РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВНаталия Черных
ИТАЛЬЯНСКАЯ ОПЕРА В ПЕЙЗАЖЕ
01-09-2013 : редактор - Василий Бородин
ДВЕ ПОЛОВИНКИ АПЕЛЬСИНА
...у апельсина разные половинки.
Английский шиповник и альпийская лаванда,
самого апельсина нет.
Одно лишь название
и цвет... и запах... и жжёт
рот
Первая - пройти всё!
...ветер-вода...
Ада, награда - и дерево среди сада...
лаванда - Штирлиц в Берне,
небольшая передышка...
...другая - лежи не шевелись,
ни стихов, ни разговоров, ни писем.
и так далее; ни одного движения
Такой апельсин.
Как ни выгибайся,
повышая температуру -
от него не... спасти…
...шиповник - мисс Марпл предложила микстуру.
Надо идти. Вставать и идти,
а как не хочется.
Имя, спрашиваю. Имя и отчество...
...оглядываюсь: как они на меня похожи...
что у них? лица? физиономии? рожи?
ГЕРЦОГИНЯ МАЛЬФИ
догма
К фильму 1973
Что тебе стоит сказать, что ты никого не любишь - а только одно лицемерие...
не молода и не красива, как продолжаешь...
твоя личная жизнь - дело Венеции и твоих братьев;
сказали тебе - будь нашей
но его посвятили недавно, знаешь...
не любишь Антонио...
(Развратна и подла, что твой Шекспир, а говорит о божьем оке!)
…о кинжале и подписях в защиту размокших камней?
о достоинстве и смерти второго мужа, о согласии на неё?
о долгах? о банках, в которых оплачиваю своим именем ваши счета?
моя красота - дело Венеции, но моя личная жизнь - дело только той, что перед вами.
Не хочу вас. Хочу Антонио. Вас накажет кроткая мадонна.
Её казнь будет страшней церковного суда.
Животное, голос гиены. Сестра, на горе! Лжёшь, что ничего не боишься.
Венеция не выздоравливает. Люди здесь - мухами в пахнущей хлоркой воде,
обезличившей тело священного города. Ты пошлая как торговка -
но даже торговки бывают вежливыми
(с какой резкостью, рождающей электричество,
зачем задавать всё время нерешаемые вопросы?
…при перемене ветра мгновенно рассыпается семья)…
Вас породили три вещи (как всё, что с грехопадения сотворил человек):
секс, болезни и смерть.
Ни власть и ни деньги с ними спорить не станут - боятся.
Больше ничем ответить вам не могу и денег не дам.
Мне говорить бы заумно, но ваши квириты опустошили язык фей
мерзко вспомнить его...
Но мужа любила. Люблю и Антонио.
Когда мир затрещал... Венеция, утомившись, чело опустила в воду...
(ложь, что не любишь, вдруг обернулась - лицо Антонио)
яростное солнце воскресения стали называть возрождением
рушится мир, а в тебе всё та же гнилая антика
наш дож... наша правда... смелость... умеренный героизм...
...последовательное выведение себя из контекста канцоны...
новые зубы... и новый язык... и множество языков...
любовь-ненависть и (анахронично) - их Достоевский...
да и всё, что читают они... и другие... и выборы... и премиальный –
как он называется...
счёт обезличен... яркое солнце во тьме карнавала, маски, туристы и...
этот торжественный выход лучшей из женщин - Венеции...
переводом...
Довольно. В предложенной мне смеси слов нет ничего кроме вас.
Лучше несите верёвку -
плебейство не даст жемчугов...
(имеет ли смысл ваш код? декодирован мной
... о том, что закончился мир? о том, что всё плохо и ничего дальше не будет?)
Нет, не верёвку - платок. Шёлковый тонкий платок...
Антонио... дети... вспухшие ваши тела...
Так вы говорите, что я хороша, а играть не умею? Пора.
Герцогиня Мальфи ещё здесь.
Но вы будете время тянуть. Вы боитесь, что Мальфи вернётся...
...Это всё, что мы видели в ней?
Забыты авторство трагедии и фильм.
Корнель ушёл, оставив нам Расина,
им тесно в коридорах новой догмы.
Лишь лай собаки сытой за окном,
Да это золотое нездоровье.
Ну что ты, зверь. Идём скорей гулять.
Нам не покажут герцогиню Мальфи.
А мне б история эта послужила бы хорошим желчегонным.
ЭЛЕГИЯ И ОДА В ЛЕТНЕМ САДУ
элегия
Наблюдать, как ты умираешь, ревнуя к орудию смерти (слепому)
орудие только слепое - завидуя - может быть и напрасно -
окончанию - не подтверждённому бездной -
здесь, у одра возлюбленного сына Невы, Летнего Сада.
Летний Сад целомудрен, он охраняем Невой от токов и запахов наших.
Летний Сад спит даже в августе, а Нева ждёт его пробужденья.
Когда-то по небу идущие липы, знакомые с ангелами не по наслышке
(ангелы есть; смотри как один касается пышнотелой аллегории мира,
скрывая матовым мрамором одышку и рыхлость её).
Растенья с водою слиты в немом восторге союза,
земля чуть размыта, основа всего - жажда быть одному,
слишком белая статуя с неподкрашенными глазами.
Траурно, ярко, свежо - не разминуться, лишь обещание тишины.
Утомительно прелестен сад, с тонкими стволами в его исторических снах,
а теперь по небу идущими липами и твоим угасанием,
не требующим ни движения к помощи, ни сострадания -
глаза смотрят на женщин, а не на статуи.
До того, как раскроется вкось глубина рябяще огромной Невы,
скоро-скоро пойдут, поплывут
тесная от стриженных куп аллея, бордюры фигурных газонов.
К воде - из густого зелёного солнца и литого латунного мира,
ароматного мира растений без запаха, мелких пастельных роз,
несущих всплески дыхания флоксов церковного сада.
Прозрачное, белое, зелень. Бабочка свежими крыльями,
бабочка в августе - резкий хлопок по щеке - так не бывает,
но разбито тоскующей урной нежеланье признанья –
и невозможность иного сожительства.
У Невы освящённый союз с Летним Садом. Потому тут задумчивый мир,
худощавый и смуглый, как отрок, ходит с ангелом за руку,
за ним Онегин и ты. На тебя больно смотреть, как на раненый палец фонтана.
Ты летал, ты теперь - муравей по песку; ты дышал –
а теперь изъеден закатной судорогой.
Но почти слава иллюзиям - если бы не обманное кружево человеческих нег,
то, о чём ты молчишь и чем давишься, не стало бы правдой,
не стало бы ложью то, о чём говоришь.
А союз растений с водой торжествует,
даря ещё год новодельным статуям, новодельной ограде,
всей этой нечаянной новости,
возникшей из тонких стволов и песчаного круга под флигель.
Переживу ли твоё долгое долгое умиранье - иссяканье обманщика,
выберу плющ без копья,
или мясо без воспоминаний.
Чем дальше, тем ближе ты слышишь меня,
тем легче смотреть на твоё умиранье.
ода
Нерон не согреется римской свечой и августом в наших широтах.
Запах тела Нерону претит. Дым и свет.
Нет, не властью солдат - угнетена и подавлена - от собственной тины,
оттого, что ты, будучи маленьким, как большой, несмотря на твоих жён и детей,
возвращаешься в почву,
тащишь в почву верёвку - вскричала привязанности овца.
Ты даже не мальчик. Но возвращенье - и свет, и надежда, и тьма,
и то, что влечёт к воскресению.
Летний Сад - униженье трудам человека.
Он запрещён в туристическом нашем сегодня,
он под стражей Невы и ограды.
Красота Летнего Сада уничтожена, поругана, искажена.
Он невыносим симпатиям и увлеченьям.
Но невольным движением верхнего ветра возникнувший
здесь новодел отвечает глазам,
уверяя в необходимости верить, что статуи были, и липы,
и шелестели крылья куртин.
Обман зрения, Сад, обетованное место божественных нег,
место прикосновенья к свиданью.
Как в любви человек: каждый видит себя.
Каждый видит лишь то, что запало ему, и вокруг впечатленья –
ствол траурной липы -
вырастает священное дерево вымысла и очарованья. Но Летний Сад не о том.
Он смеётся над человеческой ложью, ему ведомы игры Создателя.
Шесть или двенадцать.
Но ты, будь ты бог со своими детьми и немногими жёнами,
не в состоянии сделать Невы,
не можешь ограды отлить и найти в бельмах мрамора статуи чистый зрачок,
каким он и должен быть. Полный, плавный, текучий,
на постаменте как на каблуках,
воды ощущений кристалл, умаляющий самость твою
до кошачьего запаха низкой постели.
Ты ничто, даже не запах. Но рядом с тобой ходит Христос,
играющий тобою как дудкой,
играющий будто на дудке на чувствах твоих.
Ему весело слышать, как всякое "да" идёт от тебя будто "нет",
как всякое "нет" вызывает незрелое "да",
пересекая, как линии боскетов пересекают аллеи,
как скрывает листва целиковое небо,
оставляя лишь узкую очень глубокую просеку.
Летний Сад мне сказал: не признавайся, что хочешь услышать: ты любишь меня,
ты не этого жаждешь.
Ты жаждешь лишь нового тела, в котором дыханью стихов будет свободно,
ты жаждешь нового голоса, долго, подобного мышцам Невы,
которым читала бы длинные длинные строки,
ты жаждешь покоя и мира, а не бездействия. Сад сказал: зимой я усну,
но глаза мои будут открыты,
моё сердце будет распахнуто снегу и ветру.
Христос со своей сиплою дудкой обойдёт вдоль ограды.
Желанных прикосновений настил уж скрипит. Он скоро раздастся,
проглянет полуденный подпол,
в котором никто уж не нужен. Так Летнему Саду, как Саваофу,
не нужно людей. Они есть, они ходят.
Их умалила любовь к теплоте, их возвысила боль ожиданья. Потому они есть.
Они ходят, и смотрят, и пьют.
...Но не сказать "я люблю" невозможно; источник велик, а палец фонтана смешон,
они на ладони одной, и ладонь будет сжата. Но пока ещё лето,
и почва тепла для тебя,
пока ещё нет разделения на вымысел и настоящее.
ПОНДИШЕРИ
...Сказал - будьте как волны...
...каждый - волна...
кто? почему? чтобы волны? итого? смысл?
качки не вынести - да и зачем...
не затем сюда, не ради обновления или совершенства; никаких но...
качки не вынести... и наконец...
океан, океан, океан…
ещё недели две. В грудине есть свиток; всё туже,
рука сильна и холодна...
...ответ сердца на плавное выпрямление пространства...
зачем сворачивать - скручено так, что...
зрачок на обратной стороне точки...
...такого можно написать полный трюм...
трюм остался...
...не вспоминать чужое...
...не уходить в некромантию...
...не подвести романтизм...
Вот порт.
Толпа Маррутов играет с солнцем, Сома дремлет в ожидании апрельской луны.
...перед вхождением солнца в знак овна...
не всё предсказуемо... как и не всё внезапно...
...мучительно сладко видеть портовый базар...
Ещё не жара... В Пондишери быстро темнеет. Швартуется. Долго-долго.
Солдаты - они здесь всегда.
...вдруг навстречу - старуха в застиранной ктанхе...
...весь пряный букет
яркость юного сна
животные маки Бенареса
...превосходящий...
весь образ...
теряет знаки препинания...
Кухулин сходит на берег, братается с Индрой...
...складки лёгких тканей исчезли за довольно высокой оградой...
...рыжеватая корова смотрит на дверь
долго, долго и долго...
- Ватсон, помните этот лондонский адрес?
Я проверял вас. Это чужая память. Дайте ей сна.
Начинается пасха.
РОКОКО
1
вариация на тему песенки каторжника
... а кто любит прозвища, того не люблю,
тималумизен-тималумизон...
У меня было имя, катилось как солнце -
а говорят: номер и погоняло.
Имя из батиста, кружева, сто порций -
не надо мне ни номера, ни погоняла
а кто прозвище выбрал -
то не зверь и не птица, не жаба и не рыба
когда меня короновали, был пасхальный звон:
тималумизен, тималумизон...
2
мелодия для лютни дюшес
Нет, что вы мне о вашей вселенной и перво-перво - пугать не надо
...ведь я фарфор.
...пастушка в гроте вашем, одна из ста –
и разобьюсь об это монолитное свеченье...
Что вы - светило - мне, вы - шпага, кровь; ужель весной не собирать фиалок,
они так плачут - нужно обогреть...
и ваши драгоценности, подаренные мне, проела моль...
где лишь немного лука и томата, и грот, и в нём огонь, и мясо...
Здесь мы сойдёмся, но вино не... лучше льда, и той мочи,
китайский чай, и крови поселян стакан.
Что хлеба им - едва иду по льду, а свод лучистый давит...
и всё не так, всё прочь, иду по льду
боюсь всего - пчелы, букета, взгляда - но для отвода глаз.
И давит, что вверху - как всё переменилось...
...пирожных насущный хлеб невкусен - где богиня; та, что здесь была,
которой и сама была, вещунья из шкатулки,
атласная серебряная мать - что Рождество ладошкою смела,
жестокую фантину посадила на алтарь; там две вонючих розы...
...где красное, и утро, кровь, и пот и мозг...
...в шкатулке милой заводной - уж тлеет барбекю из всех нас, с ниточками -
а снизу льются песни: здесь театр купидона, малютки бесшабашного
О вы, мой неприятель, конфидент, моё сокровище, пороков средоточье –
тьфу, что за паф! -
как схлопнутся слова - в дремуной жизье - вы в вашей ложе вспомните меня,
что было в этом мире - где всё можно, как ни странно,
...и каторжника речь, обряженного герцогом, прослушанная...
соблюдение простых семейных приличий - никто ведь не поправит.
Покойник муж мой так же говорил, ах, говорил...
Минуточку, ещё... и принесите пудры, ведь я и так бледна.
А запах кож в крови сильнее и сильнее...
Нет, что вы, смерть... Идти в лесу босой, почти нагой, в лесу и среди улиц -
собрать-собрать остатки Рождества - да вдруг взбрело... Но как же небо давит,
выдавливает душу из меня, как я из прыщика в ключице сало...
И небо есть, и бог, и жить невмочь. Скажу-скажу: вы слышали, маркиза,
что человек, который заберётся на место не по росту - хоть он будь Вольтер,
хоть Мальборо, хоть Фридрих -
всё неуютно будет... и тоска, тоска... Вот я босая - где мои кареты.
И ноги мёрзнут. Нет, дрожит...
душа?
3
мелодия для флейты
Странно знать, что тело как лира -
попрошу поиграть...
Надвигается суконная рать,
рассвета суровая сила
просыпается страсть
под двумя золотыми телами страна -
её чаянье и отчаянье.
Ваше дело - война,
и дело пойдёт
ИТАЛЬЯНСКАЯ ОПЕРА В ПЕЙЗАЖЕ
Ещё далеко до лекарств по часам - кроны влажны и почти лишены - свободны.
...досадной пыли от мощного ливня. Как троеперстье сошёл юго-западный ветер.
Пальцы ветра - зефир - несмелые жёсткие пальцы твои.
Ливень движет кулисой, расшитой завесой - незрим величавый алтарь.
Восторг преклоненья - моленье - роскошь взаимности не заменит.
Струны звуков - моленье - струны человеческих голосов. Без минусовок идут.
Пение выше струнных. Так раскрывается небо.
Механизмы вращения ливня, кулисы его, завесы,
этажи Сил Небесных, амфитеатром, смотрят на человека.
На совокупность всех нас, играющих в немудрящей пьесе.
Сами пьесу писали, а некому ставить;
толпимся на сцене: крона над кроной, крыша над крышей, и улочка вверх.
Стены как ложи, одна над другой. В партерах едят изюм и орехи,
пьют перье, болтают и даже смеются.
То новые странные создания дождя и музыки: у них особый язык.
Угнетают взгляды - из глаз и в словах.
Непринуждённость во время дождя - как оперная музыка во время мигрени.
Дождь обрушен плетьми; любить ливень - любить и удары холодной воды,
писанья маркиза де Сада.
Бонапарт антициклоном прошёл по Италии, под карманьолу,
подобранную после того, как её растоптали, Россини.
Морфий - что это? Любовный напиток? Адское зелье или последняя милость?
Никто не заслужил, но каждый желает?
Строки - одна строка - разбивается как струя ливня, тремоло.
…как дрожит в коде голос. Морфий?
Но вдруг раскрывается зал, а деревья перестают быть декорациями,
небо во вдохновении мчит телом своим облачный флот.
Царица, ты мир. Господин, ты война.
Каватина, играя коленцами утра, восходит без всякого морфия.
От испарений в августе после ливня не душно,
а жженье разлито; приподнимает грудину и лёгкие.
Дыба, костёр - всё это вещи из оперы; пережиты над недром бестрепетной бездны
скрытной стыдливой душой.
Кто сказал, что у человека есть душа? Не душа, а душонка.
Душонка - вот зрелище, опера, драма.
А там, под покровом душонки, за шитой изнанкой драгоценной завесы
ожидает глубокая тьма
(не бойся очевидности слов и ритма, они не стоят печали твоей)
такие идут переливы мертвенной соловьиной песни,
их только восточный пустынник не испугается.
Смотри, как отшельник (рисунком на карте таро) встал и вышел.
Его соло в финале.
После того, как одетая в мужской костюм красавица, уже набравшая тело,
с ещё юным голосом -
вот и весть о победе над турками. Пустыннику турок не нужно.
Пустынник чувствует ужас оперы.
Закончилось действие - и оскудела душа.
Ей хочется праздника, танцующих ярких фигур,
ей необходимо представить, как она, соло, там, и с возлюбленным,
передвигается на полукотурнах,
горя от ревеневой воды и духов несгораемой радостью:
счастье гармонической коды. Но зал пуст.
Душа покинута и лишена голоса. Поделом - зачем пела,
зачем ты летала на крепких канатах фантазии?
Зачем сочиняла стихи, итальянка в Алжире,
меряясь ростом с деревьями в небе пустынном,
округлыми кровлями зданий и облачной яхтой,
алеющей в близком закате и недостижимой?
Отведи душу как занавес - останется бездна; она привлекательней, лучше,
она не предаст.
Отшельник несёт воду. Кувшин с трещиной. Но вода не выливается -
вода сохраняет ледяную свежесть первых аккордов увертюры.
К чему тебе, пасмурный мягкий пейзаж Петергофа и Павловска,
дерзких каникулярных Сокольников,
к чему тебе опера?
Пустынник знает отсутствие оперы как отсутствие души. Он чувствует бездной, как чувствуют сердцем.
А душа надевает полукотурны, румянит лицо поверх бледной маски,
выходит, являя бельканто.
Унизительно. Проклято и вожделенно. Как единственно верное слово,
как матери слово.
А в партере всё так же едят орехи и пьют перье созданья дождя.
Смерть культуры для них -
новая опера ставшего притчей итальянца... Но и Сам Христос говорил притчами.
Откажись от оперы, и смерть души будет легче, говорит сердце. Но бездна молчит,
отшельник молчит. Над бездной сверкают подмостки. Алтарь ещё не завершён.
МЕГРЭ
Мегрэ слышит запах рыбы – слишком обширный запах,
Стылое море, песок - в потрохах и рыбьей крови.
Через пару сотен шагов – устричная отмель.
А если врут – но не все?
И вопрос не в том, кто врёт, а кто – нет?
Люди тают. Люди ссыхаются - точно рыбу сушат на солнце.
Возможно, и он вот-вот исчезнет.
Сыщик – порой как Бог.
(здесь веруют только фламандцы,
французы как-то легко относятся к вере,
это сказывается на организации чувств и мыслей).
Бог, как ни странно признать, не сыщик.
В карман не положишь – не молитвослов,
и как его не рисуй на карикатурах
(сцены из Бытия и Исхода), Бог посмеётся,
затем очистит Иова,
даст ему Амалфеев Рог – младшую дочь
но что делать с Жерменой, Жерменой –
дурацкий платок и роскошные кудри…
Однако, какое дело Мегрэ до Бога –
не будем переворачивать фразу…
…и человек, и кровь, и удар молотком по затылку…
Устрицы со сливками – желтоваты от карри.
Есть их невыносимо приятно – свежие, попискивают.
Но вот запах рыбы… Это тревожит…
Как тут пройти, когда глотка песка сокращается,
через пару миль болото, убийство, которое нужно –
а по сути, совсем не нужно…
…убийца и сам это знает…
Тогда зачем? Вот вопрос.
Зачем устрицы, молоток, помраченье…
Ясен только запах рыбы – он не изменяется с течением –
времени или прилива-отлива…
Он как в Галилее. Но там не бывает снега.
Так что же делать с Жерменой, Жерменой…
ШТИРЛИЦ В БЕРНЕ
Стекло конечно смягчает звуки - а их бы одни и слушать.
Садитесь, конспирология. Что будете пить и кушать?
Эта песенка - здесь не к месту, но хороша,
(вы уверены, что позавтракали нормально?)
кофе напоминает берлинскую ночь
кофе, сентиментально
(со сливками и корицей)
Но какие мягкие лица.
Как будто война не идёт по судьбам,
и лучше не думать, что дома.
Лицо-судьба: чуть зеркало влево,
кривится чуткое отраженье.
Непафосно - лучше. Густая река счастья
внезапна - и вдруг уносит в ветвистое устье,
а считалось, что эта река идёт к истокам.
Не то, что в Берне и дома - люди.
Они клубятся в одном вагоне,
а это, помню, тесно и даже страшно.
Лица. Девушка с простуженным носом.
Но эти лица живут не в Берне.
Плывут. Смотрят. Надеются.
Слышу голос вагона за две улицы.
Звуки вышли из-за стекла -
рельсы мебиуса.
Сейчас их затмил хорал медицинской кареты.
Бензина хватит всем и всегда.
Пирамиды, бензин, о бензине
Мадемуазель, вымыть бы потолок -
здесь его побелили совсем недавно.
Окна - конечно же на восток.
Забавно.
Лица плывут. Такие же, как и дома.
Но здесь весна наступает раньше.
Пара дней отдыха, может быть, две недели.
Тонны головолома.
Но отдых вреден.
Ладно, поехали дальше.
Дома всё то же, что здесь -
жилплощадь, продукты, отношение к жизни
надо бы установить...
Но если снять этот нежный весенний панцирь,
почему-то очень захочется пить
молока; без документов, границ и наций.
Да, отдых убьёт все способности к выживанию.
А спать надо просто - ложиться и спать.
Вот автозаправка.
Вход в новый виток мироздания.
Мне не забыть этой весны.
А зачем забывать?
Это кино о том новом - сон о сейчас.
О тоннах нового. Тоннах головолома.
О том, как иду и ищу кого-то из нас.
Вижу - книжный киоск. Идиот. Обломов.
Да, и ещё дождик. Нарастает.
Было и есть внезапное слово: милость.
Что-то переменилось.
Что-то вдруг и очень переменилось.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney