РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВСергей Михайлов
Рыба говорит
11-07-2019 : редактор - Павел Настин
*
Калинин ад приветствует тебя
Широкоскулой девичьей улыбкой
Что видел ты у матери над зыбкой
Ей грудь ненасытимо теребя
В окне висела розоватой скибкой
Луна ещё безмолвна и груба
Тобой не просвещённая раба
Монаршей ночи без того уж зыбкой
К рассвету всенародная труба
Когда заныла похоронной скрипкой
И заплутала в бородёнке хлипкой
К тебе не проходимая тропа
Калинин ад приветствует тебя
Промозглым парком и скамейкой липкой
Оборванной как жизнь трамвайной ниткой
Столь нищенским исходом октября
Что кажется неиспросимой пыткой
Сияние советского рубля
Со дна морского нивами репья
Луной всё так же и немой и брыдкой
Над «сковородкой» да потешной дыбкой
Тебе по чину колья затупя
Тебе к надгробью брошенной гвоздикой
Калининград приветствует тебя
*
С Девау подымается туман.
Не цеппелин, не, господи, биплан –
Туман, что твёрже стали.
Он занимает город. Взят взаймы,
Тот зябнет в приближении зимы
Между кострами.
Между кострами бродит человек,
Вместилище души, как чебурек –
Прокрученного мяса.
Не разбирая ни дорог, ни косм,
Он в город вышел, как в закрытый косм.
Посланник Марса.
Посланник Марса хочет сдаться в плен
Туману и, туманом ослеплен,
Роняет гнева гроздья.
А город с помороченной судьбой,
Удара не дождавшись, сам собой
Летит на воздух.
*
Как кёнигсбергская брусчатка
Лежат икринки в банке Chatka
Лежит широкая страна
Как скомканная простыня
Одним концом впадая в море
Другим промакивая горе
Там только ставят brut на лёд
А здесь народ уже блюёт
*
Человек который похож
Вылезает из хрустких кож
И ползёт на разведку
Звать никак того подлеца
Ибо нету на нём лица
Проявляет он сметку
Оставляя токсичный след
Он и сам от него ослеп
На невидимом фронте
Где ползёт не щадя живота
И вслепую бьёт не шутя
Вот такая вот шутка Монти*
* См. Monty Python's Flying Circus, 1 эпизод, 1969 год.
*
Маленькая Джульетта
Сухонькая старушка
Спасала семью
От шакалов Джевдета
Сестру звали Дорой
Поздний ребёнок
Бросили как суку
Подыхать под забором
Муж поднял всех в ауле
А те на своих джипах
Семерых схватили
Тело не вернули
За ним пошёл старший
Как не удержала
Зигфрид мой милый
Вспомнить страшно
Если б не трое младших
Так выпила бы уксус
Горе горькое горе
А послушать ваших
Там все ваххабиты
Чума на их лица
Мы здесь по пятницам
Вы к нам приходите
*
«…всё подшивал да присургучивал…»
И. Бунин, «Архивное дело»
Уходя не скупись отоваривай
Чем богат в сюртучке отпускном
Присургучит червяк-архивариус
Штемпелёчки присыплет песком
Подошьёт постранично кореньями
Не боись говоря возвернём
Не тебе так другим поколениям
Долговые расписки времён
Общаков и крымов покорения
*
Таперича не то что давеча
Что было давеча то возверни поди
Кому не нравится нехай задавится
А самолучшее напереди
А смертушка да и она пускай
Обымет матушка не оторвёшь
Оденет в новое посюду с напуском
Грешно закапывать ядрёна вошь
С таким-то напуском я б лучше к девицам
Могила скучная не то любовь
Под горку скатеркой дорожка стелется
Не встрену ласковой пойду к любой
А коли муж у ей да коли в ём она
Не чует глупая своей души
Тады Семёновна да ты Семёновна
Со мной детинушкой давай спляши
КАЗАЦКАЯ
Ой темна вода за окном
Что несёт она и о ком
Кто гуляет кто в ней поёт
Кто по эту сторону пьёт
Кто прижат её каблуком
Я пою и горькую пью
Каблуком топчу жизнь мою
Нету моей жизни хоть плачь
Сам себе я хач и палач
Подышать окно отворю
Выйду я на улицу зря
За другой такой говоря
А всё с той же с этой вернусь
Пей меня разлей моя Русь
Вся-то грусть моя в газырях
Не стыди меня моя мать
Мне с тобой отца не видать
Что ли я не твой не казак
Положи себя в мой рюкзак
Хватит спать айда воевать
Мы с тобой по полю пойдём
Горем опоён чернозём
Полегли невинные сплошь
А ты меня спасёшь унесёшь
Проторчу остаток гвоздём
Ой темна повсюду река
Ночь безвидна и глубока
Где ты есть возникни Господь
Выверни меня на испод
Пожалей свово казака
КОНВОЙ
Колыхалась в стаканах водочка,
Дым стоял телеграфным столбом,
И горела гранёная звёздочка
На погоне моём голубом.
Поезд нёсся в туман сиреневый
И гудел на степь свысока.
Мы на вечное поселение
Конвоировали зэка.
Наши родные поднадзорные –
Вор в законе, столичный мент
И по мелочи псы позорные,
Политических только нет.
Их народный суд не помиловал,
Им срока никто не скостил.
А я давно простил тебя, милая,
Всю, как есть, навсегда простил.
Я припомнил твою походочку
И разбил пузырь, ё ж моё!
И после этого первоходочкой
Звал меня товарищ майор.
Он расписывал, будто карту брал,
За Расею салагам нам –
Как захватчиков не пускал Урал,
И как он строил какой-то БАМ.
А опричь того из сизо в сизо
Он доставил весь сэсэсэр…
Так слезу одну за другой слезой
Лил потомственный офицер.
Он бы мог хоть где править ротами,
Но судьба решила сама,
И уже за двумя поворотами
Ожидала нас Колыма.
Эх, судьба моя, девка шалая,
Конвоируй меня туда,
Где сияет кроваво-алая
Путеводная наша звезда.
В окна тамбура билось крошево.
Вышел я сюда подышать...
Ты не жди ничего хорошего,
Моя радость, моя душа.
*
Пробирается шёпотом
В подпростуженный мозг
Кто безмолвно ушёл потом
Как стремнина под мост
И повыпал внахлёст
К непредвиденным хлопотам
За плечами стоят
Перехвачены в талии
Мой отряд октябрят
Октябристов и далее
И молитвой кандальники
Пёсьи головы злят
Нагулявшись наверное
По голодным лесам
Между ними я сам
Встал у ямы на вербное
Прикрывая свой срам
Как родство непотребное
И гадая о том
Что за время проклятое
В мои поры влито
Из руки соглядатая
На столешницу падаю
Узколицым вальтом
Брошен смазанной карточкой
Мимоходом в расход
Недомолвками траченный
Мой застенчивый род
Добирающий вскладчину
Что в глуши разберёт
*
Зуммер лампочки больной
Ноет надо мной
Чей то голос не к добру
Я не разберу
Веет-веет белый свет
Сеется теплом
Заливает сбитый след
Плавленым стеклом
Тени пляшут на горбу
Лампочка во лбу
Плещет вдоль и поперёк
Шахтный мотылёк
В штольне дальней недопит
Воздуха глоток
Штоль я дельный следопыт
К встрече не готов
Кто на чём дитятю съел
Кто не в люльку сел
Из кого там наповал
Светится отвал
Кто разверзнул штольню ту
И ушёл в забой
Не остался на свету
Перестал собой
Стой-ка я с тобой
Вьётся тёплая труха
Счастье дурака
Блещут чёрные слои
Все кругом свои
Он возьмёт под локоток
Мол пойдём пройдём
И стахановский гудок
Вострубит подъём
*
Хочешь знать как ржавеет нож
В доме в котором ты не живёшь
Только чур прекрати скулёж
Мне его за глаза хватило
Дай-ка спустимся в тот подвал
Что тебя на хлястики разорвал
У тебя на нём по сей день провал
Видишь как тебе подфартило
Кто там летний в сенях стоит
Воду льёт пироги слоит
Не попросишь а подсобит
До сих пор на губах повидло
Помнишь как под ногой стекло
Билось в пене и кость секло
Что из этого проистекло
То уж ленточкой перевито
Или можем на самый верх
Мглой разделанный под
орех
Оставался один за всех
Да и тот давно повалился
Что осталось ещё сказать
Думал походишь и сдашь назад
Что ты правда за детский сад
Ты зачем вообще появился
*
Как любит он всё что любил отец
Битые сливы подтаявший холодец
Эхо в брошенном доме спать у воды
Креплёные вина бубнить «лады»
Не в лад невпопад и на него похож
Как на ножны всаженный в ножны нож
Как из матки вынутый компромат
Не отец тебе мать и отец не мать
Он возьмёт меня и ослепнет весь
До последней кровинки теряя спесь
Золотого поскрёбыша оторви
Да брось что б ни выросло на крови
Я нарву ему слив и сцежу вина
Слаще будь мой грех тяжелей вина
Расплывусь у ног его холодцом
Отзовусь отцом обовьюсь венцом
Лишь бы не смолкал твой его бубнёж
Лишь бы знать что ты его не убьёшь
Но себе как я тебе изменя
Растерзаешь меня выйдешь из меня
*
Рыба говорит голосом отца
Я голодным ртом хватанул живца
Но пусти меня мимо всех обид
Я твоим стыдом как слюдой облит
Памяти моей омут не горит
На глуби тверда мать сыра вода
Не твоя беда не смотри сюда
На прокорм твоих умыслов смешных
Я тоску свою раскрошил как жмых
Ты среди живых я среди своих
Брось меня шаля как бросал карбид
Мне из тьмы отец рыбой говорит
Я уйду на дно данником блесны
Кровь твою стеречь караулить сны
Да и не отец я теперь а сын
*
Ивану Михайлову
Rage, rage against the dying of the light.
Dylan Thomas
В темнейший час воспламенись
Не жди обещанного утра
Вернись к нам солнышко вернись
Верни нам неба аметист
Когда глаза разъела умбра
В темнейший час воспламенись
В уставе старом усомнись
Теперь лишь ты сумеешь мудро
Вернись к нам солнышко вернись
Не даром норов твой кремнист
Искра одна разгонит смуту
В темнейший час воспламенись
Явись откуда ни возьмись
По-над распадком из-под спуда
Вернись к нам солнышко вернись
Пусть над тобой зияет высь
Когда осталось только чудо
В темнейший час воспламенись
Явись нам солнышко явись
*
Кто там барражирует,
Мною дирижирует?
Я хочу другого –
Лёгкого да певчего,
С оперённым плечиком
Птаха дорогого.
Пусть летит параболой
И меня порадует
Этакой свободой,
Но, почти не узнанный,
Притворится узником
В клетке небосвода –
Мол, куда ж я выпорхну:
Щёлки тоньше выдоха,
Все замки на ключик.
Воля – только видимость.
Мы не даром свиделись
В мире не из лучших.
Что ты, я скажу ему,
Всё непредсказуемо
Даже в этом мире!
Я и сам, когда не ждал,
Чистой волею дышал
Раза три-четыре.
Я не из таких притвор –
Был в груди моей простор,
Да потом повышел.
Так что хвост держи струной!
Только дирижируй мной –
Я возьму повыше.
*
Павлу Фокину
Свечусь ли я, темнею ликом,
Тревожа сердце иль скрепя,
В зерцале я равновеликом
Не сразу нахожу себя.
Бывает, что-то в этом роде
Мелькнёт, подобием маня, –
То равнодушная природа
Глядит и смотрит сквозь меня.
Она деревьев очень любит,
А человек не нужен ей.
Она стремится сквозь аллювий
Из человеческих костей,
Холодной плоскостью сверкая,
Куда-то вдаль, упрямо вниз
И вдруг у гробового края
Шумит, откуда ни возьмись,
Как будто водянистый гомон,
Из общей бездны донесён,
Мне о покое незнакомом
Сурдинкой наливает сон.
И жизнь моя, уснувших раньше
Выкликивая имена,
Ко мне летит победным маршем,
Прочь вылетая из меня.
*
Марии Кохановской
Синица с наскоком и сойка с упрёком
ко мне прилетели в молчанье глубоком.
Из облака, будто бы взгляд человечий,
упали, беспечные, скрасить мой вечер,
пылающий, словно ума воспаленье.
Уселись и чистят себе оперенье.
Им всё про меня исключительно ясно.
И я принимаю их дар ненапрасный,
крошу им последнее, внемлю как чуду
и шёпотом плачу: я больше не буду,
но всё-таки, всё-таки, есть я покамест,
найдётся немало, в чём я вам покаюсь.
Вы будете рядом у самого края?
Глядят, не моргая, одна и другая.
И ночь не страшит меня больше, поскольку
И там я увижу синицу да сойку.
*
- Нет, климат этих мест несносен.
Что день, что ночь – всё мгла одна.
Подайте болдинскую осень!
- Да на.
- Ну что всю жизнь её вязанье
И яйца поутру пашот?
А где очей очарованье?
- Прошло.
- Мне скучно, бес! - А с – не скучно?
- Хоть с, хоть без. Всё утро пить
Возьмись с тоскою неразлучно…
- «Всё утопить»?
*
Сошлись как-то звёзды, и одна другой говорит:
- Как ты, подруга? Цела? Ничего не болит?
Какой-то ты нездоровый имеешь вид.
Та отвечает: - Милочка, будь добра,
Посмотри вот здесь – точно ли у меня дыра
Чёрная, как говорят доктора?
Первая: - Ты вралей этих не больно-то привечай.
Сколько раз тебе говорила, уж ты не серчай:
От всего помогает только липовый чай.
Та: - Я только чай и пью. А они прописали шнапс.
Говорят, не шутите с этим, не то – коллапс.
И хотя бы толком сказали, что за такой коллапс?
- Да не слушай ты их, они не то ещё наговорят!
В уши тебе надует, а поможет – навряд.
Зато вот ещё полезен тутовый шелкопряд.
Третья не утерпела: - Не морочьте мне головы!
Самое лучшее – мой компресс из толчёной ботвы.
Да и вообще мы с вами тысячи лет как мертвы.
Я не знаю за ваш коллапс, но знаю такой парсек –
Так вон уже где наш последний несётся свет.
И говорят, он тоже скоро сойдёт на нет.
*
Андрею Тозику
Дождь зарядил не на шутку
И выстрелил в небо пустое.
Я не хотел вас расстроить,
Я заглянул на минутку.
В мире какая-то дрёма,
Выдохлась будто бы прана.
Ох же у вас панорама –
До самого аэродрома!
Шёл – всюду трава сырая,
Вдогонку скворцы скрипели…
Я слышал у вас Граппелли –
Пускай он опять сыграет.
Распахнута пропасть света,
Здесь, в двух шагах от дома.
Я с вами – совсем ненадолго:
Ждёт меня пропасть эта.
*
запомню ли я эту осень
узнаю ли её среди других
на неё не похожих
когда я был ослеплён
но не этим светом
согрет не этим теплом
обманут другим обещанием
поставлю-ка лучше крестик
на мёртвой землеройке
зарубку на вспыхнувшей иве
точку на вялой руке
тугим узелком завяжу
дней этих долгие нити
на верную память
СОЧЕЛЬНИК
Отец сморкается
И сын глотает сопли
Дневное отгорело сопло
Смеркается
Старается
И тем наволховать и этим
Томленьем двухтысячелетним
Труба-страдалица
Гребёт пихается
Народец духом нищий
Товар насущный и бумажно-писчий
По акции
Звезда-наместница
Сводя и разлучая
Казёнными лучами
Отменно светится
Не вместится
За бледными во тьме плечами
Меньшая из печалей
И чуда вестница
Не верится
Что полон тяжкой злобой
Картонный этот глобус
Исправно вертится
И с ним вселенная
Так много вдруг свободы
У тела бренного
И невесомые отходят воды
От берега
*
И те мукачевские лыжи
И копоть допотопных ламп
Чем далее от нас тем ближе
В определённом смысле нам
Увы и мы не молодеем
Назад уходим головой
Тихо умучены злодеем
Вертящим гирькой часовой
И если нас в новьё обряжет
Добротной выделки печаль
О смерти рядом с распродажей
Даст знать высокая печать
*
Больничная утка
Волшебная птица
Четвёртые сутки
Больному не спится
Диагноза верного
Он не признаёт
И время от времени
Утку зовёт
Сколько в тебе
Чистого золота
Жизни что сволота
Хочет себе
Зреет яйцо
С тонкою смертию
Горла отверстию
Заподлицо
Лягу под нож
Трубочку жамкая
Вылети жалкая
Врёшь не возьмёшь
В вестибюле дуб стоит
На дубу ланцет блестит
Блики на ланцете тают
С ними утка вылетает
Вылетает из груди
Лейся песня пруд пруди
*
…или положение плачевно
Мы девятерым из десяти
Назначаем принимать плацебо
Только это может их спасти
Семена великого посева
Житник перекатывал в горсти
Намечая урожай сгрести
Крайний срок на эту Параскеву
*
двое уже пропали на этой койке
только приляжет и всё нет человека
вы гражданин прекращайте свои попойки
я полночи ворочаюсь как моральный калека
ах мечта моя девочка что же ты так поблекла
выйдешь в общество каждый второй покойник
*
Вот и Гершбург умер-шмумер,
Неподдельный человек.
Ладно вам! Зачем не в шуме
Не уходит человек!
Пусть ему подушкой тихой
Всё на свете пропоёт.
Пусть он сам себе на ушко
Слово первое шепнёт.
4 дек. 2018
КРОТОВ
«Пойдём на игры патриотов
Посмотрим хоть одним глазком», -
Манил меня в подсобку Кротов,
Посудин треснутых главком.
Салага, я, как под копирку,
С него судьбу свою снимал.
А он тугую бескозырку
Ещё с андроповки снимал!
Он вёл меня в свою обитель –
Хранитель верного ключа
И пассатижами любитель
Каналы попереключать,
К чему он прибегал, ссутулясь,
Пока не обретала речь
Его переносная «Юность»,
Как микроволновая печь,
Чтобы затем, расправив тело,
Курить, превозмогая муть
И мне доверивши всецело
Бутылке голову свернуть.
«Ну что, жилец, стояк запитан?» -
Он разливал и сам кивал,
А я из блюда с «Общепитом»
Сырую будущность клевал.
*
Серп и молот
Глуп и молод
Спелый колос
На древке
Первый волос
На лобке
Детство детство
Людоедство
Блуд лягушек
В камышах
Брань войнушки
В гаражах
Чёрный мессер
Красный ил
Вышел месяц
Всех убил
С кем отчаешься дружить
Любо браться поздно жить
*
Мальчик в темнеющем поле
Память мою распаролил
Издали будто безлицый
Он не спешил удалиться
Смутного точками круга
Мы созерцали друг друга
Круг проступал и краями
Слабо светился за нами
Чтобы осколком зерцала
Лужа у кромки мерцала
Чтобы тушёвкой умелой
Прочее поле темнело
Тело моё онемело
Так беспризорная шалость
Сызнова мне сообщалась
Стоя на плоскости склизкой
Жёсткого в общем-то диска
Тёплой волной у предплечья
Памяти плыло наречье
Тоже удвоившись в луже
Мне непонятное вчуже
Тон обретало и силу
И через круг уносило
Мне адресованный месседж
Ясный как на небе месяц
*
По-за тьмутараканскими горками,
Чьи поела короста витки,
Распивают осеннюю горькую
Молчаливые отставники.
Парк на выселках – штаб им вроде как
В три наката, чин чинарём.
И колдуют они над колодой карт,
Будто маршалы, вчетвером.
Шквальным утром, свинцовой полночью
Исконтужен, разбит, разъят,
Как ни выйду сюда опомниться –
Те же четверо всё сидят,
Бьются пиками, крестятся до зари,
И ни слова – никто никому…
Что за карты у них, что за козыри?
Не моя ль судьба на кону?
Вот партейка блистательно сложится –
И распишут меня, дурака,
На выбытье. И вновь приложатся.
Ни одна не дрогнет рука.
Да и что в том такого уж страшного,
Если парком я прорасту,
Брошен пьяной рукой фельдмаршала
Брать никчёмную высоту?
*
- Алло, это прачечная?
Алло это рюмочная?
Алло это стачечная?
Алло это пыточная?
Алло!
- Ну алло. Что горит?
И кто это там говорит?
- Не я,
Совесть моя – болит.
Всё внутри горит.
- Если болит – прижать.
Если горит – лежать!
- Да я отродясь лежу,
Прижат атмосферным столбом.
Так и живу.
- К полу прижаться лбом!
- Прижался. А чем дышать?
- Свободой. Руки за головой держать!
Ждать.
Мы за вами уже выезжаем.
*
Баю-баю,
Не ходи по краю.
Баешь-баешь –
Под себя копаешь.
Придёт серенький молчок
И посадит на толчок.
*
Из обычной из горошины,
Обронённой на беду,
Зреет что-то нехорошее
В ботаническом саду.
Надо бы предать суду
Что не нами в землю брошено,
Что проклюнулось непрошенно.
Мы, товарищ прокурор,
Садоводы и присяжные,
Не напрасно здесь посажены!
Выражаем свой отпор,
Направляем наш укор
И секаторы отважные
На борьбу с ползучей вражиной!
Подсудимый в росте скор –
Оглашайте приговор!
…Этим дням осатанелости
Тоже будет укорот.
Наберётся вящей зрелости
Наш растительный народ
И повсюду как попрёт –
Радужным ковром расстелется.
Вот когда отвиснут челюсти
У гонителей свобод!
*
Волчцы и тернии. А вы чего ж хотели?
Гусиный лук и заячья трава?
Студёные разверзнулись купели
И вознеслась бестелая глава
На лопухе дэковской капители.
Сухая рана смоквой расцвела,
А травы, травы, травы не успели.
Как ныне во саду ли, в пустоте ли,
В колхозном ли рассаднике потрав
Душа произрастает, эпителий
С себя, как плат узорчатый, содрав,
Вовне всего и в незнакомом теле
В кругу сестриц не наречённых трав –
Совсем не здесь и не на самом деле.
*
И. К.
Когда я не в себе,
А мир до корки прожит,
Тогда меня одно треножит –
Вот эта вещь твоя, которая – в себе.
Я ею, как не тёсанный чурбан –
Рубанком, стёсан,
И моего рассудка дёснам
Она не по зубам.
Но я её храню
В себе, как чистый гений,
И где-то подоплёкой генной
Подозреваю в ней родню.
Я имя поднесу её ко рту –
Не раскусить, поцеловать украдкой –
И сам на миг эфемеридно краткий
В себя приду.
*
Ты один сомненье и тревога
Чужевольно данный мне язык
Воздухом колеблемой треногой
В глотку втиснутый кадык
Словом поперхнувшийся в начале
Отчего не сразу онемел
От того что муку назначали
Зёрна полные плевел
По кручине я не знаю горшей
Буковки колючие ползут
А под моей моей ли вправду кожей
Жжётся насекомый зуд
Твоему согласны приговору
Солнце гаснет и восходит прыщ
И меня надежду и опору
Ты легко уговоришь
Мне твои высоты и теснины
В самый раз но нет не в самый раз
Я с тобой до гробовой тесины
Ты со мной всегда сейчас
Мы с тобой одни на целом свете
Целому решительно во вред
Словно бы чужой слепые дети
Из земли доставшие секрет
ДЕТСКИЙ САД
Ивану Михайлову
Вооружившись линзою окна,
Мы видим, как раскатывает небо
В лепёшку, не жалея толокна,
В кормилицу играющая Геба, –
И весь присыпан сытною мукой,
Перележавшей все земные сроки,
Больничный сад, где вскормлены рукой
Её младенческой синицы да сороки.
Да будет пир в юдоли этой слёз,
Да высохнут они без промедленья! –
Столь счастливо дитя, беря всерьёз
Мир целый в безраздельное владенье…
Но в поздний час, едва им овладев,
Она услышит зов без разговоров
Идти домой, взаправду онемев;
И сей же миг из гибельных просторов
На сад ночной прольётся детский гнев
Горючими слезами метеоров.
*
Шёл снег этой ночью, всю ночь, до утра.
И утром, и днём. Столько влаги скопилось,
Что небо, скупое на влагу вчера,
Сегодня уже не скупилось.
Но влага с обиды уже не текла,
А как-то валила, цепляясь развязно
За ветки, за плечи, за складку тепла,
И крошкой сорила алмазной.
Одышливый ветер гулял по дворам,
Ворчал и по-дворницки шоркал метёлкой,
Не то приценяясь к алмазным горам,
Не то осуждая мотовку.
А город стремительным натиском взят –
Повсюду бесчинствуют юркие горцы,
И тянут, и лижут, на санках скользя,
Что в варежку им попадётся.
Да ладно бы – дети, а мы-то – с чего? –
Которым стяжательство не подобает.
Ведь наше богатство огромно, черно
И нас под собой погребает.
*
Как шумело так и поутихло
И легла как выжженная прядь
На лицо такая паутинка
Что уже не спутать и не снять
Но и как усердный ноготочек
Соскребал вощёнку с леденца
Тишины сердечной молоточек
Убирает лишнее с лица
*
Саше Артамоновой
Только что были здесь
А теперь только пыли взвесь
Между шторками светится
Да темно на лестнице
Слепком тёплого тела
Стекло запотело
В горке по краю сколото
Детских фигурок сколько-то
Переложено ватой
Будто снег вороватый
Нас принакрыл дохой
И не пустил домой
*
Ведя учёт последствиям зимы,
Я нескольких вещей не досчитался
И с теми, кто был ею взят, прощался.
Хотя знакомы с ними были разве мы?
Нет, не были. Но я без них остался.
Что до вещей – вздыхаешь легче ты,
Теряя то, не был к чему привязан, –
Я перечислю их для простоты:
Ракушка, шарф, густая тень под вязом.
А рад ли я привеску пустоты?
Конечно, рад. Но вспомнить их обязан.
А памяти что мне сказать насчёт,
Которую по пустякам я трачу? –
Что сору вровень донному течёт
Её ручей. Возьми-ка на учёт –
И в каждой капле сыщешь недостачу.
*
Завалила углы, опрокинула спатки
Неделимых, увы, на четыре лопатки.
У неё что ни час – перерешивать поздно:
Штабель тесен и част, и никто не опознан.
Всё мирком да ладком, как и задали на дом.
Не видать далеко. А смотреть и не надо.
А скажи поперёк баю этого баю –
Унесёт за порог, под шумок закопает.
*
Сын человечий наводит тень
Дует на воду как лист дрожит
Как бы успеть ему как дожить
Чтобы остался тленн
Чтобы не вспомнил никто о нём
Как бы не жил совсем
Тлен его прирастёт быльём
И останется нем
*
А если хочешь знать, так это вот:
Улыбка, бабочка чужого полуслова,
Одно мгновенье лишнее живёт, –
Уже ты всё прервал и всё нарушил
И жизнь её фактически разрушил,
Из ничего возникнув бестолково;
Уже свершён досадный разворот
Лица, и глаз, и губ, её несущих,
К тебе, из сокровенного наружу, –
Лови её, она вспорхнёт вот-вот,
Перелетая в мир несущих.
Так вот и жизнь – мгновение, пока
Лица не покидает чужака –
Нелепая волшебная ошибка! –
Улыбка, угасающе легка,
К тебе не обращённая улыбка.
*
Сергею Корнющенко
Молодость сошедшая с экрана
Весть опередившая гонца
Век не заживающая рана
Хоть и зацепило слегонца
Саечку с испугу втихомолку
Сохранит стыдливая молва
Ровно положённая на полку
Общим планом снятая глава
Темнотой накормлены досыта
По углам который ни возьми
В кинозале хохотно да смыта
Плёнка набежавшими слезьми
Рано-рано ох встаёт охрана
И стоит до самого до конца
Молодость сошедшая с экрана
Весть опередившего гонца
МАРТ
Несжатая полоска
Нестаявшего льда
Летит летит повозка
Пустая как вода
Немая как беда
Распахнутая троска
Неведомо куда
На воздухе сугробы
Не знавшие земли
Но приглядись особо
И как-нибудь замри
То встали до зари
И для воскресной сдобы
Опару завели
Весна недаром снится
Пора уже пора
Голубенького ситца
Трепещут прапора
Неслышное ура
Несёт и нам синица
Ни пуха ни пера
Спускайся будь добра
*
«Когда же чёрт возьмёт тебя!»
А. Пушкин, «Евгений Онегин»
Мой дядя самых честных правил
По-свойски – без суда и следствия.
И сам себя туда б отправил,
Когда б не явные последствия.
Век по нему прошёлся трактором.
А он и в горе горемычном
Не испоганился характером
И верность сохранил привычкам:
Всё так же твёрд и полон злобы
К врагам народа, гнили внутренней,
Чужд политической возни,
Не мыслит собственной особы
Без френча, и без трубки утренней,
И чая, чёрт его возьми!
ВЕЧЕР
И кодла мальчиков, и девочки на взводе
Любовь мою крадут, хохочут ей в лицо.
Ещё не смерть, но что-то в этом роде
Под окнами стоит, сшибая на винцо.
Как не отдать на круг весёлый этот опыт,
Как не войти по горло в сумеречный свет?
Фуфырь моей вины чужими будет допит.
Но мне ли алчущих ловить на воровстве? –
Когда я сам… Когда? Вот именно: когда же?
Но память, занята нелепицей одной,
Столь зачарована темнеющей водой,
Что не заметит и моей пропажи.
ОБЛАКА
Громоздятся, толкутся, пихаются
Облака – облако к облаку.
Отчего так истошно икается
Пережившему вас сопляку?
Перекатами плотными, полными
Тычется горечь под самый дых –
Что случилось, что вы меня вспомнили
В эмпиреях своих ледяных?
Бездыханный, стою – кумекаю:
Как прикажете понимать
Вашу прихоть, а больше и некому
Так ревниво меня вспоминать?
Невесомые – падали. Падали.
Не поднять вас. Не обнять.
Вышли на небо вы, не правда ли,
Чтобы свиделись мы опять?
Вон как пышете сахарной горкой –
Жжётся чистый-пречистый лёд!
Всласть мне икается горько-горько.
Но и это сейчас пройдёт.
2018-19
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney