РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Виталь Рыжков

Внутренний город. С беларусского языка перевела Ольга Брагина

21-08-2020 : редактор - Владимир Коркунов





Анклав

Внутренний город —
как стихотворение с одной метафорой: плоский и простой. 
По нему под моросью острой
легко пройти от края до края — лишь бы было с кем.
Его архитектор, наверное, и не думал, как тут будут жить:
он поставил мост в расчёте, что река сама пройдет под мостом.
В самом центре — каменная фигура,
как кость в горле города,
и раз в год с почетом
или без почета
здесь проводят парады поражений
и побед.
Бывало странно и стыдно,
когда во время их проведения мог присутствовать кто-то —
обычно одиноко маршируют запятые
и очень редко бывают гости.
Грустно и безлюдно на центральной площади,
под которой, неизвестно зачем,
по трубе течет память подземной рекой.
Архитектор так и не смог придумать, что с ней делать.
Для случайных людей без имен —
квартал с льготным жильем,
здесь скрипят старые качели с ветром в унисон,
и клонит в сон:
создатель работал здесь в сезон дождей, и он
сделал спальным этот район.
На стене надписи неразборчивым почерком,
и на эту улицу сворачивать вовсе не хочется,
ибо неведомо, чья там вотчина.
Здесь горели дома, и под завалами еще кто-то шевелится,
пусть идет туда кто угодно, кроме меня, я просто закрою глаза
и подожду, пока всё закончится. Я невидим. 
Неужели это сюда мы шли? Эй, давай повернем обратно
и просто бросим ночь над ними. Может, будет здесь по-другому когда-то,
но пока слишком мрачно — давай пройдемся молча.
Пойдем дальше
по тенистым аллеям,
где гнезда свили седые Сивиллы,
изо всех сил
вслушиваться в тишину,
но ничего не слышат и насылают на жильцов ночные кошмары,
которые мне, кстати, снятся тоже.
Знаешь, иногда здесь не так уж и мрачно, иногда здесь более-менее.
Есть правило, которое, как жизнь, не изменишь,
когда подсознательно для жизни ты выбираешь
места, где медленнее всего состаришься, а может, и не умрешь.
Однажды я поселюсь в стихотворении.
В самом центре канализационного стока, куда всё время неторопливо
вслед за паводком стекает город, весь анклав с дорогами и высотками,
с жильцами и архитектором-недоделкой,
чтобы стать всем, что вокруг,
и однажды превратиться в точку.


Девяностые

Выносим транспарант: на районе снова качели,
и нужно разрулить с вражеской бандой очередные канители,
потому что по всем понятиям они ведут себя на беспределе,
они вообще оборзели! Стволы на теле — и мы полетели.
Ну, так в чем проблемы, неуважаемые пассажиры? 
Ваших дерзких большаков под домашний арест посадили
еще с прошлой разборки, когда за наши гаражи вы
заходили, и непонятно, чужие, что вы там снова забыли!?
Эй, кто теперь тут у вас за главного на территории,
отвечай нормально, чего ты так затараторил-то?
Ты не видел горя? Так будет тебе горе!
Если что-то не ясно, еще раз всё объясним, повторим.
Потому что вот я – а кто такой вообще он?!
Как чемпион, порешав вопросы, словно цунами,
думаешь с понтом ворваться назад к себе на район, 
чтобы о делах перетереть с местными пацанами —
типа, что у вас, братва, на районе-то нового?
Видели, какой там у нас вообще творится цирк?
Но облом — в спицах четырехколесного велосипеда,
как на зло, запутались одуванчики.


Стратосфера

Не человек, а тот же тростник — в нескладном костюме самого себя,
словно осьминог, который выбросил свои чернила и сбежал,
причем — в те глухие углы мира, где между всем и ничем
просто лети и молчи, просто невозможно выбрать только одну из причин
этих побегов из-за перегрузки тем, кем ты на самом деле не являешься, 
куда к родителям тебя аист принес, и где, к сожалению, впредь тебе не судьба.
И вот из центра мироздания напрямик в нору кротовью — 
всё готово, показатели в норме, нырнем через нее насквозь! 
Из лепрозория верующих —
обратно через тернии к звездам. 
Туда, где новое солнце 
заглянет в нашу бесконечность.

С утратой веры — сквозь стратосферу, 
намного выше, чем летит душа,
и выше, чем воздушный шар,
в которой ты когда-то наивно поверил, лошара!
Сквозь мрак и пустырь эфира, сквозь непонимание и нервы,
и сваливать, наверное, раньше надо было — ты, гребаный гений,
вещи собирай! Прощай, угол родной, прощай, не дом и не улица!
Из разрешенного веса только несколько унций — с обещанием вернуться.
Но с другой стороны, если осуществить
самый простой анализ,
все, кого мы так просили остаться,
ни разу еще не вернулись.
Возможно, они и летят обратно
в этих своих герметических капсулах,
но кто бы там из них что ни говорил,
они никогда еще не возвращались.

Перевела с беларусского языка
Ольга Брагина


Оригиналы:

Віталь Рыжкоў

Анклаў

Унутраны горад —
як верш з адзінай метафарай: пляскаты й просты.
Па ім у імжы вострай
лёгка прайсці ад мяжы да мяжы — абы было з кім.
Яго архітэктар сам, відаць, і не думаў, як тут будзе жыць:
ён ставіў мост у разліку, што рака сама прабяжыць пад мостам.
У самым цэнтры — каменная постаць,
як костка ў горле горада,
і раз на год з гонарам,
альбо без гонару,
тут праводзяць парады паразаў
і перамог.
Бывала дзіўна й сорамна,
калі падчас правядзення іх мог прысутнічаць хтосьці —
зазвычай на іх адзінока маршыруюць коскі
і вельмі рэдка бываюць госці.
Сумна й бязлюдна на цэнтральнай плошчы,
пад якой, невядома навошта,
па трубе цячэ памяць падземнай ракой.
Архітэктар так і не здолеў прыдумаць, што рабіць з ёй.
Для выпадковых людзей без імён —
квартал з ільготным жытлом,
тут рыпяць старыя арэлі з ветрам ва ўнісон,
і хіліць у сон:
стваральнік працаваў тут у сезон дажджоў, і ён
зрабіў спальным гэты раён.
На сцяне надпісы неразборлівым почыркам,
і на гэтыя вуліцы збочваць зусім не хочацца,
бо невядома, чыя тут вотчына.
Тут гарэлі будынкі, і пад заваламі яшчэ нехта варочаецца,
хай ідзе туды хто заўгодна, апроч мяне, я проста заплюшчу вочы
і пачакаю, пакуль усё скончыцца. Я невідочны.
Няўжо гэта сюды мы крочылі? Эй, давай паварочваем
і проста пакінем ноч над імі. Можа, і будзе тут іначай аднойчы,
але пакуль занадта змрочна — давай пройдземся моўчкі.
Хадзем далей
уздоўж цяністых алей,
дзе гнёзды звілі сівыя Сівілы
і з усёй сілы
ўслухоўваюцца ў цішыню,
але нічога не чуюць і дасылаюць жыхарам начныя жахі з ню,
якія я, дарэчы, таксама сню.
Ведаеш, часам тут не так ужо й змрочна, часам тут нават больш ці менш.
Ёсць правіла, якое, як жыццё, не зменіш,
калі падсвядома для існавання ты абярэш
месца, дзе павольней за ўсё пастарэеш, а можа і не памрэш.
Аднойчы я пасялюся ў верш.
У самым цэнтры каналізацыйны сток, куды ўвесь час нетаропка
ўслед за паводкай, сцякае горад, увесь анклаў, з дарогамі і высоткамі,
з насельнікамі і архітэктарам-недаробкам,
каб зрабіцца ўсім, што навокал,
і аднойчы ператварыцца ў кропку.


Дзевяностыя

Выносім транспарт: на мясцовасці зноўку арэлі,
і трэ разруліць з варожаю бандай чарговыя каніцелі,
бо паводле ўсіх паняткаў яны паводзяцца па беспрадзеле,
яны ўвогуле абарзелі! Ствалы пры целе — і мы паляцелі.
Ну, дык што за праблемы, непаважаныя пасажыры?
Вашых дзёрзкіх старэйшых пад хатнія пасадзілі
яшчэ з мінулай сутычкі, калі за нашыя гаражы вы
заходзілі, і няясна, чужыя, што вы там зноўку забылі!?
Эй, хто цяпер тут з вас за галоўнага па тэрыторыі,
адказвай нармальна, чаго ты гэтак затараторыў-та?
Ты не бачыў гора? Дык табе будзе гора!
Калі штосьці няясна, яшчэ раз усё абазначым, паўторым.
Таму што вось я — а хто такі ўвогуле ён?!
Як чэмпіён, павырашаўшы пытанні, нібы цунамі,
думаеш з понтам зарвацца назад да сябе на раён,
каб за справы зацерці з мясцовымі пацанамі —
тыпу, што ў вас, братва, на раёне-та новага?
Бачылі, які побач у нас увогуле дзеецца цырк?
Але аблом — у спіцах чатырохкалёснага ровара,
як на зло, заблыталіся дзьмухаўцы.


Стратасфера

Не чалавек, а той самы трыснёг — у нязграбным скафандры самога сябе,
нібы васьміног, які па сабе пакінуў атрамант і збег,
прычым — у тыя глухія куты сусвету, дзе між усім і нічым
проста ляці і маўчы, бо немагчыма абраць толькі адну з прычын
гэтых уцёкаў праз перагрузкі тым, кім ты насамрэч не ёсць,
куды да бацькоў цябе бусел прынёс і дзе надалей, да жалю, не лёс.
І вось ад цэнтру светабудовы, наўпрост да нары кратовай —
усё гатова, паказнікі ў норме, давай нырца праз яе наскрозь!
Ад лепразорыю вернікаў —
назад праз зоры да церняў.
Туды, дзе новае сонца —
загляне ў нашу бясконцасць.

Са стратай веры — праз стратасферу,
значна вышэй, чым ляціць душа,
і вышэй за паветраны шар,
у які ты калісьці наіўна паверыў, лашара!
Праз цемру й пустэчу этэру, праз неразуменне і нервы,
і звальваць напэўна раней было трэба — ты, грэбаны геній,
рэчы пакуй! Пакуль, родны кут, пакуль, не дом і не вуліца!
З дапушчальнай вагі толькі некалькі унцыяў — на абяцанні вярнуцца.
Але з іншага боку, калі заняцца
самым простым аналізам,
усе каго мы так прасілі застацца,
ніводнага разу яшчэ не вярталіся.
Магчыма, яны і ляцяць назад
у гэтых сваіх герметычных капсулах,
але хто б там з іх нам што ні казаў,
яны ніколі яшчэ не вярталіся.
 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney