РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Юрий Соломко

ВХОД ИЗ МУЗЕЯ ИСТОРИИ СЕКСА

21-05-2012 : редактор - Женя Риц





Блядь

*
   Среди ее мальчиков, парней, мужчин: блондины, брюнеты, шатены,
   рыжие… кареглазые, с голубыми глазами… с зелеными тоже,

   дальнозоркие +4, близорукие -2, и даже один кареглазый блондин
   с тяжелой формой астигматизма. В общем, и сейчас на вопрос:

    «Какие мужчины Вам нравятся?»
   Отвечает не раздумывая: «Разные…»

*
   Про детский сад не будем говорить, не будем углубляться
   с кем она кушала зубную пасту, и кто доедал за нее перловую кашу,
   которую она так не любила.

   Начнем со школы: отличники и двоечники, прогульщики и примерные.
   С хорошистами — не водилась! «Удовлетворительников» —
недолюбливала!

   В школьные годы она придерживалась крайних позиций:
   хорошистов и троечников — считала — приспособленцами.

*
   Студенты: в основном из ведущих ВУЗов
    (извините, уж так получилось, это непреднамеренно) —

   ХАИ, ХИРЭ, ХГУ. Ну и еще парочка мальчиков
   из сельскохозяйственного и строительного.

   Комсорг группы: было два, причем одновременно…
   Не-ет, не в смысле втроем. Это сейчас: «свободная любовь»,
   свингеры, «шведские семьи». Тогда — все по-другому:

   коммунизм, партия… какие-то близнецы, какие-то братья…
   А! Еще! Основное: секса нет!.. Бога, кстати, тоже.

   Комсорг института: в скором времени к ней подкатил еще один «икс-игрек»
   из «этих» (политически грамотных, тщательно отслеживающих тенденции,
   ждущих очередного Пленума КПСС, как мужики со двора — футбола
по телику).

   Уже потом он будет рассказывать сыну: «Расстаться с ней, сына, мне было
   ой как не просто… Но слава богу. Слава богу, у меня хватило мозгов!
   И эфемерному счастью с ней — я предпочел твою маму».

*
   Преподаватели: был в количестве одного. С ним вдоволь могла поговорить
   о фрейдизме. И о том, как крохой ей думалось, что когда мама умрет —
   папа на ней женится.

    (Сохранила к этому преподу (давайте условно назовем его Фрейдом)
   пылкую привязанность, и даже после того, как они разошлись —
   помогала набирать ему диссертацию.)

*
   Ректор:     —
       ( Нет, с ректором у нее, ничего не было.)

*
   Рабочие: передовики и ударники (комсомольцы). Молодые люди —
   не без перспективы. Кто пошустрее, впоследствии: вступили в партию,
   сделали неплохую карьеру;

   Не комсомольцы: перспектив не имели, о карьере даже не помышляли.
   Должность «начальник участка» — предел мечтаний. Подняться выше —
   большая удача!

   Им можно было заниматься йогой, строить дом, сажать дерево, рожать
сына.
   Но они не рожали (не считая этот физиологический акт своей задачей),
   не сажали дерево. Дома обычно строили, если были строителями.

   Йогой — не занимался никто. Как правило, пили — кто больше, кто меньше.
   Непьющие были в меньшинстве, и их недолюбливали.

*
   Руководители среднего звена: тоже очень ее любили.

*
   Руководители больших предприятий: зачастую, были непостоянны, властны,
   раздражительны, скучны, щедры напоказ, но временно. Одним словом, мудаки!
   В общем, ей такие не нравились.

*
   По поводу национального признака: для нее этот признак не имел
   никакого значения. Испытывала отвращение к любым проявлениям
   расовой нетерпимости. Еще в школе довелось внести свою лепту

   в борьбу за «равные права»: отослала одиннадцать писем в адрес редакции
    «Комсомольской правды». Десять — с вырезанными, из купленной в десяти
   экземплярах «Комсомолки», протестными талонами. И одно — длинное,

   эмоциональное и в чем-то сумбурное. Приведу выдержку:
    «Как же можно их обижать?! Они ведь такие же как мы!
   Они ведь наши братья!!!» И еще: «Анжела, если ситуация

   у Вас не наладится, то знайте: я поговорю с родителями,
   и не сомневайтесь, я в них уверена, мы сможем поселить
   у себя в комнате, хотя бы одного маленького негритенка!»

*
   В основном, украинцы (тут хочется процитировать одну харьковчанку):
    «Много у меня было мужчин, всех и не сосчитаешь./ Девять? — Больше.
Тридцать три? — Меньше./ Значит что-то между девятью и тридцатью
тремя».

   В их числе, диктую — записывай: первая любовь — мальчик из детского сада, рыцарь, который всегда, если того требовали обстоятельства помогал справиться с перловкой (спасибо тебе, милый друг!); одноклассники из школы (их я перечислять не буду, тоже — сплошь рыцари); ребята из ее института (надеюсь, еще не забыли): три «верных заветам» молодых человека; в списке нашлось место и для многочисленных студентов других ВУЗов (кого там только не было): музыканты, спортсмены, какой-то фарцовщик, который после распада Союза стал видным политиком, пару поэтов, какое-то неопределенное количество прожигателей жизни, которых по всем признакам можно отнести к поэтам — если бы они еще и писали стихи — но стихов они: не писали; со студентами закончили — представители рабочих профессий: электрики, сантехники, штукатуры (относилась к ним с пониманием: «Да, за ними был грешок выпить. Но зато, в основной массе — абсолютно нормальные земные мужчины, без придури. Жаль только слов тебе никаких красивых, безумств, приятных мелочей. И культурная программа — ну ни к черту: первое время в кино, затем по забегаловкам, а потом уж совсем… На вопрос: «А куда сегодня?» —
«Так-к-к… к тебе». В общем, здоровый секс — ничего личного. — Теперь это, кажется, так называется?»)…

*
   О гражданах других национальностей (прямая речь героини):

   Белорусы: «Тот, который был у меня, только и делал, что канючил. Тоско-
вал по Малой Родине, но категорически не хотел возвращаться обратно, категорически!»

   Русские: «Было много. Москвичи в том числе. А о них — и вспоминать не
хочется. И не потому что они… А просто не хочется».

   Евреи: «Что он еврей, и все что из этого следует — в «дружеской беседе»
поведали мне родители. Из самого безобидного: «Стараются не жениться на
наших — стараются создавать семью со своими! В лучшем случае, будешь на втором месте после его мамы…»»

   Кавказцы: «У них там на Кавказе с этим строго, так думали приедут сюда… А — фигушки! Со мной по крайней мере. За всех наших девчонок душу отвела… Не дала — ни одному!»

   Татары (кажется, художник): «С ним — много и обо всем говорили. А иног-
да, мне стоило только подумать о нем… и вдруг — становилось легко и спокойно.

   В такие минуты казалось, что ощущение радости и какого-то абсолютного
счастья — продлится не 5 минут, не полчаса, не месяц и даже не год. И не просто: «Будет продолжительным».

   Мне было настолько хорошо, что я наверняка знала, что это все — теперь
насовсем. И даже разрешала себе верить в то, что мне наконец удалось. Что наконец нашла Его. Что это — именно Он».



Вход из Музея истории секса

   Бежит, пытаясь успеть на отходящий от остановки трамвай.
   В обеих руках сумки. Груди подпрыгивают в такт бегу.
   В следующий момент — выпрыгивают из сарафана. Так
   и бежит. Так и вскакивает в трамвай. (Двери закрываются.)
   Ставит сумки на пол, ловко возвращает грудь в сарафан: «Хух,
   успела!» У соседних дверей — совершенно офигевшая группка
   подростков. Конечно, и интернет, и экран мобильного телефона, —
   и они уже как бы многое видели. Но тут ведь — настоящая
   жизнь! И подросткам, в отличие от большинства пассажиров,
   даже в голову не приходит делать вид, что ничего не произошло
    (и не происходит). И не пялиться на нее — они просто не могут.

   Полупустой троллейбус останавливается, едва отъехав
   от остановки. Решительная дама-кондуктор с начесом
   тут же берет ситуацию в свои руки: «Если в салоне имеются
   мужчины, пусть соизволят выйти и дотолкать троллейбус
   до перекрестка… а там, — говорит, — есть свет». «Напряжение,
   в смысле?» — подначивает пассажир. «А что нам за это будет?» —
   не унимается. «Вот никого пальцем не трону, а вот лично тебя
   посвящу в матери-одиночки — ребенка от тебя рожу… и тебе
   и отдам — будешь кормить грудью, содержать и воспитывать!»

   Перед тем, как отправить студенток-первокурсниц в секс-шоп
    (вход из Музея истории секса), где по словам девушки-экскурсовода
   им понравится больше — предлагает, чтобы каждая загадала
   желание. (Загадывать нужно обхватив пятерней достоинство
   статуи Бога-плодородия.) Девушки мнутся. Первой к статуе
   подходит староста группы (серьезная и сосредоточенная).
   За ней: кто со смешком, кто с торжествующей улыбкой, кто
   отрешенно, кто с видом знатока, кто краснея, а одна с криком:
    «Девочки, отвернитесь, пажалста, — пока я буду загадывать!»

   В гинекологии студенческой поликлиники — очередь
   на заморозку эрозии. Десять-двенадцать девушек.
   Вернее, десять-двенадцать напуганных девочек.
   И два-три невозмутимых с виду парнишки. Вернее,
   мужчины. И не потому, что не подают виду, что боятся
   за любимую. А потому, что пришли с ней. Говорят
   с ней. Держат ее руку в своей. Сидят рядом молча.

   Машину здорово подбрасывает. Надя за рулем впервые.
   Практически одновременно — закрывает глаза, бросает
   руль и убирает ноги с педалей, неосознанно снимая
   с себя всякую ответственность за происходящее.
   Отец выруливает. Когда Надя немного успокаивается,
   спрашивает: «Что это еще за выходки, Надежда?!»
   Слышит уверенное: «Па, — ну ведь ты же рядом…»

   Второклашка Ася наотрез отказывается решать пример.
   В числе, которое требуется разделить, есть ее любимая
   цифра. Учительница с каким-то даже удовольствием
   ставит ей двойку и вызывает родителей; Асина мама
   возвращается из школы с купленным на обратном пути
   арбузом. Когда папа протягивает Асе уже пятую или шестую
   скибку, мама, как бы между прочим и как бы скорее обращаясь
   к мужу, чем к ней (Асе), спрашивает: «Мы ведь делим этот
   арбуз? — Делим, верно? — Но ведь не для того, чтобы разрушить,
   уничтожить, сделать ему больно? — А зачем, как считаешь?..
   Ну, чтобы поделиться, ага? Тем, что любим — с тем, кого, верно?»

   Викуле исполняется четыре годика. И ей говорят, что теперь она —
   совсем большая. И она тут же чувствует себя СОВСЕМ БОЛЬШОЙ;
   Но какой праздник без сюрприза? — И этот не обошелся:
   котик Мурчик — гадит имениннице на подушку. Но мама Вики,
   прошу прощения, девушка интеллигентная. А настоящие интеллигенты
    (вдруг Вы не знаете) — они же не кричат друг на друга. И совсем
   не кричат! Даже, когда ОЧЕНЬ хочется. Но речь о коте, слава богу.
   В общем, орет во весь голос! Четырехлетняя Вика явно удивлена
   и заметно напугана — столь бурной маминой реакцией. Глядит
   с недоумением. Растерянно переводит взгляд — с мамы на кота, с кота
   на маму. Пытаясь успокоить, как-то утешить свою самую-самую,
   не к месту назидательно трясет в воздухе кулачком с поднятым
   вверх указательным пальцем: «Мамусь, лыбка ты моя, солныско,
   птичка! Да не ласстлаивайся ты так, лади бога! Наш Мулчик
   всего-навсего хотел мя поздлавить. Что мог мне, то и подалил» .



Общага

   Стук в дверь. Входит сосед по этажу и идет к холодильнику.
   Берет в холодильнике майонез. И уже потом спрашивает: можно?

   На столе с вечера стоят грязные чашки. Над чашками летает мошкара.
   Олег не выдерживает и выносит их на кухню. (Весь стол в следах от чашек.)

   Коля жалуется на отсутствие гондона. Макс предлагает — взять у него в тумбочке. Коля,
   не без гордости, говорит, что гондоны Макса ему жмут. Встает с постели и
берет упаковку.

   Еле слышное жужжание из-за стены. Света комментирует из постели Коли:
    «Это Ирка работает эпилятором. Недавно начала встречаться с Пашей с
4-го.»

   Из кухни, в смежную с комнатой стену, три раза стучат —
   Макс отвлекается от учебы и идет за закипевшим чайником.

   Коля кряхтит на Свете. Света борется со сползающим одеялом. Когда любимый
   потрахался, бережно, чтобы не разбудить, выбирается из под него и идет в душ.

   Олег лежит на кровати, стоящей вторым ярусом на спинках кровати Коли,
   и молится перед сном — не выдерживает Колиного храпа и прерывает молитву.

   Еще одна пара (Кабан и Наташа) раззадоренные Колей и Светой
   непродолжительно корячатся на койке Кабана, затем — с нее встают.

    (Кабан, в презервативе. Наташа, в простыне.) Кабан бросает постель на пол.
   Наташа для порядка ломается. Через мгновение — они уже делают это на полу.

   Пришедшая из душа Света, выключает освещение и аккуратно обходит
   ребят, садится на кровать Коли, и долго вполголоса говорит по телефону.

   Макс сидит перед компьютером в наушниках и играет по сетке. Олег
   дрочит в туалете. Вернувшись, забирается к себе «на второй этаж».

   Обводит взглядом комнату — все заняты своими делами
   и, по возможности, стараются друг другу не мешать.

   Побыв в одиночестве (в туалете, и в комнате вместе со всеми), поняв
   и простив, засыпает счастливый, как после — благодатной молитвы.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney