РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Пётр Разумов

ОПЫТ РАДИКАЛЬНОГО ОТЧУЖДЕНИЯ: «ПОТЕЦ» АЛЕКСАНДРА ВВЕДЕНСКОГО

20-07-2012 : редактор - Василий Бородин





Архитектоника этой вещи страшно скупа, примитивна, архаична. В центре фигура отца и как его исчезающее и вечно обновлённое Имя – Потец. Это фетишистская штучка, она очевидно присутствует. Но, одновременно, её смысл ускользает, остаётся только внутренняя форма, вещь, слово – Потец – кисель воображаемого, загадочного, что только и может длиться, прикрывая и не в силах прикрыть Реальное – тот смысл, который мы знаем, подозреваем изначально – Смерть.




Два механизма движут сюжет, намалывают словесный материал: 1) ерошная рифма, бесконечное нанизывание на одну и ту же примитивную основу словес языка, не пригодного для речи. Это не логорея, не слепой ассоциативный поток. Эти слова призваны скрыть / открыть значение Слова [Потец]; 2) неожиданная, как бы непригодная метафора или соположение: «Не ездите на пароходе». Причём здесь пароходы? Почему последние слова отца, долженствующие быть неким инсайтом для него и для другого, почему даже они лишены смысла? Под смыслом имеется в виду некий практический смысл языка, его автомат.

Вся штука в том, что машина письма Введенского – это антиавтомат. Он нарушает закон смыслостроения, порождая тем самым никогда не бывший, случайный, побочный Смысл. Это воистину поэзия мысли, деконструирующая сам мыслительный аппарат и обнажающая Пустоту, банальность и пошлость обыденной речи, не схватывающей Травму.




После смерти отца вместо плача сыновья танцуют. Казалось бы, перед нами простой перевёртыш, негатив нормы. Но на самом деле это есть обнажение Желания. Ведь эдипальный конфликт разрядился своим вечным финалом: отец проигрывает и выигрывает одновременно. Он умирает, но умирает первый. Логика языка – вот, что достаётся сыновьям в наследство.




Смысл слова как и предмет, заместителем которого в речи слово является, радикально отчуждён от него. Смысл занимает место Бога, Травмы, Реального – то место, которое всегда присутствует и всегда скрыто.




Дети (это слово тоже скрыто, присутствует только мужской дуплет: «сыновья») как в «Тотеме и табу» разыгрывают посмертный спектакль культуры: на место Отца помещается его метонимический симулякр: подушка. Подушка есть то ли тотем, то ли фетиш, то ли романтический призрак («но не думайте, он не дух»). В любом случае, она являет собой языковой механизм замещения и полного, тотального восстановления в правах потерянного объекта Травмы: это сам символический порядок реализуется как видимость.




Но что значит вопрос, вечно адресуемый отцу: «что такое есть Потец?» Это тот вопрос, на который отвечает герой фильма «Мне 20 лет» (он же «Застава Ильича»), когда к нему приходит призрак отца. Герой вопрошает погибшего на войне: как мне жить? в чём смысл? – и получает не просто ответ, а радикальный жест отрицания трасцендентального: отец на момент своей смерти в бою оказывается младше самого вопрошающего.




И в конце этой сцены, после долгожданного появления женской фигуры, Гертруды, подарка и добычи в схватке с всесильным Отцом, раскаяние: «Ведь это мы уже знали заранее». Но не надо понимать эти слова буквально, как обесценивание, как зачёркивание смысла Революции. Просто это такой смысл, который не появляется сразу вслед за его следом, вещью и словом. Он как Реальное предлежит Травме, но травма разворачивается по закону свободного волеизъявления её статистов: отец не мог не умереть, сын не мог не обрадоваться / огорчиться. Язык возникает только на пепелище и возникает как полное и радикальное восстановление бывшего и будущего в их правах.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney