РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Дмитрий Степанов

Как устранить неисправимое

22-06-2014 : редактор - Евгений Прощин





КАК УСТРАНИТЬ НЕИСПРАВИМОЕ

Как устранить неисправимое?
Вглядыванием лица в зеркальное, где шаг за шагом приходят извне.
Их шаг равен пяти дюймам, отделяющим меня от себя и так до бесконечности.
Ибо бесконечность сторонится исправимого.

Преходящее усаживается на поверхность стула, и в залах играет молекулярный оркестр имени события. Звучит корневидный, клубнеобразный вальс.
Они уже здесь, а нам шаг за шагом остаётся до заката пронести чуть-чуть.
Ничто так и остаётся ничто, но вот еще что: ничто садится на поверхность завладевания происходящим, будто бы оно не ничто, а нечто..
Так как устранить неисправимое — спрашивают все собравшиеся.
И среди них, кроме преходящего, бесконечности и ничто — память.
Ответ на возникший вопрос таков: следует вглядеться в зеркало, чья поверхность отделит от мягкой теплопроводимости постельного белья, что дрожит под ударами кашля.

ПРиПО

А ночью студенты захватили пляж.
Группа сработала оперативно. Пять расходящихся траекторий, пять ключевых точек, минимум операций. Экономия движений.
«Как единый организм» - думает подельник
«Просто единое тело» - замечает преступник
Подельнику недалеко до преступника, но преступник уже далеко. То, что между ними – дистанция, расстояние, обусловленное различием конституций их тел. Но это же и различие точек зрения: преступник видит не то, что подельник.
Подельник имеет иной угол обзора. Фокусные расстояния различны, каждый смотрит с разными светосилами. Аппараты восприятия функционируют с различной частотой. Глаз преступника регистрирует меньшее количество кадров в
секунду, Подельника – больше. Моргание ума: восприятие преступника реже останавливается, машина работает постоянно.
Можно предположить, что подельник схватывает движения как более плавные, поскольку частота его восприятия - 60 кадров в секунду, в то время, как у Преступника – 24. Предположение кажется верным, однако всё совсем не так.
Дело в том, что глаза преступника и подельника – не являются кинокамерами, и поэтому использованные сравнения негодны, а общая схожесть обманчива, и ничего не поделаешь. Остаётся совершить круг - оборот на сто
восемьдесят градусов - и зайти с другой стороны.

Но вернёмся на исходные позиции и зафиксируем: преступник реже останавливается. Лучи зрения создают практически осязаемую нить, соединяющуюся с линией, которой они достигают. Можно говорить о точке: можно говорить лишь о точке пересечения, которая не существует без обуславливающих её линий. Преступник связан с объектом связью зародыша и плаценты: питаясь от неё, он постоянно обращен к внешнему, существует лишь в пространстве. Вне связи преступника нет.
Другое дело подельник, который то и дело останавливается, чтобы разобраться с тем, что же там произошло: он постоянно обрывает нить, он постоянно пытается родиться как независимый ум, хотя далеко неясно, зачем ему это.
Так или иначе, различия между преступником и подельником не создают никаких иерархий, не задают никаких отношений в терминах ведения и ведомости, не разыгрывают между ними никакой трагедии, и уж тем более – драмы. Всё, что между ними остаётся – соглашение. Голоса сливается друг с другом, тела объединяются, различие становится продуктивным. Разделения труда, специфические функции, множество полезных навыков. Единый организм, но и не только: единое тело. Единое тело: хоть на часок, хоть на время общего дела, для общего преступления.
Между тем, студенты не только начали зачистку территории, но уже успели отметить свою маленькую и быструю победу. Воткнули в землю древко: флаг обтрепался в ходе операции. И вот под ночной луной у самого черного моря развеваются на ветру какие-то обрывки тряпок, которые когда-то звучали то ли красным, то ли черным, то ли коричневым. И это не имеет значения: студенты давно пируют.
Преступник с подельником находятся в стороне и не спешат занимать позицию по отношению к студентам. Позиция тела преступника и подельника к группе студентов является а-позицией.

И больше ничего особенного не произошло.
Тот, что является третьим по отношению к подельнику и преступнику на протяжении полной версии этого текста, который нигде нельзя скачать и нигде прочитать, организовал группу студентов и увёл их на восток по побережью.
Захваченная территория будет пустовать, флаг, истрёпанный ветром, упадет на песок и через определенное время будет унесён морской волной.
Подельник и преступник отправятся исследовать новые неудобные пространства, иногда вспоминая о незавершенном деле и возвращаясь к нему в минуты покоя.
Свидетель останется на своём месте и никуда не пойдет, пытаясь созерцать, различать, перечислять и наблюдать, периодически открывая новые подробности и детали, ибо есть ещё много деталей картин борьбы периферии с центром, которая подразумевается как основа. Существует множество аспектов, которые смог ли бы помочь обуздать центростремительные тенденции.
И никакие адские муки и потоки небытия, никакие черные пугающие ночи, и бездонная гулкая пустота городских колодцев, и никакие ослепляющие мерцания экранов электронных гаджетов, никакие цены на айфоны, и никакие
прокрастинации в социальных сетях, никакая тленность и безвременье не способны остановить линию в своем центробежном стремлении прорвать плоскость и создать в ней дыру.
В самом деле, вышеперечисленные акторы остановки не имеют геометрической жизни, не обладают категориями геометрического бытия, не включены в пространства геометрического мышления.
А что касается линии, так она в своем стремлении прорвать дыру в поверхности, хотя и проходит через точку, которая всегда является частью плоскости, а значит не может быть разрывом в плоскостной непрерывности, всё-таки имеет возможность искривиться, принять безобразный, а на деле всего лишь неизвестный характер и образ, и таки осуществить свою преступную большую двойную работу.
Преступник чертит прутом на песке различные фигуры. Под действием стихий и вредоносных сил из космоса линии фигур быстро исчезают.
А значит ещё есть маленькая надежда на спасение - надежда ускользнуть в неизвестное, то есть в новое, вновь образованное пространство. Я говорю о перепостановке вопроса.

ПРИКОСНОВЕНИЕ

Сознание устремляется вперед, но рука остаётся недвижимой.
Тело недвижимо, хотя и излучает тепло.
Так складывается знание множества прикосновений.
Они расположились в слухе и зрении.
Главное же в том, что электромагнитные волны касались сетчатки глаза.
Вибрации воздуха ложились на перепонки.
Лишь только смотрелось, как свет диагональю ложится на кожу.
Свет не просто заполнял пространство - скорее образовывал новое светоносное, конструировал объем, делал так, что воздух вдруг становился разреженным, и стало доступным увидеть лицо. Так оптические свойства воздуха позволяют увидеть лицо.
Внимание всматривается в лицо, что возможно в силу обретением воздуха новых оптических войск. Но изменение оптики привело к изменению восприятия времени.
И теперь видны движения.
И теперь стало осязаемо движение.
Оно бесконечно дробится на промежутки, образуя точки внимания.
В этих точках внимание и располагается.
В этих точках и становится возможным не только зрение, но и осознание.
Так «я понимаю» переходит в область невербального.
Так «я понимаю» теряет свой предмет.
Неужели ты что-то понял?
Речь ведь идёт о прикосновении, речь идёт об осязании, речь идёт об ощущениях.
Разве их можно высказать?
Микродвижения губ, подвижность мимических черт, зрачки, что испускают лучи зрения, свет, что ложится по касательной, то есть диагональю: всё стало прикосновением.
И речь постоянно сбивается на музыку.
Речь, соединяясь со светом, что диагональю ложится на кожу, сложилась в мелодию, что мягко ложится в ушные раковины.
Кажется, что уши — самое важное. Кажется, что уши слышат гораздо большее, нежели то, что проскальзывает во внимание.
Хотя нечто упорно не позволяет признаться и в том, что пальцы слышали.
Но, возможно, именно пальцы сейчас слышат, как жизнь выходит из кристалла времени и обретает саму себя.


СЛОВА ПЕРВОГО ДНЯ

День начнёт своё слово, когда закричат в окне.
«Лошадь топтать нас не станет — ложитесь».
И ложатся они, словно капли дождя на иссушенную землю, оставленную без присмотра близкого круга: отца, сына и родного брата. Ибо там где тело коня не знает границ, обретётся воссоединение различий между человеком и животным.
Ибо день приобрел солидарность с ночью.
Ибо так ночь приносит клятву дню, что становится новой размеренностью времени, что не будет драматизировано потоком трагедии, но установит себя в качестве неизбежности обозначения необходимых инстанций, дабы распределить смыслы.
Я обозначу их в том, что скажу сейчас.
Если тело состоит из множество органов, то оно вправе называться организмом, поскольку в смысловом пространстве тела присутствует возможность структурирования. Однако, совершая операцию структурирования, тело подвергнется стратификации, как справедливо заметил в своей работе, где был поставлен вопрос: как стать телом без органов.
Чтобы ответить на вопрос, стоит пойти иным путем или же развернуть свой вопрос в сторону хаоса. Ибо хаос не дремлет, но являлся не раз, просто мы его не заметили.
Но всё, что нам нужно, - это немного порядка среди хаоса.
Вопрос звучит так:
как избежать провала в бездну неразличимости, сохранив при этом апотестарную прагматику узловых точек сети.
Или же звучит так: возможно ли тело без органов в принципе.
И по-другому: как став греком, не провалиться в фашизм?
Можно ли быть Ницше, не сходя с ума в хулиганство?
Возможность ответа на поставленный вопрос подразумевает следующее высказывание, которое я сейчас озвучу.
Хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Будь твёрдым. Соблюдай принципы, иди в мышлении до конца. Помни, что мышление учит нас отделять добро от зла. Встань рано утром, застели постель, умойся, вымой тело собственными руками, побрейся, почисть зубы, намажь руки мазью, намажь ноги кремом, против запаха пота, причеши волосы, и помни, пока волосы ещё не до конца высохли, но лишь слегка подсохли, нужно их уложить, приготовь себе завтрак. Съешь его в одиночестве. Выпей кофе умеренной крепости, но лучше пей чай. Оденься. Надень на себя одежду тех цветов, что соразмерны твоему внутреннему состоянию и общему делу. Вымой ботинки, когда уже оделся. Отполируй их. Запри дверь. Поздоровайся с собакой около дома, которая постоянно лает. Дойди до арки, что позволит выйти на улицу.
Выйди на улицу, верни себе город.

РОДИНА

Открыв книгу на нужном месте, вдруг вижу, как написано.
И что сделать в таком случае — совсем не известно.
Слов было слишком много, - и в этой степени они заполняли сосуд зрения.
Видение теряло инфинитивность и обретало ритм и тактику.
Руки устремлялись в разброс.
Ноги отстукивали собственный ритм, что уже был приобретением зрения, и теперь спускается от расположенности ума к полу.
Светотрясение заполнило непроницаемость воздуха.
На кухне раздается стук падающего бокала, о том что зрения сжато до точки.
И в то же мгновение были слова. В то же самое время слова могли быть.
В тот же самый момент слова производили устремление в точку сжатия до зрения, где уже разворачивался захват формы в неразличимость.
Однако, если посмотреть обратной стороной, то неразличимость предстает процессом захвата с целью обретения формы. И это уже похоже на другое.
Это всё ещё похоже на что-то другое.
Похожее - одновременно слышимости сада камней.
В котором всё ещё кажется, что камни разговаривают.
Что их слова похожи крупицам риса в твоих руках.
Что их речь обладает сходством несущегося поезда.
Что их значения, кроме того, ещё возможны силу того, что невозможность увидеть речь камня производит перемещаемость в другое место.
В другое место —значит сторона дома.
Это значит — дом на родину.
Но родина невосполнима — так написано в книге.
А значит она невозможна — так кричат камни.
Здесь речь внезапно сделает кувырок к тексту.


ТЕКСТ

Прежде, чем завершится прочтение этого текста, существует необходимость выявления первичной интенцией к его прочтению. Первичной интенцией является осознание возможности высказывания здесь и сейчас. Эта интенция не связана с природой текста. Более того, текст не мыслился как поэтический. Более того, существует лишь желание сказать, и это является интенцией к прочтению текста. Вот он, например.

Когда столкнувшись с пустым, вынужденность писать оказывает прямое воздействие на местоположение тела, впору задаться вопросом: насколько хорошее правомерно? Под хорошим здесь понимается регулярность воспроизводства, вступающая в прямые отношения с утренними последствиями. Последствия воспроизводимы. По-другому и не бывает.
Вот и тело, оказавшись перед лицом, вынуждено говорить. Регулярное тело регулярно оказывается перед лицом — регулярно вынуждено говорить. Под лицом здесь понимается неизбежное пространство. Это — частое, я имею виду, что тело перед лицом. Это частое, что неизбежность. Известно, что тело обречено на неизбежное появление.
Вот и тело моё издает звук, напоминающий речь.
Вот он какой: «что мне делать, когда я оказываюсь перед кем-либо? Стихи читать что ли? Я могло бы, но так ли это? И что делать в таком случае?
Вопрос «что делать?» ставится регулярно.
Можно ответить разными способами.
Так, Жан-Люк Годар написал целый текст, по этому поводу, где первое и второе, вступая в противоречие, оказываются разнесенными по разным пространствам. Этот текст был переведен на русский язык в 2010 году.
Идею прочитать этот текст против неизбежности поэтического текста стоит отмести вовремя.
Существуют методы и действия, не являющиеся необходимыми. Их можно отнести к следующей категории, которая может быть названа так: «То, чего делать не стоит». Не стоит делать того, что кажется актом спасения, запасным случаем на все случаи жизни.
Так идею прочитать множественное описание поэтического фильма стоит отмести за неимением фильма, дабы не разоблачить грядущий фильм.
Так идею прочитать предыдущие поэтические тексты стоит отмести. За неимением поэтического, но при наличии подражания.
Так идея устроить перформативное действие слишком расплывчата и не имеет твёрдых оснований, что позволит её отмести.
Идея устроить акционистское действия слишком расплывчата и не выдерживает критики. Стоит её отмести.
Стоит отмести лишнее, чтобы приблизиться к основанию или его отсутствию. Тут уж каждому телу решать самому придётся, что выбирать. Первое или второе. Например, первое, а значит, тогда не второе. Или второе, но в этом случае, точно не первое.
Следует удержать твёрдость очертаний и сохранить позицию, в том случае, если предполагается твёрдое решение. Между тем, что зовется первое и второе. Или между тем, что зовётся первое или второе.
Ибо если отмести все идеи, останется нагота.
Так и тело останется посреди зала и перед лицом.
Так и телу не останется ничего другого, кроме как совершить только то, что оно может совершить, то есть только то, что допустимо само по себе. Неким образом это связано с естественной практикой тела, лежащей в пространстве кинематографического акта, ибо кинематографический акт рождается из движения, что подразумевает присутствие тела.
Я говорю о взгляде. Вот он, например.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney