РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Федор Бусов

МОЯ ЛЮБОВЬ К ТЕБЕ ХРУПКА

30-08-2018 : редактор - Антон Очиров







*


Моя любовь к тебе хрупка, как шар, 
который я сегодня на Монмартре спиздил 
у негра на лотке. Он давит ребра мне
и, сгорбившись, бегу я мимо полицейских, 
бегу по лестнице, как Дионисий, 
прижавши голову распухшую кровавую к груди, 
бегу я мимо букинистов и кофеен, телескопа, 
китайцев и китайцев и китайцев, 
а в шаре снег накрыл собор небесной Девы, 
летает меж химерами, пинаклями, царями, 
подделанными Виолле-ле-Дюком, 
летает пенопластовая крошка, 
как тополиный пух, 
и я бегу, бегу, его сжимая, он, как водка, 
всё булькает под курткой, made in China
на пластике оттиснута печать, 
на жопе моей тоже краб иероглифа - 
о пиздоглазая моя любовь,
как будто в бане я сижу и пью,
и сузились мои глаза.



*


Когда Христос, наш Господь, сказал на Кресте 'Свершилось',
обнажилось три миллиона адов с их обитателями,
красными, кричащими, пузырящимися,
и миллиард звёзд заметались как кролики в клетке,
и десять небес с золотыми их стульями затряслись,
и святой град, его развязки, ТЦ, его спальные районы
задрожали, и разбились чашки в сервантах,
и побелка посыпалась на лежащих на грязной простыне
котиками загорелых любовников,
и смешалась с потом прошедшей сплетенной ночи их,
и пошёл снег на великой и молчащей горе Эверест,
и козы на склонах проснулись и посмотрели на запад,
и даже менты сказали 'нихуя себе',
и мать нашего Господа заплакала,
и тогда с Креста слетела маленькая птичка,
с чёрными бусинками глаз и крошечным клювиком,
и она прилетела на моё сердце и съела его,
и тогда ты сказала мне - 'Смотри, какая'.



*

Бог - не какая-то вещь, также не не-вещь, ничего 
из этого, в московском метро сделали зарядки,
в автостанции Тушино продают одноразовые
зарядки для андроида, но автомат не работает, в Валдае
у кафе кажется Флора я вышел поссать за гараж, 
за гаражом валялся труп какого-то животного,
ничего из того что можно помыслить, нашарить
рукой под сиденьем автобуса, во что всунуть провод,
Бог не может быть дальше или ближе, ты просто пытаешься
зарядить смартфон, но он не включается ни на кольце,
ни где-то в Тверской области, потому что 
дом Бога это небо, это мохнатая, это рюкзак,
это опустевшая покосившаяся изба, 
а самого Бога нет, он не похож ни на сосиску в тесте
которая лежит в холодильнике который стоит на кухне, 
ни на луну, лежащую над Кремлем, 
Бог это скорее 1% зарядки, 
это когда телефон выключился, но я успел послать
 тебе котика, держащего розовое сердечко.



*


Не очередь оцепенелая - добыча покойного лорда, 
Фидия пальцем стальным прошкрябанная
в спиралях мертвых раковин, в расколотом
девственном небе - девы влекут быков,
напрягая грубую ткань параболами
голеней, спокойны, спокойны, 
снежное безволосое облако, соленый вестник,
влекущий арканом разлуку со вздутыми венами, 
с лунномёртвыми впадинами ноздрей,
печальным пломбиром глаза.

Ты не это: еврейский розанчик,
карамельно-румяный, вмятый в мозжечок пальцем
морщинистым, ментовским: резкую боль
воспоминание о тебе, твоих губах
возбуждает, расцветая сзади черепа пионом
маузеророжденным, игриво-кружевным,
и ты ведешь не мычащие, сколотые морды
к кровавому камню - но темных пустынников
к черному черенку обрыдлой бороды, 
к метеоритному цилиндру.


*


На покупку сербской клубники


Словно клещами, скованными огнем
атомного зонта зари, 
хватаю уголь порфировый, 
кровавые глаза столпников, 
отдавших коленки бетону злобному, язве желудок, 
кинжалом безмерной голубизны вершин выцарапанные,
выщербленные со штукатурки
в Косово гикающими толпами, 
глаза, мясом свалившиеся со стен
в деревянный лоток по акции, 
пившие Феба златокипящий портвейн - 
и так, сладость вкушая небесных
глаз, язвы жжение поминаю,
чую древоточцев, бронетранспортеров 
тысячи, жрущих пергамен, Сербии смуглый лик,
убранный пожаром куполов
и заостренный верности ржавым ножом - 
ведь в кармане таскать Троицы
ангельской блевотиной голубой покрытую печать, 
это мысль, чуждую сводам златым, просовывает в тебя -
Косово, мой гастрит.



*


Даже мы вдвоем, произнеся имя, можем убить всех ментов на площади
Даже и один я, произнеся имя, могу стать неуязвимым, быстрым
Даже только подумав о том, чтобы произнести имя, я уже чувствую золотой шнурок во рту
Даже человек, у которого в кармане есть шнурок с именем, привязан ко мне словно скотчем
Даже если бы я тебя никогда не знал, и ты никогда не слышала это имя, ты носишь в кармане белый шнурок
Даже когда я просто завязываю мой золотой шнурок языком во рту, ты завязываешь белый
И они сцепляются скотчем и имя произносится, хотя ты его не знаешь
И не знаешь того кому оно принадлежит
И тогда я увеличиваюсь на десять сантиметров
И у ментов слетают головы
И на площади падает снег, хотя сейчас конец мая



*


Но за пиццей постоянно проступает Путин, 
за дверями макдональдса, 
в котором, кстати, акция на двойной чизбургер, 
стоят два влажных коня,
взгляд одного туманен, и сам он нежен и велеречив, 
Смерть - это имя, что чеканит копытами он, 
второму же вечно жопу натирает сбруя, 
зовут его, как вы поняли, Любовь,
я бы покормил их, 
но на улице мороз, и в дыму, как в перловке на кухне нашей части
где-то под Красноярском, варится ковш, 
и на ручке его, как вошь, 
сидит какой-то человек, 
с рыжим глуповатым лицом, 
он смотрит, скаля гнилые зубы соборов,
улиц, домов, мостов.



*


Заиндевелый поросенок
с измученной грустной улыбкой
такой мягкий, 
одинокий в младенческой смерти своей,
но с небес нисходит милость, 
вышних последний дар, как сказал бы Гельдерлин, 
и после железной этой жизни
веришь в жизнь будущего века, 
скрытую под этим гололедом, 
как будто кто-то копнул эту серую землю - 
а под ней мутное серебро в бурых крапинах:
орел несет в это мышиное небо Марка Аврелия,
с перекошенным лицом
с нечесанной бородой
коченеющего в Австрии, 
среди яблочных, румяных поросят. 





*
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney