СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Борис Херсонский

МРАМОРНЫЙ ЛИСТ-2

18-12-2014








***

Отпустите меня, подкупите или подпоите охранника,
дайте мне посох странника, котомку изгнанника,
огрызок баранки, обломок печатного пряника,

хламиду с прорехами, греческие сандалии,
гоните меня взашей, от вашего края подалее,
до самого города Рима, милой Италии.

И пойду я по склону жизни мимо оливковой рощицы,
где нимфа в озере плещется, ангел в небе полощется,
красота не спасает, история мне не помощница.

История мне не помощница, удача мне не попутчица,
одна надежда - Матерь-заступница-троеручица,
попробуй мне помолиться, она говорит, быть может, получится.

И будет тебе отрада-награда, небытие-нетление,
а третья рука мне дана Иоанном Дамаскиным за исцеление,
а тебе - слепота телесная, духовное зрение,

дорога щебенкой мощеная - осколки гранита, мрамора, кремния
позади - печаль утоленная, открытая дверь тюремная,
продажный хмельной охранник, угрюмая жизнь подъяремная.



***
Варварское произношение не портит возбужденную речь.
Христиане крушат античных идолов. Нет чтобы их приберечь
для продажи, скажем, в Британский музей.
Как волчок вращается разрушенный Колизей.
На него глядит ротозей.

Живой манекен в жестяных латах. Рядом - дама в пальто.
Тут гибли мученики, теперь не гибнет никто.
Не ревет народ, выпуская пар.
Правда, позавчера туриста хватил удар,
но он был болен и стар.

Ты тоже не слишком молод и не слишком здоров.
Немного веришь в Отца и Сына, не стяжая даров
Святого Духа даже в Троицын день.
Идешь вниз по лестнице. За ступенью ступень
сводит в смертную тень.

Предки зовут - скорее к нам, не тяни!
Собственно, сам ты не прочь отдохнуть в тени.


***

*
Мы сохранили на память
два входных билета
в музеи Ватикана.
*
На одном репродукция
картины, изображающей
предсмертные муки Распятого.
*
Но втором - византийский крест,
массивный, из чистого золота,
с грубо обработанными крупными
драгоценными камнями.
*
Эти два изображения,
два креста - разные вещи,
связь между которыми
далеко не так очевидна,
как мне казалось ранее.

*
Странно, чтобы это понять
мне понадобилось
столько же времени, сколько евреи
странствовали в пустыне.

Чуть более сорока лет.

*
Большая и лучшая часть жизни,
большая и лучшая.

***

Кто-то сказал мне,
что искусство мозаики -
это скорее игра,
предшественник пазла.

Странно, а мне
раннехристианские мозаики
всегда представлялись
наиболее совершенной попыткой
собрать воедино
раздробленный мир.

***

Группа пестрых всадников на разноцветных лошадках
скачет через цветущий луг под куполом ясных небес.
На горизонте гора в разломах и складках.
Тела, погруженные в прошлое, тоже теряют вес.

Это может быть сценой охоты или военных действий
столь незначительных, что о них ни строки
в бесконечном списке людских жестокостей, бедствий,
или надпись поблекла, а разбирать - не с руки.

Получается, что мы не знаем числа убитых оленей,
ни названия замка, захваченного и преданного огню.
Мимо этой картины люди проходят без сожалений,
или - рассматривают детали, как изучают меню.

Всадник, его одежды. Святой и его вериги.
Охотник с огромным ружьем. Собака ему под стать.
Все музеи мира - большие цветные книги.
Их на ночь читают детям, которым не хочется спать.

***

Непроходимый дождь за окном - стеной.
Стою у окна лицом к дождю и спиной
к огромной дворцовой комнате полупустой.
Что до дождя, то его черты размыты, в сущности, он безлик.
Сверкает молния фотовспышкой - мгновенный холодный блик.
Странно, фонтан не отключили. Геракл-младенец душит змею,
извергающую навстречу небесным водам беспомощную струю.

Жизнь похожа на землю, стянутую корнями травы,
на которой стоят деревянные лавки и мраморные львы.
Вздымается грива вокруг оскаленной головы.
Иными словами, жизнь полна опасностей, и они
наполняют собой, разрушают последние дни.
Хоть пой на известный мотив: Боже! Вечность храни!
Прошедшему времени не скажешь "Повремени!".

Время привыкло к молчанию. Пушечная пальба
и гром его не тревожат. Оно предпочитает гроба.
Хлещет вода из дыры посреди высокого лба
Мирового Разума, который себя называет сам
мировым безумием, растекаясь по небесам
серою пеленою, низвергая воду туда,
где живую, небесную, мертвая ждет вода.

ROMA

*

мраморные фрагменты
надгробий древнего рима
вделаны в стены позднейших построек

*
так жилые дома и дворцы
превращались в подобия кладбищ
расположенные по вертикали

*
в этом есть философия
непредумышленная как убийство
за которое наказывают
не слишком строго
или не наказывают вообще

*
чего не сделаешь во имя красоты
чего только не сделаешь
фрагменты прошлого
вмурованы в бывшее настоящее
словно так было всегда

так и было всегда



святые
*
просто некоторых людей
Бог создал не из глины
а из лучших пород
прекрасного мрамора

*
и вынашивала их не женщина
в утробе
но сама вселенская церковь
в нишах на фасаде
в стиле барокко

*
и фасад оставался плоским
не то что выпяченный живот
имеющей во чреве

впрочем возможно купол вселенской церкви
это и есть живот беременной
тяжелой обремененной

*
впрочем речь идет не об этом
а о мраморном каменном веке
который не прекратится


***

Баптистерий. Сооружение для обряда крещения.
Люди приходили сюда
для второго рождения, вечного очищения,
и, конечно, прощения,
но мозаика изображает день гнева и час Суда.

Судия, разведя руки и развернув ладони
торжественно восседает,
являя миру отверстия от гвоздей.
Что до грешников, то каждый, как умеет, так и страдает,
а умеет неплохо, не хуже других людей.

Когтистая черная лапа на чье-то лицо наступила,
раздирая мякоть словоблудливого рта.
Ангелы однообразны. А вот нечистая сила
дает простор для фантазии. Огненная черта

разделяет агнцев и козлищ. Авраам, Исаак и Иаков
облеплены, как личинками, душами тех,
кто в телячьих вагонах, в зловонном мраке бараков
забыл навсегда, что такое жизнь, что такое грех.

А ведь были люди как люди - по субботам уборка,
любимая книжка "Так закалялась сталь".
И дети потом встали на ноги - в углу румынская горка,
пианино, немецкая кукла, чешский хрусталь.

И за этот уют нищеты демоны их терзают
там, где нет ни планов на будущее, ни надежд.

А спасенные души со старца на старца переползают,
а старцы морщатся,
но не стряхивают спасенных с белых одежд.

***

Святой Франциск стоит на коленях -
руки в стороны, на ладонях
следы гвоздей - стигматы.
Над выбритой головой
летает Распятие на радужных крыльях, что твой
колибри, дали - холмисты, точнее -горбаты.

Короче, работа Джотто, или его подмастерья.
Стена собора покрыта фресками. Что до стены неверья,
она однотонна. Зато на ней
будет смотреться любая цветная картина:
портрет властителя на шее простолюдина,
железные куклы на прогнувшихся спинах коней.

Охотничьи псы. На копьях - флажки цветные,
на щитах -гербы, в земле - скважины нефтяные,
в небесах дирижабли, чуть выше - космические шары,
окруженные птичьими стаями, облаками,
очень средними, в небытие канувшими веками,
глобальное потепление из озоновой лезет дыры.

Отравленный дым ползет к сидящим в окопах.
У святого Франциска раны на ладонях и стопах.
На стене собора фрески - от пола до потолка.
У Распятия славные крылья - цветные перья.
Работа Джотто, или его подмастерья.

Плачут нежные ангелы, разряженные в шелка.


***

Перспектива потопа привлекательней для долин,
лежащих ниже уровня моря. Благонамеренный гражданин
читает газету, сидя у входа в дом,
купленный на заработанное бесполезным трудом.

Всюду цветут тюльпаны и торчат ветряки.
Ослы несут на спинах тюки муки.
Бурые мыши хозяйничают в закромах.
Церквушки-грибы стоят на окрестных холмах.

Странно думать -все это пойдет на дно,
в том числе - гражданин со своей газетою заодно.
Течения будут вращать крылья мельниц, те, что ветра
вращали еще вчера.

И растопырив жабры крупный подводный скот
соберется на площади на всеобщий подводный сход.
И, чешуей обрастая, хвостовым плавником руля,
человек наконец забудет, что такое земля....


***
в двух маленьких чемоданах содержимое двух недель
для счастливых людей с наступлением холодов
решивших что если бегство недостижимая цель
то путешествие средство к которому каждый готов

им будет теплее где небо сине и зелен сад
за несколько дней помолодеют на несколько лет
мечтая что никогда уже не вернутся назад
проверяя цел ли в кармане обратный билет

****
Где у русских круг, у них треугольник, четырехгранник,
многоярусная колокольня, продолговатый корпус
базилики, черепичная крыша углом, аркада, квадратный дворик,

в центре – фонтан. У входа благочестивый охранник
сидит на венском стуле, немного горбясь,
из двух посетителей один – католик, другой – историк

архитектуры, религии, чего-то еще. Туристы потоком
омывают памятники барокко, чтобы сгинуть и снова
прихлынуть. Сюда никого не водят – взгляду здесь зацепиться

практически не за что. Ангелам или пророкам
там, в глубине апсиды, от Рождества Христова
века пятого, в крайнем случае – начала шестого,
не перед кем выставляться, некуда торопится.

Даже голуби здесь нечастые гости. Вороны
дело другое. Вот одна, а вот и вторая. Наклоняя
головы, вышагивают вдоль высокой кирпичной ограды.

Три-четыре сосны: округлые, темные кроны.

Странникам всюду мерещится жизнь иная.

Рука Господня прощение, что мякиш, разминая,
крошит на землю, как птицам. А мы и рады.

ОSTIA ANTIQUA

***

Разрушенье имеет предел – всегда есть остаток.
Статуи без голов, в глубоких морщинах складок.
Предмет исчез. Но можно найти отпечаток.
И всегда остается простор для догадок.

Воображенье легко восполняет пробелы,
Разрешает задачи, не раскрывая скобок.
В случае статуй – пустота, если статуи пустотелы.
В случае города – это руины, предмет раскопок.
( Collapse )

***
В случае города – это руины, предмет раскопок,
Стены, фундаменты, подвалы и полуподвалы.
Бывшие печи с открытыми жерлами топок.
Может, монетку найдешь, разгребая завалы.

Может, букву прочтешь на черепке, а повезет, так слово.
Ветхая ткань истории вся в новейших заплатах.
Жильцы покидают город, не построив себе иного.
Нагроможденье арок, колонн и статуй щербатых.

***
Нагроможденье арок, колонн и статуй щербатых
Под ногами – фрагменты монохромных мозаик.
Корабли, драконы, воины со стрелами между лопаток.
Ни симпатичных белочек, ни медвежат, ни заек.

Здесь столько смерти, что места не остается для славы,
Нет лакуны для страха, даже если ты мал и робок.
Дороги вымощены пластами застывшей лавы.
Ковер травы в сетях протоптанных тропок.

***

Ковер травы в сетях протоптанных тропок.
В проемах видишь аркады, и снова – стены.
Справа и слева – ряды кирпичных коробок.
Декорации? Но не найдешь актеров для этой сцены.

Здесь могли бы звучать стихи на мертвой латыни,
Но разбежались актеры. Что им играть помешало?
Где глас вопиющих среди этой пустыни?
Крупные шишки пиний разбросаны, как попало.

***
Крупные шишки пиний разбросаны, как попало.
Корни деревьев на земле образуют сплетенья,
Как будто бы под землей места осталось мало.
Не видно зверей. Здесь в почете растенья.

Шевелишь стопою траву, листву или хвою,
Никто не пугает тебя ни смертью, ни воскресеньем.
Здесь запустения хватит на всех с лихвою.
Ворон-птица – и то человек в безлюдье осеннем.

***

Ворон-птица – и то человек в безлюдье осеннем.
Но и он малоподвижен и молчалив не в меру.
Цепь времен прервалась и распалась по звеньям.
Мудрость зовет дочерей – Любовь, Надежду и Веру.

Но никто не откликается, видно играют в прятки.
Века растащили все, что плохо лежало.
А плохо лежало все – кроме кирпичной кладки.
Здесь бессмысленно спрашивать: «Смерть, где твое жало?».

***
Здесь бессмысленно спрашивать: «Смерть, где твое жало?».
Потому что смерть не будет медлить с ответом.
Мертвый город слеп, как склеп – он не видит, что стало
С белым светом, руины не станут жалеть об этом.

Здесь веками мертвые выживали живых из жилища.
Не мытьем, так катаньем, не молчаньем, так пеньем.
В остатке камни – тут не ищи ни пепла, ни пепелища:
Просто – закрой глаза и спускайся вниз по ступеням.

***
Просто – закрой глаза и спускайся вниз по ступеням.
Всегда найдется то, что расположено ниже.
Старость встречает нас скованностью, отупеньем
И мраморным бюстом, чудом сохранившимся в нише.

Вот идет священник в траурном облаченье.
В глазах – пустота, в чаще – стопка облаток.
У Бога – прощенье. А для нас – обличенье.
Разрушенье имеет предел. Всегда есть остаток.

***

Разрушенье имеет предел. Всегда есть остаток.
В случае города – это руины, предмет раскопок,
Нагроможденье арок, колонн и статуй щербатых,
Ковер травы в сетях протоптанных тропок.

Крупные шишки пиний разбросаны, где попало.
Птица-ворон и то - человек на безлюдье осеннем.
Здесь бессмысленно спрашивать: «Смерть, где твое жало?».
Просто – закрой глаза и спускайся вниз по ступеням.


***
Церкви в Риме для того, чтобы турист мог присесть
Посреди бессмысленной гонки по магазинам.
Не обязательно думать, что где-то и вправду есть
Пречистая мать с бессмертным безгрешным Сыном.

Не обязательно знать, кто расписывал стены и свод,
Совсем невозможно запомнить, чьи надгробья мы попираем.
Просто мы устали, забегались, перетрудились, и вот
Сидим в узком пространстве между адом и раем.

***

Следы городов скрываются, как следы преступленья.
Чуть глубже копнешь – полезет всякая скверна.
Здесь когда-то был рынок. Тут продавали соленья.
Здесь когда-то был рыбный ряд. Здесь была таверна
Город теряет значенье, потом – населенье.
Или – наоборот. Убежденность всегда – чрезмерна.

Смелость берет города. Но чаще теряет.
Слюдяные полоски на стенах – следы улиток.
История безошибочно сама себя повторяет.
Строительство ей не в прибыль. Разрушение – не в убыток.

***

Я не мог представить небесных тел без небесных сил.
Но ни веры, ни знания я у них не просил.
Я не слышал хлопанья белых ангельских крыл.
Редко заглядывал в Книгу, которую Ты открыл.

Я мог представить Тебя с терновым венцом на лбу,
на кресте висящим, или лежащим в гробу.
Но и в страшном сне не видел Тебя стариком,
с небес грозящим грешнику кулаком.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney