СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Юлия Тишковская

контрфорс

26-07-2009







контрфорс


***

а вот посмотри - отец
по образу и подобию.
каким ты стал
во мне -
я б не узнал,
да только
кричит вода:
я
я.
амальгаму придумали -
страшнее втройне.
занавесьте.
хватит рек.
ведь и мне было
тридцать лет и три года.
но не рыбачил,
другая порода:
ловил,
отпускал,
а потом и хватать
перестал,
но хватало
на свечи к твоему пьедесталу.
отец.
я любил тебя.
иногда думал, что ты устал.
иногда думал, что я устал,
но послушно каждому
из твоих зерцал
отдавал
что причиталось.
да и больше.
только
откуда мне знать,
если ты завещал не судить,
не воевать,
подставлять
все по второму разу.
щека уставала, отец.
сердце горело и призывало конец,
но только что отдавал -
прибывало.
а ты шептал, что мир - прав,
и вся боль - по мне,
по размеру сшита
да по заказу.
а я плакал и повторял:
не могу.
эту чашу сию
один не допью,
но ты не слушал, отец,
и твердил -
люблю.
несколько лет на непрерывном посту
смены ждал
и знал -
они не придут.
и грешил невпопад.
и понял, что дно - это ад,
но и самый верх,
если гордишься тем -
то же самое.
каждый день
был готов умереть,
но только умер не сразу.
а потом
я понял тебя, отец.
этот путь наверх
и смерть - не конец.
а дорога длины такой,
что не хватит глаз.
собираюсь, отец.
вот сейчас, сейчас
на дорожку сядем.
и ты скажешь:
"в час добрый",
а я скажу:
"занавес.
занавес".


***

(Г.М.)

за пять минут до посадки
на неровной поверхности твоих отрицательных ответов, -
понимаю, что угадала.
не врут только черепахи без панцирей -
открытым сердцем, -
задыхаясь колючим воздухом,
не зная,
как сказать правильно,
куда наклеить пластырь,
чтоб мир не так жал.
в сторону выпуска шасси
из иллюминатора смотрит Шива.
смеется.
зрители медленно хлопают,
всем спасибо.
точное время прилета
еще не зафиксировано,
но уже помнится
как потеря какого-то незаметного счастья,
победа,
бесчестье,
резкое снятие пластыря,
небесное попустительство
как невмешательство


***

так они постояли
какое-то время,
а потом разошлись.
одному было направо,
другому - налево.
включали чай,
пили свет
в доме на самом краю земли,
в квартире на дне неба.
и каждый думал о том, чтобы съехать.
сколько можно.
плата растет каждый месяц.
хозяин звонит по ночам,
говорит: приготовьте деньги,
завтра приеду

так они были вместе
какое-то время,
а потом разошлись.
одному было в центр,
другому - в конец ветки.
запирали руки,
грели комнаты
в доме на самом краю сердца,
в квартире на дне души.
каждый думал: оставьте мне это,
и больше не буду грешить.
сколько можно.
плата растет.
хозяин опять звонил ночью,
хотел спросить - помнят ли?
но они не подняли,
и завтра он не придет.


***

волшебные люди
парой фраз
превращающие самое светлое
в грязь
и глупость

идешь на поводу привычки верить
в худшее,
понукаемый собственной совестью

повторяешь про себя:
глупость и грязь.
да, это я.
глупость и грязь.

подходишь вплотную,
смотришь в лоб,
спрашиваешь:
так ли это?

жил-был один старичок.
никогда не спал.
все ходил,
бормотал:

правду не скажет тот,
кто обижен на вас.
он не видит вас.
он видит себя.
и правду не скажет тот,
кто слабее вас.
он не видит вас.
он видит себя.
но правду не скажет и тот,
кто обидел вас.
он не видит вас,
видит себя

правду не скажет
никто

самое светлое в грязь и глупость
мы превращаем
сами
не веря в себя
не веря себе

вот они, волшебные люди.
расколдованы.
ступаю своей дорогой.
ох, и длинной,
и долгой.
безмолвной.
чистой
чистой
свободной

а старичок улыбается, машет шапкой.
отгоняет присевшего комара попавшейся веткой.
подмигивает кому-то в небе.


***

и с вершины этого дня
безымянными журавлями
мы тянемся
в сторону рая,
норки собственных тел
безукоризненно волоча.
кто-то нас остановит
и спросит:
простите,
далеко ли до ада?
мы ответим:
не знаем,
направляемся в рай.
значит, эта дорога не ваша,
а ваша - другая.
поверните направо
и там, за углом -
это ад.
мы сказали:
спасибо,
и с вершины этого дня
поменялась цепочка
одна на другую.
муравьиная стая
за угол заходит, звеня.
в этом мире углов
не бывает неверных сторон.
правы все.
кто идет -
тот приходит.
а куда - узнаем настолько
потом,
что -
не скроем.


***

(Елене Белобровой)

она опять забыла,
куда выходить.
сколько вообще здесь выходов,
какой код.
кого любила,
кого сохранила -
кто разберет

думала: все хорошо, когда честно.
что же делать.
оно само из меня лезет.
ночью дописываю песню.
утро закидывает удочку.
отмечает очередное дежурство.

а всего-то - в Сокольниках - гладильную доску.
я старалась,
ты же видел, Господи.
засыпала и просыпалась.
не считала, сколько осталось.
вносила свою
трудную лепту.
прятала сигареты,
смотрела в небо.

Господи, зачем тебе столько выходов?
куда выводят твои тоннели?
по ком мы плачем,
чего жалеем?
кем обернется нам
очередной эскалатор,
кто
проштампует паспорт,
утешит,
спрячет?

пока не знаем,
что с нас спросят, -
о тех, кто был -
хорошо или никак.

налево, потом прямо по переходу
до первого перекрестка.
когда-нибудь мы все
попадемся
месту, в которое нельзя опоздать


***

осторожно войдет, - дверь ни одна не скрипнет, -
тот, который перестанет любить первым.
скажет: время пришло.
скажет.

кто видел его улыбку,
уже не спит до утра,
не считает овец,
не стоит на коленях.
тот, который перестанет любить первым,
просит: скажи, что ты меня любишь.
просит.

тот, который перестанет любить первым,
но еще не знает об этом,
пока жив
в нас
под другим именем,
мерцающим псевдонимом
веры

когда мы плачем,
тот, который перестанет любить первым,
догоняет нас в темноте.
рассказывает о том, что теперь уже -
навсегда.
ему так тяжело с нами,
не ставшими первыми.
он очень сочувствует,
все-все понимает
и, конечно же, любит чисто по-человечески.

мы же близкие люди
отныне и навсегда

поэтому слезы высыхают, будто бы их не было.
будто бы все псевдонимы
обернулись настоящими именами.
неделимыми номерами.


***

тому, кого больше не видят,
негде укрыться


***

а ты помнишь,
как мы ходили за хлебом
и думали,
что если между людьми нет разницы,
зачем же кого-то любить сильнее?
ведь нет ничего,
кроме неба.
там строгий контроль,
даже снимать кожу.
что ты унесешь,
куда положишь.
и некогда выйти,
некуда покурить.
и так хочется взять что-то с собой,
пронести контрабандой,
выпросить:
какие-нибудь осенние листья,
самые лучшие письма,
ребенка, плюющего кашу, -
пронести в десятую жизнь,
выслужить,
упрятать за кармы краешек.
а ты говоришь -
не понадобится.
не сподобимся.
не разогнемся.
не унесем.
руки пустые
качаются
вот-вот настанет -
предстанем.
и, видишь, за хлебом уже не надо, -
все никак не кончается, -
потому что он безначален



***

поживем - увидим
небывалые дали,
запредельные выси.
за спиной "и так далее"
какую-нибудь самую простую истину.

и с вершины "тому подобного"
спрыгнет знакомая музыка.
и прочтет наизусть
эту комнату.

а в глазах многоточия -
синь последнего города,
который не потребует многого:
только б слева сделалось светом,
только б свет оказался прочным,

и поведал,
как закончится дело,
не заглядывая в конец;
на какой из этих страниц
хоровод наших лиц
превращается в лик
и висит
над городом как над текстом


***

остановиться на полуслове
ни шагу дальше
подняться до уровня разговора
с кем-то очень близким
уехавшим навсегда
время, которое не тронет твое лицо
пока оно не изменится
от того, что я говорю

слишком длинные паузы
между словами
ловят нас
сиреневой сеткой
будущего нестарения
пресечения всех попыток
до исчерпывающего ответа
на вопрос, звучащий как утверждение

не поймаемся на эту приманку
пустую леску
слов или молчания
абсолютный покой
абсолютная надежда
не тронуть твое лицо
пока оно не менятся
от того, что уходит
через слова, через молчание
через нас
по ту сторону
съемной квартиры
возле метро
принимая воображаемую жизнь
за самые нужные из всех слов


***

если бы остались только два слова
нет и да
самое прекрасное объяснение в любви звучало бы:
да?
да!
а самый трудный отказ
уместился бы во внутреннем кармане пальто
или демисезонной куртки

если бы остались только два слова
ничего бы не изменилось
по сути
как если бы не было слов вообще
ни пальто
ни курток
ни смерти


***

недомолчаться
страшнее, чем
недокричаться

услышь то,
что
за
молчанием

выше слез
дальше звезд
сильнее надежды


***

(Елене Белобровой)

погуляем, подышим, посмотрим, и -
отпусти
как какие-то мелкие деньги
на самое дно.
речка сдохла,
почти заросла -
как оглохла, -
но мелочь летит,
значит, путь к отступлению
нами уже приготовлен.
значит, будет, зачем
возвращаться,
и есть, чем забыть.
мы ушли.
у реки
все лепечет
последняя лепта
или дань.
я не знаю.
придумай сама.
ты умеешь не хуже меня объяснить.
обещать
равно то, во что веришь -
так твердо, так метко.
подзабросить бы
память на память
и дернуть вперед,
доскакав до Кронштадта,
допрыгав до входа на мост.
в наше время все крупные ставки -
на белое, Ленка.
мы уже разменялись
на эту смешную монету
и отправились в рост.


***

ты спишь
и боль твоя спит
и завтра пройдет

ты спишь
и память твоя спит
завтра пройдет

спишь
и смерть твоя спит
завтра пройдет

стоит ли просыпаться
стоит ли засыпать


***

долго читала список грехов
на двери церкви

испугалась грешить

не пошла


***

на площади мальчик с мамой
вычеркивают очередной вуз,
пока перехожу улицу.
каждой весною к нам приходит Иисус.
осенью умирает неузнанным.
пока зерно не умрет,
остается одно,
и кричит, что его не поняли.
мама с мальчиком
прорастают за горизонт.
приготовились.
всходим.


дорога жизни

посв. моим бабушке и дедушке,
Виноградовым Тамаре Васильевне и Виктору Геннадьевичу



два раза в день
отзываться,
говорить: все в порядке,
нет поводов для причин
переживать за нас.
приезжать
обещается чаще,
но получается как-то иначе.
получается как получается.
новости, которые не меняются:
похоже на инфаркт.
хлеб.
ходили в пятерочку.
совет ветеранов
выдал путевку.
только и есть у нас -
вы, нечастые.
деньги с пенсии -
это вам
на все праздники

у дверей
прощаться навсегда.
по дороге к машине
плакать,
беречь
как надо
и как не надо.
равноценная
какому-то простому раю
и непонятному аду,
дорога
из кухни в комнату,
из коридора в ванную,
на которой мы все
стоим и смотрим:
какие-то дети
и непонятные внуки и правнуки.
очень близко,
почти что рядом

когда кажется, что уходишь, -
остаешься.
на большой земле
много хлеба, и весь – даром.
получаешь как
получается.
какая-то непонятная
простая смерть
очень близко,
почти что рядом.
но вы уходите от нее
из кухни в комнату,
из коридора в ванную
дорогой жизни
во все праздники,
принимая позывные
хлебного рая
и инфарктного ада
на одной волне
с нашими навестившими голосами


***

тот же и спас,
кто теперь пасет.
в рот не смотрит,
а с самого дна
как зачерпет, -
и - на свет, чтоб просохло.
что там, живое, бьется,
по делам воздается,
крестится, просит оставить,
поставить обратно в стадо.
пересчитать нас всех,
кажется, и бессониц не хватит,
и калькуляторов.
но это - неправда.
ведь каждая из овец -
на его счету,
который нам видится лицевым.
и что ни проявится на свету,
он не умоет рук,
и мы останемся чистыми


2008-2009 гг.




blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект:
ЮMoney | Т-Банк

Сообщить об ошибке:
editors@polutona.ru