РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Александр Рытов

Стихи

14-05-2015 : редактор - Женя Риц






***

Наши стареющие отцы громыхали выстрелами у прудов,
громыхали гусеницами по проспектам.
Домашние животные забывали хозяев своих и кров,
смешивались с разбитым стеклом и светом.

Моя кошка похоронена рядом с черепахой Хелоной
и тремя канарейками-рифмоплетами,
скошенными очередью пулеметной
во время сражения за Барселону.


***

Над полем кружат соколы,
хвосты мышей рассеиваются по глубоким норам
цветами детского калейдоскопа.
Кроты и мыши бросаются в укрытия, земля дрожит
под свист летающих галер,
соколы преодолевают звуковой барьер.
Черепа грызунов, разбросанные между пнями,
непрестанно следят за небесами.
К ночи соколы улетают к высоким елям, к далеким гнездам.


Ленин и Моцарт

Пошли как-то Ленин и Моцарт в поход,
взяли с собой рюкзаки
взяли много других вещей
в четыре больших руки

Пошли они в сторону старых гор
навстречу пошли заре
и думал Моцарт о месяце май
а Ленин об октябре

шли они долго и первый привал
их бросил в объятия трав
Моцарт в них треуголку помял
а Ленин свой финский шарф

шли они дальше и вышли к реке
и смыли в ней пыль и прах
Моцарт купался в белом белье
а Ленин в черных трусах

шли они дальше и увидели вдруг
стадо диких коней
Ленин на них поскакал как стрела
а Моцарт еще быстрей

вышел навстречу им лесник
и сказал что Емельян Пугачев живет
в волшебном доме и это дом
у которого солнце встает

шли они дальше и увидели дом
где Емельян Пугачев живет
Ленин "что делать" ему подарил
а Моцарт две пачки нот

вдруг у ствола показался зверь
с полным клыками ртом
Ленин отравленной пулей его
а Моцарт добил клинком

вдруг у моста появился Змей-Горыныч
и биться стал без конца
Ленин срубил ему три головы
а Моцарт три конца

вдруг прокаженный возник на тропе
попросил на лечение он
Ленин пряником его лечил
а Моцарт лечил кнутом

вечер спустился луна за окном
закончился славный поход
но снится Ленину с Моцартом дом
у которого солнце встает


***

Мои слюни и слезы - твой октябрьский урожай,
мой урожай - твоя болезненная юность
и объятия, сползающие по моей еще крепкой плоти.
Хочу напиться из серебряного ручья,
но чтобы и ты пила ту же воду
и была похожа на белую лошадь,
поскрипывающую челюстью и седлом.
Потом придет осенний день на костылях с серыми мертвыми руками.
И я влезу на твою лошадиную спину,
и мы поедем, позвякивая костями, по грязным камням,
которые когда-то тоже были костями,
собирать октябрьский урожай.


Счастье Империи

Я болтался на границе Империи
счастливым ангелом и повесой.
Меня так любили родители,
что я не мог рисковать ни формой, ни весом,
а также подходить к стоянкам кочевников-бедуинов
и к неизвестным погранзаставам,
построенным по некоторым расчетам
еще при антропогенезе.
Я был так слаб и возмутительно бесполезен,
но Империя меня ценила.
Ценила просто за то, что я был счастлив ее счастьем.
Мама и папа ей верно служили.
Их фотографии и револьверы
висели всегда на доске почета
на длинной измученной временем жиле
тощего жилистого государства.
И мне казалось, что все здесь прерывисто и легко,
и от всего есть свое лекарство,
сюда не падают метеориты,
что вся эта злая длинная страна создана для моей защиты.
Чтоб я болтался у ее границы,
вдоль моря синего и вдоль леса,
чтоб украшал ее и устрашал врагов Империи
счастьем ангела и повесы.


Сон Аполлона

Аполлон уснул, пристегнувшись.
Мимо пролетают то метеорит,
то спутник сошедший с орбиты.
Аполлона страхуют ремни.
Он знает: падение небесных тел
происходит строго по графику.
Жизни и смерти нет.
Камень устроен сложней, чем тело.


На масляной ладони великана

На масляной ладони великана
я лгу о будущем и лгу о настоящем,
но лгать о прошлом здесь запрещено.
Как бездна открывается оно
и в травы вязкие , в поля зовет и тащит.
Там режут руки острые травинки,
там рощ фруктовых лиственная гать.
На масляной ладони великана
я лгу о фруктах, сладких и с кислинкой,
о фруктах горьких пробую молчать.


Пушкин в космосе

Чай на орбиту, тетрадку и сушки
взял Александр Сергеевич Пушкин.
В странствие первое, в мир фейерверков
Пушкин отправился с Белкой и Стрелкой,
позже в далекий трехдневный полет
взят был ученый испытанный кот.
Ну и последним в бескрайние дали
с Пушкиным вылетел Юрий Гагарин.
Пьянки, дуэли, рапиры и пули -
Пушкина знали все на Байконуре.


***

Просветы на небе, давно болеющем пироманией,
черные нимбы уставших зданий
без прошлого и без веса,
свет на руках, листающих прессу.

Настольные лампы, прошлогодние комары,
мелодии муниципальных садов у моря.
Черный шарф поэтессы расплетается на шнуры,
уступчиво сползают чулки, мнутся туфли от новой боли.

Небо растворяется, остается одна земля.
Она не может найти спасение.
Но в этот миг появляюсь я. Ловлю мгновение:
поправляю ее шарф, подтягиваю чулки, расправляю туфли,
нахлобучиваю капюшон,
включаю, как шахтерскую лампочку, ее третий глаз.
Но опять, уже в двадцать четвертый раз,
я для нее - "он".


Похороны Маленького принца

Однажды летом шестьдесят второго,
глазом сверкая, как толстой линзой,
я возглавлял делегацию от Хрущева
на похоронах Маленького принца,
очень похожего на Бонапарта.
Брела процессия тусклым светом
за белыми звездами катафалка.
Под черным небом чужой кометы
мы несли венок от страны Советов,
шли по тропе, миновали арку.


У полюсов земли

У полюсов земли разрытые карьеры,
там бродят сонные курильщики в плащах
и травы собирают, чтоб превратить их позже
в папиросный дым.
Страна любви, вернувшись из ее пределов,
ты чувствуешь - твои душа и тело
вдруг изменились.
Закуривая папиросу, идем по улицам пустым.
Нет облаков, есть только дым, есть запах табака.
Пропали облака над льдами полюсов,
пронзенные антеннами обсерваторий.
В карьерах темных струйки благовоний
стремятся к небу.
И ветер смешивает в коктейль
слова короткие и метель.
Туда сквозь бескрайний простор морской,
сквозь скал и рифов цветную ленту
плывут весной корабли с Фолклендов.


Армия Революции

Шорохи слабые в гардеробе
музея Октябрьской Революции.
Бабушка-гардеробщица всю ночь открывает гробы.
Из них в шинелях красноармейцы
встают, выстраиваясь в ряды.
Вторгаются в небо на долгие мили
серых буденовок острые шпили.
Бабушка-гардеробщица всю ночь открывает гробы.
Она без устали до рассвета
легко работает острой фомкой.
Над подземельем метет поземка,
гвозди ржавые, капли света.
Она мечтала давно об этом.
Пустая лестница, гардероб.
Как банки с сайрой - за гробом гроб
она вскрывает. И вновь у входа
ее встречает Ее Свобода,
благословляет ее войска.
И отражение от штыка щекочет дремлющие светила.
И вдруг отслаивается от тени
и к ней шагает Владимир Ленин.
Она навстречу... Но крепок сон.
Она навстречу ему... Но он
солдат уводит в снега, в разлуку,
она за ними бежит сквозь вьюгу,
туда, куда, не успев проснуться,
шагнула Армия Революции.


Средство мобильной связи

Черные муравьи вылетают из мобильного телефона,
заползают в рот, заползают в уши,
на спине суетятся, на шее,
они рождаются от удушья
эфирных волн. На волнах чернея,
они очищают звук до блеска, они доводят его до края,
где звук становится чьим-то словом,
они конкурируют с муравьями, рыжими муравьями
компании «Оранж».


В центре Римской Империи

В бедной гостинице, в центре Римской Империи,
я прилег, отказавшись от мутной воды,
отказавшись от черствого пыльного хлеба.
Я лежал под лучом самой дальней звезды,
мне сухие губы мглой увлажняло ночное небо.
Я представлял, что в будущем
вода наполнит безводные русла,
пространство безводное сократится.
Путь караванов короче станет.
Мои следы и твои зарницы однажды сблизятся,
наши лица
омоет новых дождей дыхание.
Новых времен молодые Боги
будут бродить в неизвестном веке,
прошлое снова наполнят реки,
только реки и их притоки.


Катаклизм

Улицы, скверы три дня пусты.
Земля на время с оси сошла,
сошла с ума, и мои коты
спрятались в ящиках письменного стола.
Дым сигары их пропитал,
ко мне опять пришел призрак Че
и сквозь окно мое наблюдал
мир в кошачьем параличе.
Земля несла нас на ближний риф,
коты стонали в своих гробах,
и Че был холоден и красив,
как смерть на маленьких островах.


Паучья фабрика

В саду, лишь в сторону на время отойдешь,
повсюду паучки мгновенно приступают к делу,
пакуют времени кусочки в прозрачные слои зеленой хвои,
затягивая паутинкой легкой
цветные бонбоньерки.
В лесах, в садах барочных,
в домах пустых, в углу квартиры,
в подвалах одноглазых
хранятся фабрики паучьей сувениры.


Тропами Семен Иваныча

Утром Семена Ивановича погребли.
Потом поминки были.
Потом по домам пошли, поехали, погребли...
Завтра утром пойдем по грибы.
Искать будем царские белые
вдоль заброшенной полосы посадочной
тропами Семен Иваныча.


Взросление

Все выросли. Вначале расступились ели и сумерки пришли.
Потом все фотографии друзей помолодели
под плексигласом финского рабочего стола.
И я настойчиво до самого утра
пытался лампу починить, ведь мне тогда казалось,
что свет ее, его фотоны однажды умудрились ошибиться.
Всю ночь такие юные, почти чужие лица
нашептывали длинный скучный манифест о старости грядущей и тоске,
о том, как юности частица превращена в фотон.
Стучало утро новое в виске
усталостью борьбы со временем и светом,
я нервно вытащил из пачки сигарету
и закурил, и вышел на балкон.


Лесное пламя

Автобус в облаке, пенный ручей,
похожий на желтых овец отару,
впадает в озеро. Средь камней,
проступающих сквозь кожу земли костями,
в пышном тумане рождается пламя.
День дождливый уже в разгаре, влага повсюду.
Огненный бунт обречен и чудо
прожечь не сможет времен гранит.
Никто о пламени не узнает,
никто никогда не напишет в газете.
Оно исчезнет легко навеки.
Лишь лампочка вскрикнет, перегорит
в пустой районной библиотеке.


Военные сны

Спим, прикованные цепями -
январскими сновидениями, запертые в отсеках подлодки,
где снится только свет, и снится ужин в потоке света прожектора военной базы
с прохладным ветром и дымом сухой питательной сигареты.
Сто фляг с вином для святого причастия,
сто котелков со снегом, давно остывшие от супа,
ждут нас в столовой воинской части.
Сольемся с мертвой пехотной травой итальянских зим
на границе со снегом, где свет от света и от снега снег -
это будет наш первый большой побег.
Трава приведет нас в начало лета.


Ласточки

Ласточки, как звонкие первоклассницы,
Изучают оливковую рощу,
Воздухом влажным горло полощут,
Пронзают синие кубометры дня
И пикируют над балконом.
"Саша, когда ты закончил школу?" -
по-гречески спрашивают меня.



blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney