РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Лиза Неклесса

Зимняя книга

31-05-2022 : редактор - Владимир Коркунов

Любовь властного соблазнительного мужчины изливается на двух женщин сразу, которые, словно два дерева, яблоня и берёза, склоняются под ней к холодной чёрной земле. Соки текут в два ствола одновременно. Он избегает ответственности, избегает любых решений — всё несут за него они на своих усталых, покрытых мшистой корой деревянных плечах. Он соединил их жизни вместе, связал обеих детьми, которые толпятся у стволов своих деревьев, своих склонённых матерей, словно привязанные козочки, жалобно блеют, пока толком не понимая, что к чему, что им уготовала жизнь. Любовь течёт из одного корня и растекается на два ствола. В какой из стволов вместо любви заливается ядовитый обман? Какое дерево постепенно будет отравлено этим соком, бегущим по его древесным жилам? Какое постепенно умрёт, засохнет, если вовремя не выдернет из себя капельницу с ядом? Согбенная яблоня и старая седая берёза решили всё сами. «Могущественный» мужчина, подземный маг самоудалился из их разбирательств. Оказался легковесен, словно последний ноябрьский облетевший листок. Женщины сами препарировали свою зияющую красную рану, словно могилу в саду, посмотрели в это ужасное место, где сплетаются их корни, и затем сами засыпали её, чтобы перетерпеть и жить дальше. Самопожертвованием они нашли из неё выход.
Это очень больно. Они сами примирились друг с другом, поняв роль этого двойственного мужчины, доброго и злого с разных сторон, словно он ходит в чёрно-белом одеянии, домино, устраивает из жизни бесконечный маскарад с ролями и переодеваниями. Его это устраивает. Его устраивает не нести ответственности, он никогда этого не делал и ему слишком страшно начинать. Его такому не научила властная и эгоистичная, холодная мать. Но с течением долгих лет чувство вины начинает пожирать его, обрушивает его в пыльные подвалы, тайники, запасники депрессии. Он весь оплетён, облеплен чувством вины, невыполненного долга, осознанием своей жалкости, отсутствием сил, чтобы изменить свою судьбу, сделать желаемый выбор. Словно безвольная личинка целыми днями, годами, он лежит на диване в бесцветной пропасти своих мыслей. Проваливается в депрессию, словно рыцарь с кроватью в подготовленную ему ловушку. Этого ли он ожидал от прекрасного сада с двумя деревьями? От того момента, когда приметил плодовитую весёлую яблоню, щедро дарящую ему душистые пёстрые яблоки, от высокой нежной берёзы, ласково шелестящей золотыми серёжками и нежной майской листвой.

В саду словно потух свет. Он обратился в вечный ноябрь. Под ногами скованный первыми морозами лёд луж и чувств, постаревшие, разлапистые деревья молча отдыхают. Здесь, в этом саду их радости и любви, остались только их скелеты, но сами они отсюда ушли. Их жизнь, их отрада, их нежность больше не посещают это место, находящееся в его сердце, они цветут где-то ещё — пусть рядом, но уже недостижимо. Его появление в саду вызывает одно усталое раздражение, больше ничего.
Сад постепенно заволакивает вязким туманом, в котором притупляются и гаснут все застарелые чувства и страсти. Лишь иногда, словно язычок свечки, светлое воспоминание нежно лизнёт и на секунду отогреет его сердце.
Сердце ощерилось защитной броней, словно ёж.
Личная жизнь троих пошла прахом, рассыпалась, словно облетающие листья в ноябрьском хмуром саду.

Болезненное ощущение, когда одна жизненная энергия расщепляется на два ствола, бежит по двум жилам вместо одной, когда ты сам раздваиваешься, распадаешься, твоя жизнь начинает делиться, рассыпаться, словно не собранный толком пазл. Жизнь разветвилась и, отрубив одну ветку, ты всё сожалеешь и сожалеешь об этой ране, периодически чувствуешь фантомные боли, хочешь пошевелить отрубленными пальцами-листьями.

Теперь крест той части его души, что ответственна за любовные чувства — вечно быть заточенной, находиться в этом саду, среди этих деревьев, иногда стремиться оживить это место или застлать воспоминания о нём успехами и радостью из других областей жизни. Что, Адам, сидишь ты против рая. Отсюда корни его депрессии, здесь, в схороненных душевных ранах она берёт свой исток. Здесь живёт его серое обвинённое сердце, здесь присуждено ему обитать. Его сердце зарастает виной, словно серым мехом, словно травой. Медленно истлевает среди блёклой поздней растительности. В конце жизни оно будет погребено в этом пасмурном саду, точно вместившись в пустоту под землёй, оставшуюся от той некогда засыпанной зияющей раны.

Жизнь продолжается, она бежит, течёт, и не так уж плоха — она довольно радостна, уютна, цветы других её областей, сверкающий успех, ласковые дочери компенсируют засохшее мрачное сердце. Но бывают вещи, безвозвратно выскользнувшие из рук, словно мерцающая чешуя голубой рыбы в полнолуние, от которых сохраняется лишь прощальный тихий всплеск.

В шлейфе чёрно-белых крыльев он уныло бредёт по сухой тростинке, полуслепой усталый мотылёк. Всё отмерло в его саду, когда-то полном таких возможностей и любви. Вина и безответственность разрушили этот сад, они волокутся за ним, словно нити паутины, куда бы он ни пошёл. Вот жизнь могущественнейшего из мужчин, подававшего большие надежды.

Ой не ходи, Грицю, та й на вечорниці,
Бо на вечорницях дівки-чарівниці!
Котра дівчина чорні брови має,
То тая дівчина усі чари знає.

У неділю рано зіллячко копала,
А у понеділок пополоскала.
Прийшов вівторок — зіллячко зварила,
А в середу рано Гриця отруїла.

Як прийшов четвер — та вже Гриць помер
Прийшла п’ятниця — поховали Гриця.
А в суботу рано мати дочку била:
Ой нащо ж ти, доню, Гриця отруїла?

Ой, мати, мати, жалю в Вас не має
Нехай же Гриць двох не кохає!
Ой, мати, мати, жалю в Вас не має
Нехай же Гриць двох не кохає!

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney