РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
Лев Харитонов
28-08-2012 : редактор - Женя Риц
Харитонов Лев Алексеевич,
e-mail: mickyhouseway@mail.ru;
авторский сайт: http://thebrokenhand.com
Спички
По стенкам нашей ванной раковины
ползла пиявка, оставляя влажный след.
Она пробралась по водопроводу.
Соседи разрезали ее надвое
и бросили в унитаз, не забыв
нажать на слив.
Спустя пару дней их кошка
ушла и уже не возвращалась.
Попробуй связать эти события и,
если выйдет, связывай крепче;
облей их 1/3 канистры бензина…
и прижмись к ним крепко.
Королевские Воды
на площади столпились старухи.
они заливаются смехом – продлевают
жизнь. обливаются кровью кур и петухов
из ведер с проволочными ручками…
свежая кровь на дряблых лицах; их
серые и белые жесткие волосы тоже
ей пропитаны.. сарафаны прилипли к телам
старух и стали видны острые ребра, локти,
ключицы, обвисшие груди, бывшие когда-то
их действенным оружием…
петушья кровь стекает с голов
блестящими на Солнце сгустками,
течет по векам, попадает в нос; при выдохе
из ноздрей старух идут красные пузыри…
костляво-кровавое сборище; кривые,
искренние улыбки. руки выброшенные в небо.
солнце запекает кровь на их цветочных платьях.
король мух собирает свою армию.
Шесть предчувствий и одно чувство
Парень, выкатанный из
Сдобного теста,
Вырастил сына, так и не узнав,
Что отец не он…
Парень, высыпавшийся
Марганцем,
Не дожил до
Совершеннолетия…
Парень, вылетевший из ниоткуда
Каплей каучука…
Да где его теперь будешь
Искать…
Парень, собравшийся из запаха
Жарящегося мяса -
Благослови его щедрость –
Теперь винодел…
Парень, отлитый из
Чистого золота,
Стал паршивым и лживым
Писателем…
Парень, наскоро свитый из
Ветоши,
Так и не выбросил
Белого флага…
Парень, выброшенный из
Чрева женщины,
Вероятно,
Я.
Певчий Парк
Есть птицы, поющие, глядя в небо;
И те, что танцуют за ломтик хлеба;
И те, что танцуют за так.
Мне видится Певчий Парк…
Есть люди, поющие ежедневно;
И те, что танцуют лбами о стены;
И те , что молчат во мрак.
Мне слышится Певчий Парк!
Если бы мы были рыбками…
Если бы мы были рыбками,
Я был бы Морским Чертом,
Питался б костлявым планктоном
Самого скверного сорта.
Мне мешали бы спать угри -
Я плевался бы в них чернилами.
Из глубинных и вязких глин
Вытащил бы ржавые вилы
И заделался бы писателем.
Вел б колонку в «Марианских Вестях»:
«Чрезвычайное происшествие -
Молодой Анчоус в сетях!»
Вскоре, плюну на воду и вилы…
Соберу пузырей рыбьих сотню
И сошью из них «шар воздушный»…
Здесь — в лучшем случае — противень.
Поплыву через контрастные воды,
Сбрасывая балласт…
Рыбы станут клеймить уродом,
А я не раскрою пасть…
Поднимается выше и выше
Тугой мой воздушный шар:
Рыба-ангел, Мурена, Пикша…
И машет клешней Омар!
Я успею как раз к закату
У светящихся берегов.
Быстроходный моторный катер.
Взрыв чешуек и плавников.
Фантазеры
Рассыпалось зеркало озера…
Фантазеры -
Клюющие хлеб с руки,
Дураки.
Рыбешки в ковше бульдозера…
Фантазеры -
Считающие гудки,
Дураки.
Салфетка
Вафельная салфетка намокла…
Я вышел прогуляться…
Сделал крюк…
Дважды
Мне на встречу шли
Две японки.
На одной из них был
Ненастоящий мундир,
Но она двигалась как
Императорская пони.
Я представлял, как эта девушка
простится со своей подружкой…
Как она будет идти домой…
Как расступятся облака, и засияет солнце…
Глаза японки заискрятся…
Пуговицы на ее мундире заискрятся…
Она войдет в свои покои…
Снимет мундир и все остальное
И ляжет в постель…
Я представлял, будто она
Полыхает в моих руках,
Подобно сливовой водке
В горле старого самурая…
Я вернулся к себе -
Салфетка на столе
Была совсем сухая…
Сувенир
Солнечный полдень. И блики…
Твои каблуки мелькают в кадре,
В квадратах цветной обожженной плитки -
Танец для искусителя — Прадо!
Золоченая птица с точным заводом;
Пружина к пружине — Мир!
Это счастье — сейчас обрести свободу
В обмен на такой сувенир…
Терция
Утренняя молитва. Терция.
Души наши, как клетки — делятся.
Насекомые тают, тлеют, плавятся,
Оставляя липкие пятна на пальцах…
Выцветшие жесткие волосы. Персия.
Солнце льется, как льется сердце.
В наскальных рисунках пламя — греться!
Из недр к белым площадям Греции!
Максим Горький
Так случилось, что Максим жил неподалеку.
Если точнее — двумя этажами ниже.
После ванной я принялся читать «Записки Охотника»
Ивана Тургенева. Прошло полчаса, а может и час;
Зазвонил телефон. Я ответил:
«Да».
«Привет, Лев. Это Горький.»
«Привет» — ответил я Максиму и отложил книгу.
«Что делаешь? Отдыхаешь после смены? Книгу читаешь? Какую?»
«Записки Охотника»
«Дрянь. «Эмпириомонизм» Богданова читал?»
«Нет»
«Есть спички?» — спросил Максим и замолчал.
«Принимай».
Я взял моток бечевки; обвязал пару спичечных коробков
одним концом. Выглянул в окно; увидел внизу голову Максима,
торчавшую из окна второго этажа и аккуратно спустил веревку со спичками.
Горький дернул за освободившийся конец, и я поднял веревку…
Я открыл «Записки Охотника» и продолжил читать.
Телефон зазвонил снова.
«Да» — сказал я в трубку.
«Спасибо за спички. Спускайся ко мне - есть разговор».
«Ладно» — согласился я.
Дверь в квартирку Максима была открыта.
Я вошел, снял пиджак и плюхнулся в кресло,
стоявшее у того самого окна, через которое передавались спички.
Я сидел долго и начал воображать, что
жду самых невероятных людей.
Сначала я представил, будто к Горькому
ввалился пьянющий Мусоргский. Модест шутил, хохотал,
как порядочная шимпанзе, и жадно глотал из своей бутылки,
вертя большими круглыми глазами. На его жакете сияли пятна жира
и блевотины (бог знает чьей). Скоро Модест уснул.
Он просил, чтобы к нему никого не пускали, особенно — ребят из «Кучки».
«Я позабочусь об этом, Модест. Спи» — улыбнулся я.
Затем, звонко постучав в дверь, вошел Лермонтов:
«Приношу свои извинения, любезный…» — оглядел он комнату, заметил
Мусоргского на полу и добавил:
«Ваш покорный слуга ошибся нумером. Ауревуар».
Репин с передвижниками, Куприн, Чайковский,
Нижинский, Салтыков-Щедрин, Бородин, Бунин, даже Тургенев -
люди врывались, оставались или выходили, возвращались снова…
Шум стоял невероятный, но все затихли, когда в комнату
вошел человек с блестящей, как сталь, кожей и огоньками вместо бровей.
«Имею честь представиться» — прошипел он — «Виктор Пелевин».
«Дьявол» — закричали многие, а Тургенев подошел к странному мужчине,
плюнул на свой кулачище и влепил проходимцу так, что бедняга вылетел в
открытое окошко за моей спиной…
«Лев» — крикнул Горький — «Куда ты уставился?»
«Все в порядке, Максим» — ответил я, а затем добавил — «У тебя
паутина осталась на усах и… брови горят».
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney