстро и уверенно
покрывал скалу значками-рисунками.
А я сидел поодаль на камне
и любовался моими сыновьями…
Они мне говорили, что эти значки-рисунки –
это наше письмо,
вот как у франков латынь;
и когда-нибудь разберут эти значки-рисунки
и узна́ют о нас,
и вспомнят нас!..
А я помню,
как мы купались в быстрой речке у водопада;
как я бранил их за то, что гоняли на своих мотоциклах
без прав…
И чтобы сердце не разорвалось сразу,
я ухожу в память, где их еще не было…
И однажды в такой яркий солнечный день весны
я врываюсь с моей ватагой –
все верхами на хороших краденых конях –
tutte vagabonde –
на площадь одного города франков,
окруженную таверной, церковью,
аптекой и домом городского совета ,
и домами прево, эшевенов и капитана городской стражи…
Копыта громко бьют в булыжную мостовую…
Мы спрыгнули с коней
и два пальца в рот – свистнули
Громким свистом отправили мы коней переулками
на луга, туда, где кончился город…
Мы горделиво шагали,
развернув плечи
гордо глядя вперед
и чуть покачивая на ходу брошенными вольно вдоль тела
руками
безоружные
только у каждого в опущенной правой руке
бубен
Мы ворвались первые
и за нами пришли еще наши
веселым потоком
И горожане сходились, спешили на большую площадь
Их светловолосые девушки танцевали
кружились вокруг нас в своих лучших платьях
В этот день моей свадьбы люди го́рода франков танцевали
с нами,
потому что рядом со мной шла самая красивая из их девушек
самая красивая со светлыми кудрями
Она откинула с головы светловолосой на свои белые плечи
красную накидку
Я подарил ей свадебный наряд и много золотых украшений
Она шла рядом со мной
и я видел ее нежную улыбку и светлые глаза
Человек-волк выбирает себе подругу один раз
на всю жизнь
Пусть она из обычного человеческого рода,
не умеет перекидываться,
все равно один раз
на всю жизнь.
И нас окружают мои друзья в красивой одежде
И я смеюсь большими белыми зубами
И в мою смоляную косицу вплетена нитка жемчужин
И на мне шёлковая рубашка
цве́та лепестков желтой розы,
подпоясанная красным кушаком,
бархатный черный жилет,
штаны из крепкого черного сукна.
Мои длинные ноги обуты в кожаные черные сапоги,
разузоренные пестрым узором
из нашитых цветных лоскутков окрашенной кожи…
И тут наши вскинули бубны
а их скрипачи с такой легкой быстротой повели смычки
по своим скрипкам –
вперед – назад –
смычки ходуном ходили
мелькали и летели
И пошла музыка!
Мы танцуем все вместе в этот день,
счастливый для меня и для нее.
Мы танцуем все вместе.
В толпе наши смоляные косицы перемешались
с франкскими праздничными беретами,
украшенными фазаньими перьями.
Светлые кудри их девушек
рядом с высокими шапками наших красавиц
Остроконечные девичьи шапки
словно бы устремляются в небо.
Наши девушки идут в танце,
переступая легко
маленькими ступнями в башмачках,
на которых вышиты птичьи лапки.
Наши девушки поют песню о том,
как потеряла дочь воина
свой маленький вышитый башмачок,
а сын хана нашел
И только ей башмачок был впору,
такая у нее была маленькая красивая ножка…
Мы танцевали все вместе
В тот день мы танцевали все вместе.
А потом они всё равно убивали нас.
В другие дни и ночи они всё равно убивали нас.
И мы не отставали.
Но она любила меня.
Кюрт – волк – произносила она ласково и непривычно мне
мое тюркское имя…
- Я люблю твои большие глаза,
которые умеют так смотреть, -
говорила она –
твои руки большие,
которые умеют так обнимать,
твои ноги большие,
которые шагают так далеко и широко,
твои большие белые зубы,
которые умеют так улыбаться!
Твои острые уши,
которые слышат в ночи…
Мой остроухий волк!
Не спится тебе в ночь волчью бурную,
не спится моему волку, моему храбрецу.
Всё-то ты рыщешь
ищешь деяний лихих
Не оставляй меня,
мой высокий!
Выше тебя только деревья и небо…
И много ночей она засыпа́ла на моей руке.
Она любила меня.
От нее у меня двое сыновей.
И в первую брачную ночь старая волчица-женщина
в свадебном шатре
ждала,
чтобы научить невесту всему,
что надо знать
молодой жене.
И вот моя невеста вошла в шатер,
внимательно полог откинув.
А спустя какое-то время
старик из наших
увел старуху-волчицу,
и впустил в шатер меня
и сказал моей любимой:
- Вот тебе волк!..
Она как все наши женщины
шила одежду,
расшивала цветными и золотыми нитями
праздничные наряды.
Я большой, осанистый,
входил в шатер наш,
где она сидела у походного очага.
Она подавала мне лепешки
испеченные на огне походного очага.
Лепешки пахли жаром, и дымом,
и руками любимой женщины.
Она у меня в золоте ходила – жена вожака!
Ни у кого не было столько золотых украшений,
сколько у нее.
Деньги у нашей стаи водились немалые.
Мы перекликались в зимнем лесу – лихие парни.
Я тогда раздобыл себе пистолет «Берса тандер».
А вы бы что сделали,
если бы на зимней накатанной дороге
среди лесных деревьев
мы бы окружили ваши сани?!
Вот и они то самое делали:
отдавали нам всё что имели.
Много кладов мы припрятали
в тайных лесных местах –
никому чужому не найти.
Только зимой голодной не наешься золотом,
да и на хлеб и мясо не сменяешь золото –
не берут…
Франки убили ее из мести мне,
убили женщину своего рода,
мою девушку в красной накидке.
Я вижу на кровавой траве ее мертвое тело
У меня отнимаются ноги
Мои сыновья, сильные подростки, несут меня в лесу
на носилках,
выдолбленных из ствола старого дуба.
Я год не мог ходить.
Потом всё же встал, поднялся,
пришел в себя.
Ну и пошли мы на их кошары
набегами –
всей моей стаей-ватагой.
Боевой клич кликну, рыкну –
и рванем все…
Эх, всё крушили!..
А сколько я бранил моих сыновей!
Вот непременно им надо жеребую кобылу на лугу
завалить.
Рисковые парни.
А у лошадей-то копыта подкованные –
получишь в башку –
и поминай как звали…
А кошара – эх!
Берегись, кошара!
Берегись, собаки деревенские!
Сторожевые псы овчарни, берегись!..
Хорошая зимняя овчарня.
На кругу, за плетнем круговым, пусто.
Снежком вытоптанное прикрыто.
Овец вовнутрь загнали,
под крышу черепичную.
А нам-то что! –
мы любые ворота выбьем,
кормушки, корыта водопойные порушим…
Но прежде я вскину свою старую манлихерку
и палю в морозный воздух –
убегайте, пастухи!
А деревня далеко.
А пастухи боятся нас,
потому что нас много.
А я палю из старого своего ружья,
пусть знают, что нечего к нам соваться!..
Ну пришлось одного пастуха укусить за шею,
это смертельно, конечно.
Но мы не людоеды,
только уж если совсем голодно.
Так ведь и люди от голода кормятся
человечиной!..
Ни одна собака взлаять не успела,
мы всех поре́зали.
Перекусили собачьими печёнками
и взялись за овец.
Пировали долго.
Рвали сильными зубами еще живых ягнят.
Кровь текла, как вино,
по мальчишеским лицам,
по округлым подбородкам моих сыновей…
Такой бардак по барабану устроили в кошаре
унесли много мяса
Но овец резали всех
просто так
чтоб знали пастухи и все прочие,
что это мы!..
А теперь даже ни одного дохлого ягненка-недоноска
в кошаре не найдешь –
люди всё сожрали –
голод,
зимний голод…
А как вы хотите, чтобы я с ними говорил,
если такие небылицы о нас
они сочиняют,
если ославили меня людоедом…
А-а! Плевать!
Мне по барабану, по бубну
ваша человечность!
Ваша человечность – это всех убивать!
Шубы себе шить из наших шкур
охотиться на нас днями и ночами
кровь нашу пить, пожирать наши сердца,
чтобы сделаться сильными и храбрыми
как мы,
только этого никогда не будет!
Загоняют нас в ямы, на острые колья,
а потом камнями сверху добивают.
За наши мертвые, отрезанные, отрубленные головы
платят золотые монеты…
Эта гребаная Европа украла у нас нашу одежду –
наши жилетки-элеки, наши сапоги
и штаны в обтяжку,
и остроконечные шапки наших девушек –
для своих богатых женщин.
У нас украли наши лепешки,
наши жёны пекли их в жаркой черной круглой печке
эти лепешки едят горячими
и не надо намазывать на них
какую-то вонючую подливку…
У нас украли наши палатки и шатры…
Какого чёрта наяривают в наши бубны?!
У нас украли нашу музыку.
Украли наши сказки старинные,
какие рассказывал я вечерами
моим маленьким сыновьям –
о славном парне по прозванию Карабаш –
Черная голова –
умного, сильного так у нас называют
всех он перехитрил
и женился на дочери короля франков,
о спящей зачарованным сном в зачарованном дворце
ханше-красавице,
о девушке, которая когда говорила,
изо рта ее сыпались жемчужины…
Убивали нас.
Но стали одеваться, как мы,
стали есть, как мы,
стали танцевать, как мы,
и рассказывать наши сказки!..
У меня плохое предчувствие.
Мои сыновья, Готье и Винсент,
бегут впереди всех,
утаптывая зимнюю дорогу для всей стаи.
И если нас поджидают,
если начнут стрелять,
их убьют первыми…
Колотится о ребра мое сердце,
со страшной болью колотится…
Убейте меня первым,
сейчас убейте меня!..
Засада. Я знал!
Но если первым убьют меня,
остальные еще успеют повернуть назад
и бежать…
Я вырываюсь вперед
вопреки неписаным законам стаи…
И вот мой отчаянный прыжок вперед
И гремит гром
И мои молодые друзья лихо бьют в бубны
и хохочут.
Я и она – мы идем обнявшись
и смеемся от радости.
Она откидывает на белые плечи
свою красную накидку.
Она такая нарядная,
такая красивая со светлыми кудрями.
А какой же я стройный в нашей праздничной одежде,
какой же я молодой
с черными светлыми глазами под черными бровями
И всё такое яркое до страшной рези в глазах.
Всё горит огнем.
Рушится мир.
Вселенная рушится…
Вселенная…
ПРИМЕЧАНИЯ
Прошу читателей не смущаться анахронизмами и смешением времен. Просто так надо в этом стихотворении.
Одна из самых интересных книг Димитра Овчарова – Димитър Овчаров «Български средновековни рисунки-графити». София, 1982. Димитру Овчарову удалось собрать и зафиксировать в своем труде все дошедшие до нашего времени болгарские граффити. Эти рисунки помогли мне описать во многих моих текстах быт, нравы, верования болгар-тюрок
и болгар-тюрко-славян. К сожалению, Димитра Овчарова уже нет в живых. Но я всегда ему благодарна за эту подаренную мне книгу!
Мне снилось лицо коня – отсылка к стихотворению Николая Заболоцкого «Лицо коня».
Над местом моего покоя – эти две строки – отсылка к поэме Николая Заболоцкого «Безумный волк».
…и бросился вниз – подобное самоубийство волка, когда животное бросается с высоты, видели не раз. Стоит отметить, что повадки, свойства и образ жизни волков я описала, пользуясь специальной литературой.
… и позвать исповедника просит она… - отсылка к староанглийской балладе «Королева Элинор» в переводе Самуила Маршака.
История о том, как человек-волк обратился к священнику, чтобы тот принял предсмертную исповедь у его жены, женщины-волчицы, рассказана Гиральдом Камбрийским, церковным писателем двенадцатого-тринадцатого веков. Это ирландская легенда.
…лю-у – волк по-французски loup – произносится как лю.
…на уже родном славянском наречии – по-русски – волк, по-сербски – вук, по-болгарски – очень короткий твердый звук – вълк, передается по-русски звуком и буквой – ы.
Дагобером звали их короля - Согласно средневековым писателям, Григорию Турскому и Павлу Диакону, в 631-32 году болгары под предводительством своего вождя, прозвание которого интерпретируется как Альцек, попросили у франкского короля Дагобера из династии Меровингов позволить им поселиться на его землях; он дал официальное позволение, однако ночью двинул войска на лагерь болгар и устроил побоище; вряд ли болгары скромно удалились, никак на это не ответив.
Меровингов называли "Длинноволосыми королями", они носили волосы, распущенные по спине.
Красивый, сильный, любезный… - вообще-то так характеризует Арихиза, правителя герцогства Беневент (591-641), Павел Диакон.
Лиутпранд Кремонский — итальянский дипломат и историк десятого века, В 949 году посетил с дипломатической миссией Константинополь, побывал и в государстве балканских болгар. Свои впечатления от поездки изложил в книге «Антоподосис» («Воздаяние»). Причины конфликта Лиутпранда с Беренгарием Вторым, маркграфом Ивреи, неизвестны. Беренгарий стал королем Италии в 450 году. Лиутпранд писал, в частности, о сыне болгарского царя (хана) Симеона, который владел магией и превращался в волка. Имя этого юноши было Баян – тюркское имя. В сущности, речь шла о шаманском обряде общения с предками. Волк – бури, кюрт – общетюркский священный зверь, которого болгары длительное время почитали своим предком. Имя Кюрт бытовало у балканских болгар еще в первой половине двадцатого века.
Вороньими волчьими птицами… - в местах обитания волков часто водятся вороны, поэтому их и стали часто называть «волчьими птицами». Вороны следуют за волчьей стаей, доклевывая добычу, и как бы находятся под защитой волков.
Я пил из черепа Дагобера – отсылка к византийским сведениям о правителе балканских болгар, хане Круме, который победив в 811 году императора Никифора, приказал сделать из его черепа чашу для вина.
…наравне с прочими италийцами – болгары двигались в Западную Европу волнами. Впервые они появились на территориях нынешней Италии и Франции в пятом веке н.э., это были болгары-тюрки. В третьем веке до н.э. фактический основатель Китая, император Цинь Шихуанди начал политику вытеснения тюрок с территорий нынешнего Китая, кочевников сгоняли с пастбищ, это вынуждало их двигаться в поисках новых пастбищных угодий. Таким образом, болгары расселились по самым разным землям, всюду сохраняя свое самоназвание. Происходит самоназвание болгар из тюркских языков: тюрк., ср. тат., вост.-тюрк. bulɣamak "перемешивать", др.-тюрк., казах. bulɣak "смятение", казах. bulɣak "горделивый, гордый", чагат. bulɣaɣ "смятение". Вероятнее всего, болгары первоначально представляли собой некоторое смешение, объединение, своего рода союз тюркских общностей, двинувшихся с территорий нынешнего Китая. Но уже в седьмом веке тот же Павел Диакон числит их наравне с остальными италийцами – апулийцами, калабрами и проч. Второе значительное переселение болгар в Западную Европу происходило в одиннадцатом-двенадцатом веках, это были выходцы с Балканского полуострова, тюрко-славяне , спасавшиеся от преследований, которым их подвергли по указам церковных иерархов, и принесшие в Италию и Францию основы неканонического христианства, условно называемого Богомильской ересью; Богомильская ересь породила еретические движения катаров, патаренов и проч. Особенно известны так называемые альбигойцы, еретики южной Франции. Впрочем, в Западной Европе неканонические христиане также преследовались. На Волге и на Дунае образовались болгарские государства: волжские болгары приняли ислам, балканские – греко-восточную ортодоксию (православие). В Западной Европе болгары не создали государственности, но оказали значительное влияние на культуру и быт. И по сей день в Италии и Франции сохранились географические названия, связанные с болгарским присутствием. А в Италии известны фамилии Булгарини, Булгарелли…Существуют варианты произношения: в Западной Европе – булгар, на Кавказе – малкар, на Волге и на Балканском полуострове – короткий твердый звук – българ, передающийся по-русски звуками и буквами – у или о.
Катепанатом (от Катепанос - верховный) назывались византийские средневековые владения в италийских землях.
В "Барийских анналах" за 1021 год мы читаем:"... Василис Бойоан вступил в битву с франками и победил их у города Канны." Этот человек несколько раз упоминается в разных италийских хрониках. Он был катепаном, то есть возглавлял значительное воинское подразделение, армию, по сути. Не так трудно заметить, что Байянус (Баян) и Бойоанус (Бойоан) – одно и то же тюркское имя, написанное по-разному, поскольку никаких правописных норм в отношении имен и прозваний еще не существовало в Европе
Вообще-то кёсе́м/кёсеме́н означает вожак стаи, свободный, независимый именно на османском тюркском языке, об этом сказано в Энциклопедии ислама.
Качулка (болгарск.) – капюшон.
Когда в сёлах пустеет… - из стихотворения А.К. Толстого «Волки».
…вылизывал своим шершавым языком… - По свидетельству Плиния Старшего, римского ученого первого века до н.э., волчица языком натирает десны детенышей, чтобы облегчить боль при прорезывании зубов.
…есть на бегу лесные ягоды – волки много и интенсивно двигаются, и поэтому нуждаются в обильном питье; если поблизости нет воды, они утоляют жажду лесными ягодами, или – в соответственных местностях – поедая арбузы и дыни на бахчах.
«Вальпургиев фехтбук» - написанное в четырнадцатом веке пособие по обучению бою на мечах.
В пятнадцатом веке в замке Блуа находилась резиденция герцога Карла Орлеанского, выдающегося французского поэта.
…значки-рисунки - Речь идет о так называемых Болгарских рунах — руническая письменность болгар-тюрок, употреблялась в VI—X веках на Балканах, на Волге, в Западной Европе… Не расшифрована.
… tutte vagabonde – все бродяги (итальянск.).
Она откинула с головы… красную накидку… - Понятно, что имеется в виду сказка о волке и девочке в красной накидке. Известны французский (Шарль Перро) и немецкий (братья Гримм) варианты этой сказки. Записавший это фольклорное произведение Шарль Перро сопроводил текст изящным стихотворением, в котором призывал юных девиц беречься волков; то есть смысл сказки, отнюдь не детской, был ему ясен: мужчина дефлорирует девственницу. Любопытно, что у тюрок и волжских угро-финнов, оказавшихся под сильным влиянием тюркской болгарской культуры, традиционным костюмом невесты являлась красная накидка или красное головное покрывало поверх платья; а жениха называли волком.. В сказке речь идет также о накидке с капюшоном. И, стало быть, речь идет… о свадьбе? Кажется, об этом говорит и фигура Бабушки, жрицы, женщины-предка, которой невеста делает предсвадебное приношение – «кормит». Но почему же волк такой злой? Не такая уж сложная загадка! Западные европейцы столкнулись с другой культурой, тюркской по происхождению; носители этой культуры, «чужие», «другие», вызывали страх и неприязнь. Ведь в тюркской и испытавшей тюркское влияние кавказской культуре образ волка – весьма положителен и поэтичен. Волк – символ дерзости, храбрости; своим волком девушка называет возлюбленного. В западноевропейской культуре таким образом сложился двойственный облик волка: с одной стороны – это вампир, оборотень, людоед; с другой – остается символом храбрости и силы, к которым возможно приобщиться, если съесть часть тела волка или пить волчью кровь; отсюда германские имена – Вольф – волк, Вольфганг – волчья тропа… Интересно о фольклорном облике волка в тюркском мире и на Кавказе рассказывается в исследовании Ю.Ю. Карпова «Джигит и волк». Санкт-Петербург, 1996… Еще в пятнадцатом-семнадцатом веках в Западной Европе волков уничтожали как только могли! За отрезанную голову волка, принесенную в учреждение городского управления как доказательство убийства, платили деньги. На сегодняшний день волки в странах Западной Европы фактически уничтожены…
…потеряла свой маленький вышитый башмачок… Украли наши сказки старинные – эти сказочные сюжеты, записанные в Европе впервые Шарлем Перро и братьями Гримм, действительно имеют тюркское происхождение и встречаются в древних китайских текстах именно как тюркские сказки. Но кто же принес эти сказки в земли италийцев, франков, германцев? Кто впервые рассказывал их, и рассказывал вновь и вновь. И передаваемые из уст в уста они часто обрастали новыми деталями и даже могли утратить первоначальный смысл… Но единственными тюрками, закрепившимися и медленно ассимилировавшимися в Западной Европе, были болгары!..
(Закончено в начале второй половины марта 2020 года).
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney