РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Ангелина Ершова

альбом

05-06-2020 : редактор - Кирилл Пейсиков





статистически большая часть возгораний выпадает на последнюю фазу захода Веспера

~введение в новый завет~

— Сегодня мне было видение, неоконченное, но
Стянутое раскалённой плёнкой смолы
(Или так оно отражалось в моих глазах?)
Дух был прикован к крови пресным потоком снов,
Лунный свет проливался в вену седым остриём иглы,
И в мягком свечении ночи растворялся ласковый прах...

Это видение длилось недолго, но углы губ успело скривить,
И дрожала моя рука над взвившимся в спальне огнём,
И камин не сдержал его поцелуев моей простыне.
И где-то мартовский Веспер перестал над землёй кровить
(Или только пожар? — Третий час скоро веки сомкнёт),
Пламя, как женщина, обратит моё тело в снег.

— Миг — уничтожена память и обрублен последний вздох,
Так скомкать дыхание может лишь завершение ночи
И струйка опиума в мягком, как морок, листе,
Касания след — виждь — вовек не сойдёт,
Дистанция до рубежа различимо короче, —
Можешь узреть?.. Но лёгкие уже на кресте.

А теперь очнись. Очнись — в четвёртом окончена мука.
Проведи по локтю мокрой от боли рукой.
Разгони по комнате пепел, содрогаясь вверх — на подушке — и вниз.
Твоя способность мыслить сочится сквозь слабые руки,
На лбу испарина — серым — как будто увядший левкой

Заметен
ядовитый стебель, ползущий на синие плечи
И твоё мутное отражение в зеркале шепчет:

— Ну бог с тобой. Паки не время.
Жаль, очень жаль. Очнись.


смех за гобеленом


кстати
с глазами варвара
и эллинским безверием —
таким быть должен
истинный поэт

ну или идиот

сегодня я спустилась —
навылет
через рёбра
каждый лестничный пролёт

как
с
этим
жить?

скажи
это
возможно?

я буду спать
с романом Сартра —
в чуть-чуть обтрёпанной обложке
чтоб не так больно
было утыкаться
во сне
губами
ночью
в переплёт

шучу
я ненавижу
этого бездарного мечтателя

он как улитка в книжке

или закат на крыше,
испорченный спасателем

в чем смысл восьмой проклятой жизни,
если в девятой снова крикнут: Брысь?

пусть из меня богиня сквозняков и вилок
в блуждающих глазах

но вся моя огромная
наполненная смыслом жизнь —

лишь отраженье чьей-нибудь второй бутылки
в сбивающих оплошный воздух
поездах

*
каждую мысль о тебе
закопаю далеко-далеко

и вернусь в зацветающий Эдинбург
постою на могиле Юма

он научит меня не верить никому
и главное — ни в кого

находить красоту не в тебе
а в вереске, чайках и дюнах

отдаться наконец довлеющему листу
и написать, как во мне изнывает полмира

не ты

слушать музыканта на Кузнецком Мосту,
не рыдая над дешёвой переделкой Земфиры

сделать абстрактный рисунок,
не набросав тебя ненароком

и видеть, как его солнце хватает, слепя

я забыла, как это —
смотреть на дорогу

в небо
в аквариум
и мечтать о чём-то, кроме тебя


*
но всё до тех пор, пока решимость
не дотлеет в неостывающей боли —

чтобы я вновь приползла туда, где ждала,
что сигнальная вспышка поезда
сотрёт мою память
или глаза

человек ни в чем никогда не волен
и менее всего — в неутолимой горести
порыва
обнять

но все же я клянусь,
что одолею это


*
лишь выглянет из моря полумесяц,

я выброшу аквариум
и перестану пялиться на небо

не посмотрю на горизонт
бесцельно ожидая вести

я не посмею рисовать
мой разум не дарует ни одной строки

я брошу просыпаться каждый раз,
касаясь призрачной твоей руки

и вместо перебранных слов твоих
по сотне в день
в сознаньи стихнут легкие шаги


пенка Delot


страстный монолог читать исключительно в третьем часу в Маяке разбив предварительно бокал шампанского


признать эту слабость
пагубно

но мне,
второсортного слога монаху

мне,
изгою всякого знака

патетики
герменевтики
критики

мне-то простительно?


отыскивать тайные склонности
я вовсе не приверженец

я слышала от одного поэта,
что хорошо бы

быть ветром
и раскачивать повешенных


столь дерзновенна не бываю
и притязанья не имею

поэтому я предпочла бы
обломком корабля
случайно лечь на берег

и пролежать там праздной палкой
и сгнить за двести лет

и пусть потом меня
найдёт какой-нибудь мудрец,

и мной напишет на песке
про знание,
что палки-то в действительности нет


и раз вы видите:
намеренья мои печальны

и напрочь лишены
каких-либо амбиций

(ну разве что прикинуться
ручною чайкой

какая прилетала
к давившемуся кровью
Китсу)

так можно отпустить меня
не то утихнут все ночные штормы —

и как обломком с побережья стать?
для этого, увы, нужна мечта и устремленность

обломок — это, между прочим, статус
а не какая-нибудь грязь

поэтому меня заждался мой корабль
и в миг, когда я от кормы

навеки отвалюсь,

я передам привет, я обещаю,
и мудрецу о вас скажу,
клянусь.


не-врастения

я не писатель, я придуриваюсь

списанная за ненадобностью
я остаюсь жилкой в голубином крыле

изодранной надписью
«Не прислоняться»
в закатном огне

маленьким свинченным
проволочным цветком в щèли

я близкий каждой из твоих личностей
тюремный священник

твоя рука галапагосского мрамора
способна прожечь листы

нет ничего прекраснее
я мало лукавила
и много видела красоты

поэтому можно верить,
как ветер к дождю — с юга

я ласковый шизофреник,
потерявший сочиненного друга

мерзкое деревце,
прорастающее через сток

гениальная ересь,
которую пишут в стол

видно, кроваво бессилье
и грошовый выдался май

я хотела спасти от могилы
не позволить сойти с ума

правда ли, кварцевым страхом
не покроешься? — спросят вкрадчиво

нет
меренговый свет на щеках
и мне правда достаточно

лучше сверкнуть на твоей оправе
чем целый закат Бродвея

я ветер на перевале

не-писатель
не-поэт
не-врастеник


Корсика

Я услышала это где-то на Корсике,
стоя с охапкой тамариска в руках,
обожженных солнцем

Весь берег был в спелых персиках,
И море в дрейфующих рыбаках
терялось за спинами горцев,

Пришедших давить виноград

Или же нет? —

Я слышала это на Родосе,
У терракотового забора
встретив бродячего музыканта

Его соленые волосы —
целая полночь Эгейского моря
В седеющих завитках

В конце концов, это могло быть
даже в Ретимно,
белом и непролазном

где я полночи ждала автобуса
где угощали прокисшим вином

И продавали книги про коммунизм
около лайнера
С тремя палубами и джазом


***
Но имеет ли смысл помнить о том, где? —
Неоспоримо важнее, кто.

В этом трагедия человека
груз четырех стен
огонь последних листов

(Все-таки это было на Корсике—
столь прекрасной легенды
не мог бы создать материк;

Мне поведал её
надтреснутым голосом
чуть живой корсиканец-старик —

Впрочем, из островов
это мог бы быть равно и Родос

И Сиракузы
в арочной пыли
И Ираклион, где ослики в мыле
Наступают на древние кости

Но ужасный французский
Мне неизменно помнится
И оттого

пусть будет Корсика.


***
Закатные хризолиты
на побережье
С жарой оседали

И водоросли,
Хрустящие солью между
слоистых камней,
оплетали мои сандалии

Появился он неожиданно —
так сардинку
можно спутать с летучей рыбой,
если они вдалеке

Он сел около моей тени
И острой косточкой финика
Принялся рисовать
женщину на песке

У женщины был виноград
в огромном кривом кувшине,
Но всё это смыла вода,
И мы смеялись без всякой причины,

И потом он мне все рассказал.

Женщина —
дочь непокорного моря
С тонким, пронзительным именем,
похожим на стон, когда выжимаешь оливки

С изгибом неуловимого тела, плавным
И гордым
Глазами морского дыма
и крика

Однажды она ступила на землю
И в любопытстве
садами и травами
Вышла к пяти горам

Где,
В бесстыдстве
таившая красоту,

В сиреневом винограднике
полулежала смертная,

и листы на бесцветных жгутиках
ласкались к её ногам

Богиня не знала смертных
и склонилась взглянуть в лицо

Но та, пробуждённая ветром
и сладкой слетевшей пыльцой
С самых нежных плеч виноградника,

Принялась угощать свою гостью вином
Из самых своих ладоней,
Что были мучительно гладкими

(Почти как мой тамариск)

Вместе
дожидались они
звездопада,
и затем лучей и восход,
которые с моря лились
 
Но богиня вспомнила родину,
прокляла виноград и песок,
И к волнам отдаленным бросилась,
Но был виноградник высок,
Все любимые взморья далеки
И скалист бездорожный спуск,
Тяжелы опьяненные ноги,
И решила она: Разобьюсь

И с самых высоких пальцев
Корсиканских железных гор
Она кинулась, и хрустальной
На солнце сверкнула рекой

И спустилась к юному берегу
В этот томящий полдень
Воды серебряно-серой
Из горных потоков Голо

Набрать для корней виноградника
В пыльце засыпавшая дева.

***

— Вроде бы стало прохладнее…
 
Солнце и правда тускнело.

Простившись со стариком,
Я смахнула с сандалий водоросли
И, единым вскочив рывком,

ушла.

Я всё же была на Корсике —
Ведь в горах шумела река,
И в искрах её расплёскан
Был рыжий морской закат.

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney