СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВТимофей Дунченко
приступы пустоты и счастья (2010)
16-06-2018
1. голем
2. в абсолюте
3. мелатонин
4. хрящ
5. все вранье
6. стройным хором
7. все схемы разом
8. неизбежное детство
9. г.п.с.
10. условия были
11. приступы пустоты и счастья
голем
1.
Щекой к щеке. В изрубленное уст, среди хрустящего от
памяти снословья. Тот самый хруст, в любое изголовье,
воздушным обручем кидать исподтишка.
И пусть тревожит, пусть нарочно нарушает. От выси в высь,
и без красивого от пламени божка.
И без. Тихонько выли.
И больше не были нужны, когда до первой тишины.
Мы в невозможное рубились.
2.
Закатал бумажку в глину,
стану им, непобедимым.
Сам собой до переката.
Злой, красивый и покатый.
Чтоб вело, собой велимый.
Через свежую свою.
Он поет, и я пою.
Он шипит, и я до шипа.
Он скрипит, и я от скрипа.
3.
Потому как за этим воем ты безусловный
голем. С хохолком. С заевшим механизмом. С дырой
во рту.
На свою беду. Свое разравниваю
и кладу.
4.
Что до клятв, то не хватит пальца. И чем дальше,
тем смурней. Тем игра всех этих дней
не заканчивается, не кончается.
То ли мят еще. Исковерканные засранцы. Ни слова правды,
ни слова фальши. Прекрасный яд.
Убивающий заживо яд.
5.
А шаг как шаг. И непонятно, что если этим неприятно,
то как еще. И как потом.
Ходящим каменным гробом, со вложенным
дыханьем. С гремучим знанием о фишке
про клыки. Короче шаг за шагом
мертвым камнем.
Бумажка жжет. И режется клыком.
6.
И больше не были нужны, когда до первой
тишины еще неделя. По горло в сны,
по мякоть в беды.
Еще в конце последнего
апреля. Когда не ведая, что рядом.
Совсем густые от слюны, насквозь прогреты. И
практически до сердца сожжены.
в абсолюте
1.
А потом и пятки стали ледяные-ледяные. Кажется
не меняется, кожа спадет, а под ней.
Отражается от луны. Держится на одном ремне, с
выпученными.
В абсолюте, как в холоде, но напичканный.
2.
Передавать не хочется, но болит ладонь. Мелкими
подталкиваниями дорога вымощена.
Она смотрит совсем, как женщина. Изнутри
границ. Ломкая, как мужчина.
Хрупкая, как печенье. Пополам, и взвинчено, и
крошки вываливаются из орбит.
3.
А ты сконкретизируй, а потом пизди. Потому
как худшее позади, а впереди же
пляски такие, ах какие.
Зарумянился на куски. Соловея от счастья, потер
виски. Вот. Ликуя, глотни пески.
И стыкуют их ах стыкуют.
4.
А потом и ладони стали ледяные-ледяные. Кажется
не внимаемо. Хорошо, что совсем невменяема.
Отражается от волны. Рябью поплывшее
отражение.
В абсолюте, как в море, но там еще окружение.
Отражается от спины.
5.
Не вылизывать, откусить.
Выпасть утром и моросить.
Подержать чуть-чуть отпустить.
Посмотреть, как рушится, и
тусить.
6.
А ты сконкретизируй и не пизди. Потому как лучшее
позади, а впереди же пляски такие ах какие.
Зарумянился на куски. Соловея от боли, потер
виски. Вот. Стыкуя, глотни пески.
И ликуют их ах ликуют.
мелатонин
1.
Так я и думал, что этот скрип. Хладная стала
святой от бесчетных трущихся об нее.
И придумала, как избежать подобных волнений после.
Сначала закатала ладони по локти, затем
вывихнула сустав совсем. И глядя на руки свои
улыбнулась опасно, что вот ее азбука морзе.
Вот ее жесты навылет. Вот вся опасность
голоса. Вот погибла она, и
тлеет.
А выходя наискось, чересчур лукаво. Выглядывала
тенью сначала. Закатала подол по когти, и чуточку
полегчало. О, этот скрип. Совсем хладная
стала. Совсем мурашками изошла. Встряхнулась
и ссыпались на подол, и когтями их, и когтями. Так я
и думал, что вот она закричала. Что вот она
заорала. Что вот оно, рядом с нами.
Нерв все злеет, кожа ставит. Мысль по берегу гуляет,
и не смотрит на причал.
На причале обезглавленный прощальный. Кричит, что
отчалил. Дует на кромки печально. Души
не чует, сердца не чает. И только чайки лают
над выгнутыми плечами. Птицы голодные
от голода докучают.
Так я и думал, что этот скрип долог.
Что голос опасный зорок. Что враг лежит под подушкой
и ждет, когда руки сомкнутся, Что хохолок забавный. Что
дольше тем, чем приятельственно и славно.
Чем словно.
Прибережные поголовно. Поучают, включаются
в ритм песка. Забарахталась, как у скал. И любовь твердеет,
становится так жестка. Что от смерти не
отличают.
2.
Стыл на горячем камне.
Ямки у губ, как ямки.
Улыбнулся и провалился.
И поправляя лямки,
и выправляя хлястики, достают
свои страшные пестики. И
стреляют глазами
на кастинге.
Я выбираю эту,
эта хорошая, она справится.
Я выбираю ту,
она подходит, она провожатая.
Я выбираю эту,
она хмурится, она сжалится.
Я выбираю ту,
она думает как полежать ее.
Стыл на холодном. Морщины у глаз, как стрелки в
зрачки. Расширяются от темноты, от тьмы. Через явные
страшные, как щелчки. Рысьи загадочные, как вчера. Чтобы
выдумать аккуратно. Но мы то, мы.
Трещал колокол, скрипела мельница. Ей все побоку,
она разденется. Колокол трещал, мельница
визжала. Ей все щас, и ее не жалко.
3.
Был скрип, стал треск. Так я и думал, что все
во блеск. Змея вьется, шипит человек.
Космонавты голые по дорожке
бегают, тренируются.
Жизнь, готовая взять разбег, словно курица.
Бьется лбом в забор. Падает лапками кверху, преградой своей
любуется. Думает, что за вздор.
Вот лежу и небо синее осмысляю. Вот лежу плаксивая,
словно дура.
Как прекрасно на этом жизненном эпизоде.
Так бы вечно лежать и думать.
Что забор стоит, что лежу.
Что в глазах рябит,
что я лапками дрыгаю,
как пляшу.
Что за тем забором пространство большое
и будет еще куда разбегаться.
Чтобы прыгнуть за следующий
и прорваться.
4.
Ах бы наших хомячков лопнуть. По зарядке, в сто
очков.
Ну щебет, ну громытье. Ты им адью,
а они запоют, что земля задрожит
удобней.
Не выходя за рамки пиздеца
кривить живое самого лица.
Кривить и хаять.
Смотреть в прицел, идти леском.
В прицел, как в мутный
калейдоскоп.
Всю эту херь разноцветную
надорваться, но обнимать. Все
разломанное донимать. Все разрушенное
доломать. Иначе какой еще паззл.
Иначе чем потом интересоваться, что еще
собирать. В единое,
целое. Разом.
5.
А она то тлела. Пепел ее слизывать, бессильно
нюхать. Хорошо, что белее мела. Хорошо, что
учительская вытерта и окуклена.
Выползает бабочка, разворачивает красивое
и защитное. Расправляет крылышки, улетает
в далекую жопу, ищи ее.
А она то тлела. И точила карандаши. Вручную и
перочинным.
Доказать, что в ней нет души. По причинам.
Что сначала удобен концепт духа. Что сосуду
прекрасно, а духу похуй.
А потом, когда только разум и только
другие люди. Смерть преподносит себя
на блюде. На тарелке, в чашке, в ложке.
Смерть стоит на твердых ножках.
Смерти похуй словно духу.
Словно духу. Смерти похуй.
Но она то тлела. Что-то смотрела в плейлисте,
подпевала.
Всю свою проработала, пропиздела.
Лучше бы танцевала.
Но она то тлела. Только здесь и тут. Ничего, никак.
Жизнь сворачивается в кулак,
и не знать что в ее ладони. А там бумажка.
На ней написано, что и как.
Но лучше кровавить ногтями и думать,
что все ништяк. Что пока кулак не разожмется, свое
не тронет.
6.
Так я и думал, что этот скрип. Возникнет и
во мне.
Но есть же и.
Счастливые. Солнечные. Страшные.
Дни.
хрящ
1.
Через несколько прожитых сил.
Вдруг понял, что хрящ.
Мешает. И неизведанные и чудесные люди, движения
переборов. Например, выпадаешь тело свое, и колеблешься
как свеча. А вокруг ультрамарин ультрасвет ультрален
трепыхается, предвкушает.
Но - хрящ. Затвердел и решает. Что бы ты ни хотел,
о чем бы ни умолял. Отпускаешь свой взгляд
побегать по окружающему всему.
А там люди, делающие глупости по уму. Там вещи,
происходимые просто так.
И то ли ты сам дурак, то ли все дураки. От каждого
прикосновения, как по волне.
Круги расширяются, волны плотные. Нет любви, есть
желание полюбить, обводное. От него становиться
совсем негодною. Есть желание быть краше,
страшней и старше.
Чтобы все вокруг думали, что ты их, ты наших
не проведешь. Что дрожь твоя, что эмоций чушь
только кормит предродовую ложь.
Что твой самый злак - оказался рожь. Целое поле
ржи. И попробуй бестактно не рассмешить. Не думай,
не вылейся в сложное барахло.
Чтобы их выпитое бухло говорило за них. А за тебя
твой чих. Как чихнул агага - все правда. А утерся и все
потерял.
Как любимое вдруг движение становится авто.
Как любимое вдруг понимание вышло автоматически.
Так и царь барахтается величественно. И думает про отечество.
Шепчет царь, никого не хочу удивить, здесь и так
всего - понамешано.
Когда мир внутри зажмуривается, хочется не любви,
а кровавого и жестокого экшена.
2.
Хорошо, когда знаешь, что потерял.
А когда неожиданно и все.
Тогда твой щелкунчик на бал ведет, зажимая
челюсть. И очень деревянны его движения.
Может быть скажешь шутку,
и выпустишь напряжение. Как в шар.
И тогда улететь не жаль. И тогда эта гадкая
ямка, в которой живешь и пенишься чересчур.
Под стопой кочует и прячется. Типа,
что ты ребячишься, это же не любовь.
А едкое эгоистичное увлечение.
А там и срез, и наповал. А там с другою
танцевал. И в плясе взмок, и целовал. И жил, как
есть.
А песнь звала на карнавал, чтоб маски маски корвалол.
Чтоб всем схитрил, всех наебал. Чтобы внутри
оборвалось.
И потерял, что потерял. Чтобы узнал, чтоб
опознал. Что да, я это потерял. Ему не больно,
мне ничуть.
3.
Потому они хором и долго. Чтобы стая кормила волка,
чтобы волка кормила, а он не выл. Чтобы больше
толку.
Чтобы жил очень долго, совсем не любил,
пусть влюблялся, но не любил. Чтобы пес не ушел в самоволку.
Чтобы жизнь кормил. Чтобы смерть кормил.
Чтобы съеденный против шелка.
Он еще бы шил. И слова, и чувства. Чтобы и его жизнь,
и придуманная - была бы не пустой.
А иначе и лес густой, и жить - простой.
И вообще - искусство.
Потому они хором и долго. Кормят своего ручного
волка. Он бы дикий и убежал. Они знают,
что ненадолго. Потому, что завоет внутренняя
его скрижаль. Заболит сделанная
наколка. Процарапает сквозь лед.
Он для них, и его не жаль. Мир свою иголку
поджарит и найдет всех. И подкинет в игре,
как мяч.
Царь хотел чтобы кость.
Оказался - хрящ.
все вранье
1.
И больше не было защитных механизмов. А только
этот сраный вертолет.
Встаешь и лопасть - пере-ре-рубает. И мясо, брызги,
влажные куски. И кровь и мясо, кровь и мясо. И лязг
в ушах. И сердце поживите. Потом
попробуйте, наверное на морду. Потом
размазывать, и изредка жевать.
А там еще крученые кишки. И сраненькие, глупые
моменты. Когда во всю, а ты такою тряпкой.
И вытираешь, вытираешь не сотрешь.
Еще вранье.
2.
Так вот. Все очень-очень душно, и боль
ше не было защитных, и не надо. Ведь самый смысл
грудь подставить, и пусть рубит.
Пусть лопасть рубит грудь.
3.
Иначе мы на корточках лежали. И лобызали
корочки скрижалей. И точечки скрижалей лобызали,
а как смотрели в них - отдельное письмо.
Во мне живет забавная хуйня.
Она живет, как самый человечек. И изредка
выходит на работу. Смотря какую, но потом
у дома. Четыре цифры очень четко
набирает.
Приходит в дом, пожрет, и спать ложится. Когда
не спит, подпрыгивает выше.
Пусть лопасть эту клетку
перерубит. Руби, руби,
на утро не проснусь.
4.
И все вранье, какое же вранье. Какое глупое, красивое,
спасибо.
И в ракурсе любом, да невредимый. Да, безусловно,
очень мягкий климат. Практически, живой
и неземной.
И все вранье, но это не проблема. Вранье избыточно,
и даже не забавно. И даже, ни к чему
ни привыкать.
Оно такое, катышки и свитер. Оно такое,
вирус и программа, все также как и,
катышки и свитер.
И все вранье, и поцелуйте же меня.
5.
Мой вертолет отпрыгивает от. Его земля
не думает - плюет. Подумаешь, где мясо
пролетело. А то бы лопасти
работали без дела.
А звук неважен, пусть оно поет.
6.
Без дела, да по штампу, да блестит. Порватая
сидит, сидит без дела.
Смеется искренне, придет и навестит. Когда еще она
бы не задела.
Не задевает ровно ничего. Придумаешь, что хочется
пожить.
И очень-очень пошло вдруг расскажешь. Что трудно
на карачках мельтешить. Пока еще насквозь не
прорубило.
Тусить, сидеть под лопастью во лжи.
стройным хором
1.
Стройным хором строим терем. А забавный
теремок.
Здесь прорежем, там померим. Остальное
снежный смог.
2.
И сбой был мил, и я был бал.
Пиздел как будто танцевал.
Потом сломался на клубок.
А он раскрылся и побег.
И нитка щелкнула по почве.
И я вдруг начал ставить точки.
Окончен здесь, окончен тут.
А в голове остался зуд.
И что мне делать с этим зудом.
А ничего.
3.
И сбой стал явен, что пал левел. Что
выпуклость вдруг ха стала чревом. И стройным хором
строят терем. Соседи только. Ха.
Забавный теремок.
Призадуматься, так и берег. На котором стою, стал
невозможно далек.
Стал не берег, т.к. утек.
4.
Все потому что интересно, как строят там,
другие звери. Из веры ли. И сколько мер,
и сколько стоит жаберный кусок.
И дурачком, не сломанным пучком. Бороться
с мельницей, что мелет. Такую муку, по сравнению
с которой.
Сухой, как порох. Чуть тепла
и все.
5.
А надо дальше потому, что жизнь
оставлена уму. А мозг, как славная медуза.
Пока не трогают, не жалит.
Еще тупей, еще пошлее.
Ржавеет, значит поражает.
И значит четкий механизм,
как сердце бьется под скулой.
Но там сначала он узлом.
Потом шнурком, потом ступней.
Потом в нее такое счастье
металлом в шаг.
Что больше нечего разрушить.
И прекращаешь разрушать.
Самая прекрасная музыка на земле
перестает быть нужной.
Сопротивление неизбежному
только в желании,
что-то еще послушать.
6.
Стройным хором все похерим. Что ни берег,
то песок. Пыль и кабельная нелюдь. Выл и
вафельная наледь. Делала свой
бросок.
Под лед, пока еще тепло. Пока вся кожа,
как стекло. И видно череп.
Пока из каждого угла не больно от
других углов. И ищется, во что верить.
Течет и тело и мозги. Красиво
и волнами.
И все хрустящие куски
сминаются ногами.
И стройным хором, в тот бесстенный.
Чужая кровь по собственным, забавно.
Деталь с деталию стыкуется прекрасно.
А мне не хватит, я воспользуюсь чужой.
Тягучей, стройной. Мягкой, как ладонью.
Живой и пресной. Мертвой и соленым.
Каков закат, завален горизонт.
Волна все бьет, медуза умирает.
Медуза сохнет, распластавшись загорает.
Вода водой, песок сжирает ногу.
О чем, о море. Ракушки пустые.
Мне есть, что помнить. Щебет и волну.
Пока не холодно, вдруг взять и окунуть.
Все то, что дорого. Все главное - ко дну.
Каков закат, какие карусели.
Все щели - линия меж солнцем и волной.
А мы катаемся, у жизни на прицеле.
Потом так - бух! - пошлее как не знаю.
Они нас думают, а мы их поглощаем.
И долго, очень долго, повторять.
Что я не знаю, как сказать о нужном.
Мне не хватает разговоров для разгона.
А то о чем, то очень долго и красиво.
Но совершенно-совершенно не туда.
И смерть клокочет радугой у горла.
Цветная очень, насмерть - но смешная.
Удушит мягко, если б эти лапки.
Еще бы пели - было бы спокойней.
А не поют, а в тишине совсем нелепо.
И ты пиздишь, пока не разрешится.
А разрешится, там и юмора не хватит.
Пока еще, на наши ваши щели.
Идет заплата, ею и пребудем.
Хорошая и клейкая заплата.
Златой мороз и капельки безлюдья.
Главенный смысл, страшный, но приятный.
Плывет подземное и лапает за пятки.
Пока есть силы и на пяточках шипы.
Еще ходить. А после - ладно. Забирай, как звали.
А звал бы звонче - сразу бы ушел.
Короче, стройным, самым стройным хором.
Один из, слава богу, я один из.
все схемы разом
1.
И если так, все схемы разом. То, кажущееся
безостановочным, вдруг начинает сбоить. Блеклое
погружение, да редкое выныривание во блеск, в
страшное и чудовищное сверкание.
Что и когда, каким образом удерживалось на
зовущем, манящем. Уперлось в глухую банального
желания выжить, удержать в груди вертящийся
с бешеной скоростью комок света.
Люди на пути, как скрепки. Попытка всунуть свои
страницы в их металлические объятия рушится
в тот момент, когда произведенного жизненного текста
становится слишком много. Металл разворачивается,
и листы выпадают, мягко по воздуху двигаются в грязь,
пыль, где очутился в этот момент, кто подберет.
Никто.
Сам не текст. Был бы текстом, лежал в пыли, грязи, где
очутился в момент падения. Лежал и улыбался,
заносился, стирался, втаптывался. Исчезал.
Но не текст.
2.
Видеть все схемы разом. Всю неровную сеть, тепло
и холод. Свои и чужие. Свое и чужое.
Маниакальное желание честности приводит к тому,
что тебе самому перестают верить. Настолько изживаешь ложь,
что только врешь. Врешь постоянно.
Красиво, сука, врешь.
3.
О безостановочном, как о падали. Дни закончились,
листья нападали. Уже и снег.
Ничего занимательного во сне. Явь глубже,
реальность создает славное чудовище.
Поилку, кормилку ему. И то еще.
Как течение мысли заводит за угол. За массив
камня. И отнимает все, в переулке темном.
Так и идешь до дома, сломанный и счастливый.
Глупый, как весной.
4.
Существенным становятся детали,
пространство мягкое и люди на причале.
Те люди, что отплыли и плывут,
становятся не важными. А волны,
какими-то податливыми ветру.
И сутки измеряются ночами. И время, растянув
на километры, вдруг сжать его обычными
плечами. Движенье это взять,
и не заметить.
Заметить тени. Как их слишком часто. Как
каждая плывет над горизонтом.
Как в это суток - слишком
много тьмы.
Все схемы разом, сеть распутать
и запутать. Занять себя, развлечься
до зимы.
5.
И если так, то должна быть лазейка для
счастья. Испытав в крайних проявлениях - боль, срам,
стыд, любовь, ярость.
Понимаешь, что лучшая - не твоя. Да и та оказалась
засасывающим тупиком. Это понимание и задает,
если не счастье, то радость.
И сворачивает нутро в металлический ком.
Если людей как скрепки. То сам
совсем - скрепочный колобок.
То есть, смотри, выходишь наружу, и
спотыкаешься о порог. И главное и не наружа эта,
и не порог, и не ты, с поднятыми бровями
падающий за предел дома.
Главное - звук. С которым ты грохнешься. Да
и тот. Заглушится песнью молнии, полновесным
раскатом грома.
А еще главнее - истома. С которой
ты со всего размаху на
землю лег.
Вот она - главная блажь.
По-любому.
Вот он - плохо завязанный
шнурок.
6.
Так любое кормит свою защиту. Так все игры в
прятки заканчиваются на ищи ты. А что найдешь,
неси в дом.
Остается верить, что
человечки - прямоходящие личинки счастья. И
поделом.
И ощущая место бреши - сначала спрашиваешь,
потом ешь. А разрешили - глумливо лязгнул, и жрешь
и жрешь.
Как будто голоден до лжи,
как съел неявное и жив.
Как рев свиреп, а мысль тиха
и с сердца сыплется труха.
А там под этою трухой,
такое смелое, лихое.
Такое явное, как жить,
что только бошку размозжить.
И на надрыве, на последнем,
скрипеть о пищу рыхлым бивнем.
Шуршать слюной о поводок,
как будто верящий в поток.
Все говорить, молчать, когда
все сказанное, как вода.
Как море, словно океан
молчать, как шторм, как ураган.
Чтобы внимающий причал
скрипел, и в ужасе молчал.
неизбежное детство
1.
О, а несчастных мы не замечали, они тут
были. Проворачивая себя сквозь масло, зубами
лязги, плюя на живое - к цели.
А счастье как несмазанная цепь. Когда не сам, а кто-то
вертит странные педали. И агрегат
несется в горизонт.
И блики, ладно блики, но в глаза. Мир
ослепляет, и перебивает.
О, а несчастных - шлепали по почве. Скрывая
принаручные, зажмурив. Все то дальнейшее,
о чем и будет текст.
О скорости, которой я не помню.
2.
Где выясняется тот первый победитель. Еще по
возрасту. Уже навеки в память. На тот рекорд,
что непонятно как. Но вот
спустя - он лузер, я у цели.
Привет, Алеша. Здравствуй, мы знакомы?
А вот и нет, а первым умер Миша.
А я не помню имени вообще.
3.
Когда вдруг детство неизбежно затанцует. Пока
еще ребенок не пропел.
Меня крестили мокрым поцелуем. Меня пустили
сразу на прицел.
Я там стоял, как голенький и важный. Уже на
ножках, но руками за отца.
Мерцаемый, неопытный, отважный. И слюни
отлетали от лица.
4.
Но был слышен щебет, был виден прищур,
почуян зов.
Холодком, как сжатым азотом, сгущалась
кровь.
И ее из себя, как пластилин, выдавливал. С
чиха.
На попятную смерти, как на шутиху. С таким
же шумом. Еще без выхода, но уже
затихнув.
5.
Горел зубом, выращивал клык. Врач выдирал
молочный, улыбка была неполной.
Клык подрос и мой голос стих.
И один из них начал строить
почву.
О, а несчастных сколько породил. Еще себя
болел, чтобы остаться дома.
Под правильным углом ударил по
коленке.
Клык вырос. Катышком во рту. Еще
торчит.
Жуя последнее, и чувствую горчинку. Он
так втыкается, что все вокруг
пищит.
6.
И постоянно, постоянно подставляясь. Им счастье,
значит не для нас.
Без разноцветных, без. И жалостью у уст, глубинным
дансером, хуйнюшкой по потребью.
Створящий жест. На неком перевале. Через меня,
любовью занимались. Со мной еблись. Но дальше жизнь и счастье.
Я там стоял, как голенький, несчастный.
И думал, лязги, масло, не забудьте.
грамотно подобранный саундтрек
1.
Я бежала от стыда, со мной бежали дети, играли
наперегонки. Но я-то бежала совсем не туда.
А они-то еще сосунки.
Чрево дрожало, чрево болело, чрево болото, и
долгие-долгие, как гудки. Пеленой притворялась возможность
разобрать на щелки, на углы, на трещинки, на хомута.
Люди - невидимая еда. Пока не попробуешь, не
раскусишь. Пока не обмотаешь, не привяжешь,
не вырастет мужская борода.
Ну да. Нежить и нежность. Безбрежное и буек. Не за крючок клюет,
наматывается на леску. Рыбка хотела повеситься на рыбаке.
А рыбак и сам на крюке. Строится дом,
крановщица ебется с крановщиком. На доступной
по должности высоте.
А я бежала от стыда, бе-бе-бе, на-на-на. Только
пятки сверкали, как грызущие асфальт зубы.
Босиком – было неплохо. Во всяком случае
разумно.
2.
Ес-ли па-шня сно-сит ба-шню, значит башня - колодец.
Значит там сидит герой, отъявленный миротворец.
И машет заглянувшим рукой.
Ну и получает ведром по макушке,
как водится. Раз-два-три
4 5
Я иду искать.
Маша - за березкой, Миша - отморозок.
Денис - уже дома, Анечка ковыряется в носу - совсем незнакомая девочка
с другого микрорайона.
Влад - сидит в подъезде, складывает руками
мусор в кучку, необоснованно готовит друзьям
месть.
Женя - совсем плохо спряталась, но ее и
не найдут - взвизгнет так, что ни за что в жизнь.
Витя - обмазался краской. Он думает, что
игра другая. Его личная - соловьи-разбойники.
Но Витя хорошо спрятался, его не найдут. А Ира
вроде бы тоже удачно, но вместо ведущего ее нашел Леня.
Напугал. И она разревелась.
А вот Галя, даже в этом возрасте напоказ.
Проиграла, проиграла! - зальется хохочущим, и
выдаст Нюту. Нюта правда и так плохо
спряталась, никуда бы не делась.
Дима - непобедимый, сидит тихо в строящейся
канализации. А вот Оля давеча влюбилась в Диму, но,
в силу возраста, не знает, что с этим делать.
Засела за пенек, и зубами клацает.
Дима - влюбился в Юлю. А Юля и не прячется, сидит на краю
песочницы и улыбается. И не любит Диму.
Юля, хоть маленькая, но уже чувствует и понимает,
что нельзя любить непобедимых.
Петя на всех в обиде. Он хотел быть ведущим,
и поэтому не спрятался и проиграл сразу.
Даша лучше всех спряталась и гордо просидела замерев
целый час, а прятки закончились временем раньше целого часа.
Гриша побежал прятаться на стройку, там его
сторож поймал и за ухо отвел домой, к маме.
Таня закрыла лицо ладошками, хитрая, думала, что
если она не видит, то и она невидима.
Лида хорошо прячется, но очень громко хихикает.
Вадик не нашел куда спрятаться и крадется за спиной
за ведущим. Но чихает и его быстро находят.
Вадя плачет, маленький и опущенный.
Андрюша очень долго искал куда бы.
Не нашел и был третьим сцапан.
Леся даже не пряталась,
и продолжила играть в куклы.
Митя тоже не играет, а дома смотрит
кино про гравицапу.
Надя спряталась очень умело, потому что
уже умеет читать буквы. И легко вычисляет нужные места.
Коля залез на дерево и сидит неподвижно, как
яйца дрозда.
Паша хитрый, пошел на другую площадку,
типа я в ваши глупые не-е. Лучше с Сашей и Тошей
в ножички.
Римма знает, что крошечная.
Спряталась за песочницей.
Игорь пластом на стене,
у него маскировочный костюм.
Рита в коробке от телевизора.
Замыкалась и заснула.
Боря и так понимал, что надо не прятаться,
а убегать. Как можно дальше. И убегает.
Тоня смотрит, как другие действуют.
Боря ей кажется разумным.
Боря бежит, а Тоня его догоняет.
Лена тоже бежит. Домой к маме и папе.
Сидит на кухне и кушает пирожные.
Тиму никто не ищет, Тима глупый и отмороженный.
Он стоит, улыбается, жизнью совсем
перекошенный.
3.
Я бежала от стыда, и за мной бежали дети, играли
наперегонки. Хорошо бы сопутствующую
музыку, лучшую на всем свете.
Грамотно подобранный саундтрек.
условия были
1.
Были условия. Зазмеилось.
Как будто в первый раз родилась, словно пешей.
По щепотке за самое сокровенное, да в угол.
Да подзатыльник.
Были условия. Засмеялась.
Лихо закручено, счастливо намешано. Без зверушек
становится скушно.
Совершенная радость от бешенства. Оно тихонько так
зарождалось.
2.
Вот смотри на танцующего спозаранку. Голос сипл, щур и тот - мертвенный.
Ракушки слуха вытягиваются во ветви. Футболку
о грудь, что жарко.
По волне шел медленно. Специально медленно, чтобы
видимо. Чтобы не дай бох,
шаркнул.
3.
Были слоями, и мерились чувствами. У кого оно
крепче.
У кого оно первым хрустнет.
У кого оно капча.
Слоями были. Границей яви. Потом ступили,
и показали.
Что или или.
Что трали вали.
Что ой ли ой ли.
Что выжить во внутренней самотравле - неосуществимое желание
упокоя.
4.
И в своем человеческом металлическом.
Побуждая выискивать неполадку.
Пробуждая звериное - от того и шаткое.
Очень крохотное недовольство во всей гирлянде
глазного блеска.
От того ли, что так неожиданно - так и резко. От того
ли, что эти чуть-чуть так мерзки.
Что рука хватается за середину лески. И накручивает
на всю.
Что исчезнувшим на весу. Так не хватает
собственного веса.
5.
Были у слова я. Были у слова ты.
Была такая хуйня, что непонятно зачем я вообще
постоянно скатываюсь в неуместную лирику.
Славные и красивые. Прожирающие насквозь
незатыкаемые рты.
Есть пространство, податливое и мягкое. Есть лояльная пустота.
Вот туда еще (почему бы нет) почирикаю.
6.
И в своем человеческом - часть сверкает. Дабы думала,
что лукавит. Что вот эта линия
у губ.
Все понимает, конечно, все понимает.
Вшитая вязью в лубочный труп.
Он шевелится, глупо в себя играет. Смешной
и грубый.
А живое его пожирает.
приступы пустоты и счастья
1.
Через приступы счастья и пустоты. Перестало казаться
частицей, и стало целым. И замазало поцелуем. И достойно обрушилось
в гораздо более неприемлемое. Опостыло щебечет, как существует.
Заливает металл в форму, придает ей значение части. Перестало
казаться целым, и шершавою на уступе.
Вызывает последние приступы пустоты и счастья.
Разорвут златоустые дети баянов сердца миллионов.
Колокольновые долины, предъявленные орудья. Тихой рыбой
в мешке исполина утесого пеликана. Дожидается мягкой тени
в напалм любови. Через яростный выпендреж, через куст ракитовый
и комочек глины. Полетит единый. Отлитый кипящею плотью
крови. Чтобы там в груди, неистово колотилось.
Сердце хаоса жаждущее покоя.
2.
А красиво сказал. Сам стоял на обочине у поребрика,
голосовал за машину. Серебристую, отполированную
до пыли. Жили-были и морды били и гнезда вили.
Вылупляли, крестили, обозначали имя.
Шлепали, чтоб орал. И тогда и всегда.
Крохотный элефантик сосет хоботком нектар.
3.
Ой, а теперь еще. Что прищепывает, что утащит за
дальние-дальние горизонты. За кривые линии, на затылок солнца. Скажут,
чеши затылок огненный. Скажут, чеши затылок огненный.
Невъебеннно красивый ребенок. Детство крали, крали.
Вырастая придумывали, отросли и наврали.
С три короба, с один гроб. Что в лоб, что по лбу.
Что то, что то.
А он ведь не думал, что смерть смешна.
Ему не сказали, что жизнь скушна.
Он сам все вывернул наизнанку.
Жизнь смешна. Смерть скушна. И растит в себе
золотую пиявку. Она растекается по всей коже,
растягивается в лыбу на роже.
И присасывается к пространству, пьет его,
задыхается от восторга. Вкусное, вкусное,
леденянца. Пусть пристегивают, пусть от земли
оторвется.
И в уютном металле, принимая форму небесного пассажира.
Чешет нос, а кажется дирижирует. Чешет
глаз, а кажется обвораживает. Чешет солнцу затылок,
и щурится солнце. И солнечную перекашивает.
На коленях в клубок, и мурлычет и настораживает.
Жизнь смешна. Смерть скушна. И незыблем - итог.
4.
А теперь-то как! От прищура. Сидеть
устойчиво ненавидя восклицательный знак.
Окрыситься на плакат. На плакате три слова.
С одной запятой, десять согласных,
девять гласных и один диактрический.
Развернувший свое электричество.
Пыша скорбью, очерченный смехом.
Словно нехотя, но с задором.
Поведя плечом, как с три короба, как под гроб.
Дотащить бы еще да ликуя.
Этот клич улетит далеко.
Ну а там отобьют, как воланчик. Не успея увидеть
ни кончик, обмани меня милый обманщик.
Обмакни меня в колокол.
Пусть как кистью трезвонит по морде.
Налинчуют по глотку ничье.
Но свое, оно знает, где логика.
Заверните меня, мудачье.
5.
Ну ваще. Словно стеклышко в раме. Словно
плакальщица - из медуз. По горячим идет
и тает. По горячим пескам, в наушниках слушает
музыку. Грамотно подобранный саундтрек. Фигачит
по струнам души. Рвет струны, меняет шины. Меняет
струны, и шиной своей на шипы. Те грамотно
выдыхают, отброшенные блестят под лучами.
А она идет и двигается плечами. Слезы ее полыхают,
все это врут и врут.
Все это врут, врут стоячий, врут степенный, врут
с лицом, с губами пеной, врут молчит, сидит под дверью.
Как бессмысленный, как единственный во вселенной.
Бессмертный врут.
Врут есть крут. Пальцует насмерть, проверяет
документ. Врут сияет словно панцирь, врут и есть, но врут и нет.
Врут пальнет, врут умирает. От любви врут оживает,
врут колеблется, но четко. Врут выходит на площадку.
Врут садится на качели, врут качается и едет.
Приезжает, все орут. Здравствуй, врут, о здравствуй,
врут. Врут качает головою, словно там же, на качели.
Врут-кочевник, врут-рабочий, врут и мамочка
и отче. Врут совсем-совсем хороший.
Врут живет и врут корежит. Врут подначит,
врут подточит. Упадешь, а врут подхватит.
Врут, как скатерть, врут - батут.
Врут хохочет и не платит, врут по шее нежно
гладит. Врут придумает эпитет. Врут, что песнь,
ее подхватят.
Врут поет, его поют.
6.
Через приступы пустоты и счастья. Оберечь.
Нарисованный, как на клетчатом. Как бы удобнее
устроиться. Как бы удобнее выдержать и
прилечь.
Челюсти сжались, и капает речь. А в слюне ее
совсем нет ни стыда, ни власти.
Хотя бы себя пресечь.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney