РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВДанил Волохов
Шёпот
21-07-2025 : ред. Евгений Паламарчук
(Написано на просторах Шпицбергена)
Часть первая. В которой умирает ребенок.
Сестра звонит. Я не беру трубку. Мы с Калифорнией ссоримся. Где-то там. На дальневосточной трассе. АН6. Новая. Гладкая. Как живот моей подружки. Который послужил старт-площадкой для нашей общей эйфории. Пробирает. Да, так, что чувствуешь как артерии гонят кровь по кистям. И снова трасса. За год жизни во Владике я прокатался по ней столько раз, что теперь сложно вспомнить. Рука сжимает руль. А сознание мысленно плавит шуршавый пластик. Злость. Кровь постепенно закипает. Она говорит. У меня в жизни слишком много проблем. И нет в этом мире человека, который мог их решить. Я вспоминаю о втором высшем. Которое ей нафиг не нужно. О непутевом братце. О деньгах. Которыми предлагал оплатить учебу работающей почти-матери-одиночки. Она теперь орала на меня. Вспоминала все плохое. Все отходняки. Проблемы. Грусть. Трасса начинает вилять. Почти как тогда. У маяка. Еще пара секунд. Мы кричим друг-на-друга. Я почему-то вспоминаю секс. Когда мы, казалось, вгрызались друг-в-друга. Как животные. И ее стоны мне на ухо эхом отдавались. В сознании. В скачущем пульсе. В закапсулированом эйфорией моменте. «Я хочу умереть вместе с тобой». Говорит она. Я в ответ целую. В один момент, это все перестает казаться реальным. Вот вы признаетесь друг-другу в любви. А дальше вас несет. Дурацкая перепалка на трассе. Все что было неважно. По ее мнению. Раз уж кричит она.
- Хватит гнать! Ты хочешь меня вместе с собой похоронить ?
На эмоциях. В моменте. Ты не замечаешь. Как потеют ладони. Как твое лицо может скривиться. И как ты сам ускоряешься. Интенсивность момента повышается. Кажется, и атомы начинают вибрировать. На повышенных тонах.
-...Ты абсолютно не думаешь о других – только о себе.
В ее истории я был убийцей, сатаной…Всем кроме «хорошего парня». Которому она же сама признавалась в любви. И с которым хотела умереть. В моменте, на виляющей трассе я старался не думать. О сказанном. Факты говорили обратное. Слова сестры теперь кажутся законом тяготения.
- Понимаешь, вы слишком сильно притягиваетесь. И совсем не подходите друг-другу. Может это и хорошо. Как считаешь ?
- Считаю все сказанное бредом.
Калифорния где-то там. Катя смотрит на силуэт сломанной-жизнью девушки. На развивающееся платье. На волосы. И то, как они развиваются на ветру. На фоне дальневосточный закат.
- Красиво.
Говорю сам себе. Думаю, что впервые, по-настоящему счастлив. Только вот сестрица решила засрать момент заумными речами. Бывает. В семье не без урода – в семье одни уроды. Так говорил наш дедушка. Еще минуту - Катя смеется. Мы вместе. Приятные тональности возвращаются. Калифорния выходит на берег. И быстро топает к нам. На лице – оттенок заходящего солнца. Сестра тоже ловит его. Отражающееся в солнцезащитных очках. Откидывает бутерброд и идет прогуляться в морской воде. Под ручку с моей, уже девушкой. Тональности идиллии возвращаются. Вместе с запахом соленой воды. Ссоры правда не проходят. Момент, когда «все хорошо» становится точкой отсчета. Сестра вспоминает о старом разговоре. Через полгода. Когда «что-то идет не так».
-…Братец, человек, который хочет быть с тобой – будет с тобой.
Снова говорю, что это бред. Напиваюсь. Странная послевкусия дешевого виски. Сигарет. Быстрого секса. Лучшая панацея после очередной ссоры. Калифорния. Ее волосы падают мне на лицо. В тот момент, когда я кончаю. Объятия. На старом диване.
- Все хорошо ?
- Не знаю.
Фраза, брошенная на выдохе. Фраза, которую несет адреналин. Фраза, человека, стремящегося уйти от реальности. Долю секунды я вспоминал об этом. Ускорился. И гнал машину на пределе. Пока эндорфины гнали меня. Возможно что-то еще ? Вполне вероятно. Злость. Раздражение. И десяток причин интенсивной работы надпочечников. И вот. Резкий поворот руля на всей скорости. Посреди трассы АН6. Тяжелое дыхание. После криков. Заглушает звуки и притупляет запахи.
Мы оба тяжело дышим. Что есть целую ее. Прижимаю к себе. Как и минуту назад. На полной скорости. Только сейчас что-то не так. Калифорния отталкивает меня. Выкрикивает «Хватит!».
- Хватит! Иначе попадем в аварию.
Рациональное мышление не работает в Зазеркалье.
- Мне наплевать.
Наплевать. Поворот руля снова происходит. Вернее, не так. Это просто еще одна машина. Которая не замечает нас. Поперек длинного, почти-бесконечного шоссе. Наплевать. Резкие звуки столкновения. Разбитое стекло. Впивается в мою щеку. Треск лобового стекла. С ее стороны. Скрежет метала. Наплевать. Стекло бьется. Фары продолжают мигать. Наплевать. Мы превращаемся в живую иллюстрацию эксперимента Шредингера. Двое людей в металлической коробке. Одновременно есть и нет. На долю секунды ты цепляешься за жизнь. А потом отпускаешь ее. Прыжок с витиеватой тропинки. Ведущей к маяку. Ветер обдувает твое лицо. И приглашающе зазывает туда. Вниз. На острые камни. Которые точно не оставят тебе шанса. Я думаю. О том, как не заметил едущий вдалеке грузовик на ночной трассе.
И снова звонок. Уже мой.
- Привет, сестра.
- Здрасьте. Слава Богу перезвонил! Где пропадал, братец ?
- Я в больнице.
Дальше следует стандартный для таких ситуаций диалог. Кладу трубку. Где-то внутри, возле желудка спряталось известное «паршиво». Уродливое существо. Постоянно сущее под себя. Оно жило и напоминало - сестра была права. Как и врачи скорой. Уже в приемном отделении. Говорят, что мы запросто могли погибнуть. «В такой-то аварии!». Поцелуй. Ссора. Это все могло стать последним. Она снова говорит. Но уже в моей голове. «Я хочу умереть вместе с тобой». Не меньше нескольких десятков раз. Как сломанная запись на диктофоне. Стискиваю кулаки на рентгене. Как тогда на руле. Зажимаю. До боли. Пока хирург не начинает говорить, прокручивая снимки в руках. У меня перелом.
Наш разговор с сестрой повторяется. Несколько суток спустя. Уже возле моей койки. Тихим голосом. Уровень громкости понятный сестре, чей брат возможно пытался покончить с собой. Пытался ли ? Этот вопрос меня мало волновал. Чувствую. Фрагменты разбитого пассажирского стекла. «Я хочу умереть вместе с тобой». Сломанная запись сменяется. Обрывком нашей ссоры. Она так и осталась невысказанной. Вытекающей из разбитой губы Калифорнии. Красивая алая струйка. Из верхней губы. Окрашивает зубы. И шею. Не важно кто прав. В этой игре нет победителей. Это говорит мне сестра. На очередном сеансе семейной терапии. Элегантно замаскирован под поход в горы. Год спустя. Подъем в 45 градусов все больше напоминает мне путь. Из Владивостока домой. Мимо ссор. Бесконечных маяков. Расплывающиеся реальности. Сломанной руки, которая продолжает болеть. И сломанной Калифорнии. Мной ли ?
- Ты проблемный. Она просто не вывезла тебя.
- Знаешь, приятно слышать это от родного человека.
Язвительность. Всегда была нашим лучшим семейным качеством. Сестренка ухмыляется. И выдыхает. Подъем дается нам тяжело. Мне уже почти тридцать. Ей скоро будет тридцать пять. Но где-то сестра все еще напоминает девочку. Я думаю.
- Ты – самый лучший. И я всегда так буду говорить. Но готова ли она была принять тебя ? Понимаешь, важно только это. Поэтому, девушки терпят парней-мудаков. А хорошие парни женятся на дурах. Ты принял человека – он принял тебя. Никакая другая математика тут не работает.
- Я вспоминаю наш последний разговор. Там, в больнице. Ее выписывали раньше меня. А я еще лежал. Кучей швов. Со сломанной рукой…
Воображение мысленно возвращает меня в тот момент.
- Это...Все...
Стеклянный взгляд. Калифорния плачет. Что-то в ней сломалось. Но не в момент аварии. Ещё тогда. Мы разогнались слишком быстро. И врезались друг-в-друга. Ты перестаешь верить в удачу если успешно проигрываешь свой «ва-банк». На момент. Или совсем навсегда. Вне зависимости от того, как тебе везло до этого. Могло ли это случится раньше ? Вполне возможно. На витиеватой дороге к старому маяку. Там, где она почти обрывалась. Мы трахались. В высокой траве. У самого края обрыва. Она почти стянула с себя платье. Обвила меня ногами. И просила не останавливаться. Стоны смешивались с ветром. Резкие порывы. Воздух с каплями соли. На небольшом дальневосточном острове.
- Говори со мной, слышишь.
Целую в ключицу. В ухо. Она говорит. Почти шёпотом. Сковываемая движениями. Гармонами. Перекрикиваемая морским бризом.
- Я хочу умереть с тобой.
Одно неверное движение. И мы бы разбились. Может это и был тот самый момент столкновения ? Точка внутреннего сгорания. Когда вы почти сшитые. И кажется, ты никогда не отпустишь человека. Начала тропинки уже не видно. «Теперь» и «сейчас». От ее лица на фоне пропасти теперь ничего не осталось. Разбитая губа. Бровь. Шов на виске. Ей повезло меньше. Но ничего. Ты все переживаешь, моя хорошая. Как тогда. Снова прыжок в прошлое. Горькая пилюля кажется не такой горькой. Врач говорит, что мне нужно пить их пока не заживает рука.
- Ваша девушка будет в порядке ?
- Я не уверен, что она уже моя.
Он виновато смотрит на обувь. Засовывает руки в карманы халата. Кажется, краски становятся ярче. Или только кажется ? Под действием обезболивающих. Момента. Быстрых решений. И немедленных последствий.
- Тогда лучше сказать, чтобы не переживала насчет ребенка. Она – молодая. Еще успеет снова забеременеть.
Все затихает. Я только чувствую, как эмоции гонят кровь. В виски. Где гул отдается по-наростающей. Выкидыш. Все понятно. Дальше только хронология. От конца в начало.
- Я кое-кого встретил.
- Так-так…Можно детали ?!
Сестра показывает голову из шкафа. Наша семейная квартира. Мой стандартный приезд. Раз в год. Перебор шмоток.
- Тоже Катя. Калифорния, как мы ее называем.
- Почему "Калифорния" ?
Пересказываю ей историю. Как девчонка из Челябинска с детства мечтала стать серфером. И уехать в Солнечный Штат. У тихого океана. Детство кончилось. У Кати получилось. Гринкарта. LA. Пески Калифорнии. Тихий океан. Рукава в стиле чикано. Пьянки в Долине. Жизнь в Сан-Диего. Пока. Катю не сломали. Изнасиловали. А серфинг не начался заново. Пока, Калифорния. Привет, Владивосток.
- Она постоянно повторяла цитату Ницше. Так, девочка Катя стала «Катей Калифорнией». А потом, «Катя» отвалилась. И она просто приняла это.
Сестрица замолкает и смотрит. В уже пустой шкаф.
- Со сломанными людьми только одно правило…Не нужно ломать их еще больше.
- Кать, я знаю…
- Знаю, что знаешь. Но все равно делаешь.
- Видимо меня самого, когда-то сломали. Это не оправдание. Но, наверное, по-другому не умею…
- Здесь всего одно правило: люби человека. И если это взаимно, и он об этом знает, то не будет ничего невозможного.
- Ты же знаешь, я привык смотреть на все…
- И видеть только плохое ?
Да. Она не говорит это. Но воздух доносит неслышимый ответ. Сестра берет у меня сигарету. Я никогда не видел, чтобы она курила. Но некоторые вещи просто так не принять. Нужна анестезия.
- А если ты смотришь на все не с того угла ?...Что если все это…Вообще все лучше чем тебе кажется.
Сестра стоит рядом со мной. Ветер молчит, дожидаясь моего ответа.
- Хочешь сказать у меня не было хренового детства ?
- У нас, дорогой. У нас.
- Сказать что я думаю ? Ты наливаешь в стакан одну каплю водки. Разбавляешь ее литром сока. И удивляешься почему я не пьянею. Примерно так для меня выглядит этот разговор.
Сестра снова усаживается. На старую кровать. Которая теперь уже не кровать. Заставленную коробками. Старыми шмотками. Поеденными молью одеялами. В старом городе. О нем уже почти все забыли. Кроме нас.
Часть вторая. В которой умирает взрослый.
- Ты - придурок.
Сестра смеется. Встречает меня в аэропорту. В первом классе дают алкоголь. Шагаю тяжело. По твёрдой земле. После двух стаканов виски. До и после поездки. Но комбинация кроссовок и смокинга так и продолжает веселить ее.
- Заткнись, Медведица.
Девушка рядом спрашивает:
- Почему Медведица ?
История из детства. Я звал ее так в честь Нового года. Когда Катя напилась шампанского. И залезла на кухонный стол. Танцевать. Подпевать Мумий Троллю по радио. Пока не свалилась. Не набила шишку на заднице. И разбила любимые бокалы нашей матушки. Хохоча под звуки фейерверков. Моя партнерша смеется. Катя тоже. Снова обращает внимание на кроссовки.
- Слушай, ну правда…Со смокингом…Как придурок...
Взрослые. Работаем. Она – в каком-то концерне Газпрома. Я, что называется «на вольных хлебах». Говорю сестре что санкции - золотое дно. Для таких как я.
- Ты всегда был той еще продажной скотиной.
- Во-первых, спасибо. Лучший комплемент, сестра. В семье не без урода…Во-вторых - когда ты в полном обвесе Cartier приходится выглядеть соответственно.
Киваю на свою спутницу. Девушка получает 2000 долларов за поездку в Дубай, Токио, Гонг-Конг. Как и еще двадцать человек. Имена и фамилии не важны. О них я думаю в самую последнюю очередь. Когда наш смех и веселье проходят. Обвес Cartier остается. Она выглядит хорошо. Белые зубы. Тонкая шея. Дорогое платье. Но уже ее. Девушка за две тысячи долларов/сутки исчезает. Драгоценности остаются. И уходят к покупателям. Я думаю. О том, что московские модницы не перестают быть модницами. Пока смотрю на две более дешевые вариации моей спутницы. Уже после. К тому моменту, как первая выходит из ванной, я вспоминаю как зовут вторую. Лиза. Точно Лиза. С татуировкой под голой грудью.
- Чего ты хочешь ?
На меня смотрят глаза полные надежды. Вечер еще не закончился. У нас еще вся ночь впереди. На шее у Лизы чулок. Тот, которым она попросила связать ее. Как я и сделал.
- Яблок.
Смеемся.
- Почему яблок ? Можно попросить что-то по сильнее ?
- У меня воспоминания о яблоках связанны с детством. Когда срываешь зеленое яблоко. Кислое. И кусаешь. Помнишь этот звук ?
Лиза задумывается. Похоже, мой вопрос девушке-по-вызову претендует на статус самого необычного.
- Я свое детство не помню. Но с радостью послушаю о твоем ?
Она улыбается. Больше мы не встречаемся. На следующий день я лечу в Таиланд. Сестре не нравится мой бизнес. Но здесь ничего не поделаешь. Говорю. Через месяц. Когда Бангкок кажется не таким отталкивающим.
- Пожалуй задержусь здесь…
- Главное не вляпайся ни в какую историю, братец. Хорошо ?
- Какого же ты хорошего мнения…
Смеется. Настороженная истина кажется предсказанием туманного будущего.
- Я убил человека.
Тот телефонный звонок прокручивается в голове еще долго. Страх. Трепет. Слабость. Все это ушло. К тому моменту. Сестра переспрашивает. Уже после.
- В смысле ? Ты что такое несешь, малыш ?
На него я вышел через знакомую-шлюху в Бангкоке. Маленькая тайка. Которая когда-то была маленьким тайцем. Подсказала. Общественный туалет. Грязный сартир. В неприметной части Бангкока. В котором, на стене был написан номер. Знакомый-мусор предлагает сделать все чисто. Он уже ловил меня. На мелкой контрабанде. Когда рядом со мной была пристегнута девушка-подельник. Проводник. Хранитель редких зелий и ядов. Проводник в мир мрачных красок. И дешевой ювелирки. Краденой, естественно.
-… Так что будем делать…Нужен какой-то адвокат или что…
Нагнулся. Шепчу в ухо колдуньи. Хорошо защищенное дредами. И татуировкой на лице. Которая, впрочем, не имела отношения к защите. Только отпугивала желающих залезть к ней в душу.
- Опа на, Вы русские ?!
Далее следует разговор на тему «Правда что полицейские в Бангкоке не берут взяток ?». Он улыбается.
- Конечно берем.
Думаю. О том, как же мне везет на сломанных людей. И какими же преданными они могут быть. Серега берет за руку маленькую девочку. Пока я держу сутенера-педофила в дешевом отеле. Жара и тараканы не дают забыть. Ты в Таиланде. Одно из самых грязных мест в мире. Силуэт склонившегося над босой крошкой. И сама девочка. Пропадают.
- Можешь делать с ним все хочешь. Я со всем разберусь.
Серега поддерживает падающую девочку под руку. Вероятно, ее месяцами накачивали. Потеряла ли она способность мыслить до конца ? Или нет ? Я замешкался. Дверь засранной квартиры закрылась. Таец так и остался смотреть на меня. Лежа на полу. В крови. В наручниках. Пока я не закончил. Если бы не помощь моего знакомого, вероятно его голову нашли бы через неделю в сортире. В луже крови. Выбитых зубов. И рядом со сломанным телом. В конечном итоге, это было не важно.
- …Там даже вопросов не возникнет. – говорит представитель правопорядка. Через сутки я возвращаюсь к старой знакомой. Хранительница зелий говорит. Что клин клином вышибает. И раз уж такое дело – нужно пойти в разнос.
Интенсивность момента. Она определяет не только важность отдельных событий. В нашей жизни. Но с течение. На пике. Время останавливается. Ты проживаешь один и тот же момент. Я плохо помню, как разделывался с тайцем. Помню запах крови. Помню смазанную картинку. Тараканов на стенах. Безумие. И курящего Серегу. Забирает ключ от номера. В пять утра.
- Ты же в курсе, что многие умирают в пять утра ?
Я сел на гранитные ступеньки. На оживленном перекрестке. Заговорил со старой подругой. Хранительница трав разминала ноги после длительного сеанса медитации. Сжимала и разжимала пальцы на босых ногах.
- Это ты к чему ? Что-то случилось ?
- Мне придется уехать.
- Надолго ?
- Насовсем.
Она смеется. После наших пьянок, диких ночей в столице Таиланда, после быстрого секса. И затяжного похмелья.
- Обещай много не рефлексировать. Больно будет.
Она делает поворот головой. И на секунду превращается в Калифорнию. Ту, которую я знал. И надеялся найти. Я искал ее взглядом. В аэропортах. На вокзалах и рынках. Поворот головы, от девушки, которую я когда-то знал. Но когда тебе ничего не остаётся, единственным развлечением становится пробивать дно. Пока дно не пробило меня. Встречаю малышку-трансгендера в магазине. Последствия. Разрыв с реальностью всегда отдается чем-то не слишком приятным. Организм начинает выталкивать завтрак из прожаренных тараканов. Бангкокское радушие отдаётся тяжестью в желудке. Нужно выпить. Много. Курим. Моя спутница говорит, что со мной так весело, что она готова приостановить счетчик. Пьем. Я думаю. О том, как откидывая волосы за ухо она похожа на Калифорнию. Все они. Целую ее. Послевкусия горькой реальности. Расплавленной солнцем, жарой и миксом из всего что могут предложить улицы Бангкока. «Приди ко мне моя любовь.» - фраза-пророчество. Когда очередная девушка снова напоминает мне Калифорнию. Снова. Потом, в аэропорту. Домой. Когда сестра сжимает руку. Загул заканчивается.
- Все будет хорошо, малыш.
Думаю. Должно быть это жесткая посадка. А может ее осознание того, что сесть я мог на всю жизнь. Тайские законы, впрочем, льяльные к заключенным. Серега рассказывал это мне. Я пересказываю сестре. Часть срока снимается в день рождения мамы. Часть в годовщину коронации. Поэтому решение убить этого ублюдка казалось лучшим способом. Сестра не хочет меня слушать. Не хотела тогда. По телефону. Ее дыхание перехватило. «Снова выручать-брата ублюдка». Наша семейная реальность.
- В семье не без урода, в семье одни уроды.
Катя ничего не говорит.
Эпилог. В котором прототип автора умирает. На минуту.
Сестра приходит. Я почти слышу ее. Как она с очередным харем выламывает дверь. Орет.
- Налоксон! Сука! Налоксон!
Она всегда боялась.
- Ты все еще принимаешь ? Слушай, братец. Не думаешь что тебе хватит ? Рука твоя уже не так сильно болит. Обезболивающие не нужны.
Комбинация физической и эмоциональной травмы – самый настоящий фулл хауз. Если играть с зависимостью. Смерть – лучшее топливо для таких ситуаций. Особенно, если умирает твой ребенок. Не важно, знал ты или нет. Воспоминания вас двоих перерастают в удары током. Которые бьют тебя. Крысу в этом чертовом лабиринте. Прямо по нейронам. Прямо в чертову совесть. Я хотел умереть с ней. Вместе. Катя не могла бороться с этим. И просила только держать путь назад открытым. Черный ход из нашего дома.
Возврат в детство. Мы жили в лощине. Из-за порыва дамбы город затопило. Я часто возвращался туда. В свои воспоминания. До четырехлетнего возраста. Когда босые ноги утопали в траве. А трава была до лодыжек залита водой. Город затопило. От наших с Катей рисунков на стенах ничего не осталось. Отклеенные обои. Забытые воспоминания. Размокший фундамент дома. Бывший дом начальника железнодорожной станции. Которой уже нет. И все сначала. Новый набор игрушек. Одежды. Кожаные ботинки. Терпеть их не могу. Кажется такие носит ее новый парень ? Мозг все еще работает. Я вижу его ботинок, стоящий на полу. Пока на пол летят шпицы. И весь состав аптечки. Их ссора приглушена. Потом Катя находит Налоксон.
- Ура, блядь!
Сказанное, кажется, не обременено счастьем.
Я слышу ее из нашего старого дома. Пока гуляю по воспоминаниям. Чувствую промокшую траву. И как вода доходит до колен. Еще совсем немного. В детстве мы играли на соседней улице. Бегали босиком. Потом ее затопило. Катя была чуть старше. Залазила на дерево в доме соседей. Воровал яблоки. Зеленые. Жесткие. Кислые. Как раз, то что нужно для обыкновенного детского счастья. Девочка где-то там протягивает мне руку. В нем спасительное яблоко. Длинные волосы почти закрывают лицо. Достаточно, чтобы узнать в ней мою сестру. Почти незаметно для меня она меняется. Стареет. И Налоксон начинает действовать. Когда ты делаешь глубокий вдох грудью. Мы с сестрой оба дрожим.
- Привет тебе, медведица.
Я звал ее так в честь Нового года. Когда Катя напилась шампанского. И залезла на кухонный стол. Танцевать. Подпевать Мумий Троллю по радио. Пока не свалилась. Не набила шишку на заднице. И разбила любимые бокалы нашей матушки. Хохоча под звуки фейерверков. Это была наша любимая шутка. Семейная. Я часто повторял ее сам про себя. Пересказывал. В полете. В моменте. На эмоциях. Пока тряска проходила. Турбулентность.
- Ублюдок! Ублюдок, твою мать!
- Нашу мать, Катя. Нашу.
Объятия. Поцелуй в лоб. Чувствую запах ее шампуня. Ломкие светлые волосы. Длинные. Как в нашем детстве. А очередной харь не знает, как себя вести. С ее непутевым братцем.
Предосторожность оправдала себя. Налоксон подействовал. И боль побитой собаки сменилась на боль вскрытого черепа. Когда все твои мысли трансформируются в электрические удары. Прямо мозг. И по всему телу. Но пейзаж сменяется. Ежегодный поход в горы. Сестре сорок. Я снова на вольных хлебах. А она снова лезет в горы. Ради идиота-брата.
- Ты когда-нибудь жалеешь о том, что сделал ?
Взгляд девочки. Взгляд матери. Взгляд моего лучшего друга. Осуждающий. И спокойный.
- Я о многом желаю в своей жизни. Наверное…Мне нужно было умереть тогда. В аварии. На трассе.
- Ты опять за свое…
Знакомая мне интонация. Ты понимаешь, что стареешь, когда такие вещи перерастают удивлять меня.
-…Но так получилось. Я остался в живых. Может быть это кара небесная ? За нашего с Катей ребенка…И мне нравится думать, что таким способом я уравновесил баланс вселенной. Спас одного ребенка. Ради другого.
- Тогда зачем это было…Это все ? Зачем ты блин влез в это дерьмо ?!
- Ты думаешь, что я – твой младший брат-идиот. Может быть это и так. Но тебя там не было. На трассе. И в Бангкоке…
Медведице нечего сказать. Она и сама пыталась забеременеть. Много раз. Не получилось. «Едем дальше». Как она говорила. Вперед было идти некуда. Крутой обрыв и густой лес.
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк