СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Анастасия Афанасьева
20-07-2012

БЕЛЫЙ ФЛАГ



     fast_rewind    fast_forward      print open_in_new     



***

Мимо тихой воды по большому берегу,
мимо большой по тихому
мы идем, не оставляя следов

Развеваются наши флаги
жителей безымянной страны
без выезда, въезда, границ

Мы останавливаемся у большого дерева,
машем своим мертвым
наши флаги повисают неподвижно

Кругом ни звука

Мы всегда боялись приходить сюда
оказываясь лицом к лицу
с теми, у кого ни глаз, ни ртов,

сияние вместо лиц.

Мы боялись этого света,
пока он не касался нас,
мы боялись, мы переставали бояться

Каждое его касание оставляло внутри нас печать,
мы переставали идти, мы падали,
мы возвращались на улицы города.

По мощеным улицам мы идем, светятся наши открытые рты,
будто свет включенный, чтобы разбудить,
мы пробуждаемся, что-то вздрагивает

Вздрагиваем, внезапное касание света
Ясность

Не боишься ли ты так же, как я не боюсь:
наши следы на полу, наши глаза и рты,
наша постель, как выброшенный белый флаг

Я вижу тебя так ясно, что не могу говорить

***

Дай нам сил ни о чем не просить тебя, Господи:
здесь, где я забываю, чем мы отличаемся от птиц,
когда они проносятся с криком мимо нашей веранды,

где падает на твое лицо закатный свет,
и я не отличаю тебя от солнца,

где тело мое наливается силой, как яблоня,
где под яблоней я сижу или вырастаю вместе

с травинками и бутонами,
что говорят между собой на откуда-то знакомом мне языке,

а я отвечаю им,
а я с тобой говорю,

будто не было ничего до этого,
будто мы только учимся нашему языку -

и умеем одно только слово:
да, и - бессловесно - Господи

***

В красной ярости, водянистой, сверкающей
ранними каплями дождя,
как вот эти розы, что тянутся вверх,
насколько прочным должен быть
внутренний металл, чтобы не
расплавиться, чтобы остаться?

В оранжевом отчаянии, с черной серединой, стелющемся
по земле, как вот эти цветы, наводнившие террасу,
насколько легким должен быть
внутренний плот, чтобы не
утонуть, но дрейфовать
по их поверхности?

Насколько холоден
должен он быть,
чтобы гасить собой пламя без лица,
съедающее и розы, и оранжевые цветы,
оставляющее после себя
такую пустоту, перед которой
бессильна любая детская песенка-заклинание

Насколько прост
должен он быть,
чтобы из пустоты в пустоту
в пустоте и внутри пустоты
произносить слова,
полные смысла,

но, сказанные вслух,
имеющие отчетливый вкус
сгоревшей бумаги

***

здесь, откуда все ушли,
он стоит, озираясь по сторонам
деревянные стены дома
трогает он чтобы ощутить:
здесь есть дерево, значит,
где-то есть лес

откуда все ушли
смотрит на оставшегося
удивленно и благодарно
кивает ставнями
хрустит половицами как костями

он слушает, думая:
так много воспоминаний
так мало памяти

как эта доска -
память о лесе,
не воспоминание,

так человек -
память о ком?
не воспоминание

смеется что-то сквозь щели в досках
во времени
откуда-то знаком этот смех

что должен он сказать?
как он, заблудившийся, неуверенный, потерявший опору,
сможет превратить это место
в живое?

смеется он, вспоминая,
нет, это смеется сама память,
соединяется с ней его смех,
и поднимается он все выше, выше,

где память о верхушках деревьев
вытекает прямо из его ступней
и лежит перед ним
как большое облако моря

***

Виноград, кажется, приходил и звал,
голосом старым, как эти доски,
шуршащим, как эти травы.

Орех, кажется, звал и кивал
одобряюще, когда я порывалась встать,
но снова возвращалась на скамейку.

Кажется, в воздухе звучала простая песенка,
потерянный в детских вечерах мотивчик,
то ли птичий, то ли воздушный

Он порхал, будто голубой мотылек, то ниже, то выше,
и мне послышалось, только послышалось,
какое это имеет значение.

У своего места простой и чистый голос,
ясная мелодия, что садится и взлетает,
неуловимо, а я ее ловлю

Листья ореха и винограда шумят согласно,
направляя свое послание к небу,
и я вдруг слышу детский голос,

и оказываюсь на своем месте,
на минуту, как пыль, отряхивая с себя чужое

***

потому что о реке сказано все,
потому что ничего не сказано о реке -
о ней нельзя говорить.

можно стоять, закатив штаны до колен,
и смотреть, как вода касается кожи,
как она обнимает, как благоволит.

потому что все сказано о том, как стоять в реке,
потому что не сказано ничего -
об этом нужно молчать.

просто стоять, смотреть, обнимает, благоволит,

смотреть, как вытесняет вода
пустоту,
отчаяние,
усталость,

присаживаться на корточки,
зачерпывать руками,
умывать лицо,

чувствовать, как стекают по коже капли,
маленькие посланники моря,

что стоит внутри человека,
а само больше, чем человек,

о котором сказано все,
не сказано ничего,

только пить из него,
заходить по щиколотки,
по плечи,
нырять,
тонуть,
никогда
не возвращаться,

видеть во сне,
плакать о нем,
петь,
любить

***

раньше ты носила
чужое лицо.       как тень
лишенное черт

иногда оно приближалось
похожее на просмотренную
мимоходом фотографию в интернете

окно открыто -
окно закрыто

потом ты надела знакомое
вокруг него будто летали
искорки невидимые      электризовали

стояло оно передо мной
как воздух после грозы
и ничего не коснешься: ток

окно открыто -
окно закрыто

дальше было близкое
известное когда спит
и оживает, просыпаясь

это будто принадлежать тайне:
сидя в театре, знать, что происходит
за кулисами до и после

окно открыто -
окно закрыто

потом оно стало родным
как утро или воздух
или как собственное

это будто стирание грани
между изображением и смотрящим,
когда они делаются едины

окно открыто -
окно закрыто

я пишу это, слушая
мелодию красоты,

изначально говорящую
через твое лицо

красоты, что была и будет,
раньше нас и помимо нас,

что исчезает и возобновляется,
повторяясь.       и повторяясь
без конца

окно открыто

***

будто само солнце поднимает меня на желтых ладонях,
и подбрасывает, как ребенка, звонко смеющегося, когда
макушкой он врезается в голубое.

будто само вращение земли запускает движение зеленых полей,
с разрозненными одинокими деревьями, фиолетовыми цветами,
коровами, будто бы упавшими сюда бело-коричневыми кляксами.

будто из самого ветра кто-то построил невидимую остроносую лодку,
несущуюся по воздуху, будто и нет в ней никакого человека,
а я - есть, я здесь, открыты мои глаза,

я вижу необъятное, лежащее передо мной, вижу, как надвигается
и не заканчивается дорога, слышу гул
воздушного мотора.

и нет у меня слов, и бессловесна моя благодарность,
бессловесно мое доверие, и там, впереди, как и здесь -
все зеленое, желтое, голубое.

настолько я есть здесь вся, целиком, как и солнечные ладони,
и прозрачная лодка, что мы неоспоримы в своей полноте,
и наше будущее уже случается в нас.

***


В тот день несколько человек
         прохаживались по перрону
в ожидании поезда, который должен был
          увезти их в сторону юга,
потому что стояло лето, у первого человека
          были каникулы,
         у второго - тоже, у третьего - отпуск.

Вокзал был белым, его похожий на небо купол
         с фресками советского времени
обещал перемены, если не к лучшему,
         то вообще перемены, синюю воду,
зеленые камни, теплый соленый ветер, птиц,
         летающих быстро,
         просто - летающих, и парящих.

По громадному перрону первый человек бегал,
         выстреливая водой из брызгалки
сделанной из бутылки из-под шампуня,
         а поезда гудели, будто переговариваясь
друг с другом, будто пытаясь напомнить о чем-то забытом,
          о чем-то важном,
         то ли спрашивали, то ли просто окликали.

Другой человек ходил по перрону в дешевых наушниках
         слушал что-то тяжелое, держал грушу за хвостик,
рассматривал ее розовые бока, о чем-то задумавшись,
         а поезда гудели, и человек вздрагивал,
будто вспоминая, оборачивался с чувством, что кто-то стоит
          за спиной,
          и вдруг вспоминал, как бегал с бутылкой из-под шампуня.

Третий человек сидел на каменном парапете,
         прикуривал, затягивался дымом,
рассматривал белые стены вокзала, электронные часы,
          и поезда гудели точно так же, как когда он
бегал с брызгалкой, ходил в наушниках, ему нравилось
          находить связь
         между прошлым и настоящим.

Далее сюжет развивается в двух возможных направлениях:
         в одном те двое прикалывают третьего
иглами памяти к зданию вокзала, одна игла пронзает
         его сердце, другая - голову.
В другом - третий садится в поезд и машет двоим, оставшимся на перроне,
          они его не видят,
          стираются в безвременье, становятся ласковыми.

Поезд отправляется (далее неразборчиво)




     fast_rewind    fast_forward      print open_in_new     

b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h







πτ 18+
(ɔ) 1999–2024 Полутона

              


Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк