РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Дмитрий Песков

грустное лицо верблюда

02-09-2022 : редактор - Юлия Тишковская





***

Когда я в последний раз прощался с мамой,
она сказала: это только сон, не обращай внимания
на то, что самолет поднимет выше гор
и вознесет тебя над океаном.

Я не был пьяным, но хотел им быть.
Она сказала: суть —  не суть, а нить; а нить
ведет, ты помнишь Ариадну? —
туда, где черный свет, и мамы нет.

Я проходил таможню, ждал расплаты,
охранник белобрысый с автоматом,
нахмурившись, смотрел на мой портрет.
Он черно-белый. Его больше нет.

А мама все махала мне рукой,
закрытая стеклом и чьей-то шляпой,
и это было хуже, чем расплата.
Я, помня про Орфея, шел вперед.

С холодным сердцем и горящим лбом,
Я маму не нашел, не стал отцом,
на облако не сел, как Заратустра;
смотрю, где пусто, на дверной проем.

Хочу напиться.
Лучше быть вдвоем.
Ты, мама, расскажи опять про сон.
Мой самолет успеет приземлиться.


***

Теннесси Уильямс пишет про трамвай желания.
Все мы едем на этом трамвае. Собираем урожаи
из пота и слез, верстаем новые дни из тишины
где-то в Новом Орлеане, на улице, где полуголые
тела хотят новых бус, старых грез. Хорошо,
что ты еще до конца не замерз, еще
хочешь хлеба и зрелищ,
вина и денег. Трамвай
уезжает в депо.
Понедельник.

Юджин О'Нил пишет про кровосмешание,
про кровосмещение, про ярость и натиск,
про долгий путь дня в ночь, про отца и его
дочь, про ирландский дух и ямы под вязами,
где захоронят всех, кто еще видит свет.
Перед смертью он скажет,
родился в гостинице,
в гостинице и умер.
Уже вторник.
Песня про
черный
бумер.

Среда. Середина недели.
Что-то про джунгли или Данте Алигьери.
Что-то про тех, кто навеки замерз,
Иуда, Брут и т.д., я хожу с вокманом
как настоящее дитя восьмидесятых
и слушаю Б.Г.. Песни про три сестры,
про ласточку и Гертруду.
Я сам от себя устал.
Я хочу завести прислугу,
или найти подругу.
Вот она, за витриной,
с открытой грудью
с ногами в стороны.
И снова Данте.
Вороны,
вороны,
вороны.

Четверг. Эклер на завтрак.
Зефир на обед. На ужин — устрицы,
креветки или лангусты. Пусто все,
как у Кавабаты, но и светло,
как у Акутагавы. Скоро конец недели.
Заплачу долги, прощу ближнего,
как самого себя, на спиритическом
сеансе поговорю с Мари Лево.
Все начнется с желания.
Кончится все зимой.
Данте ты мой Алигьери,
как тень, иду за тобой.

Пятница, айм ин лав.
Гав-гав соседской собачки
не раздражает ум, не вызывает
боль в висках. Виски на льде.
Джин и тоник, индика или сатива.
Вы учили меня жизни.
Вы говорили — без страсти,
ты не человек, а истукан.
Я выхожу на Бурбон Стрит.
Завтра суббота.
Я пьян.

Суббота — это джакузи
со старушкой, купленной
за сорок долларов в переулке
между баром и джаз-клубом.
Мир спасет красота.
Афродита выйдет из пены,
покажет бедро или пупок.
Старушка уже пьянеет,
толкает меня в бок
и ложится мне на плечо.
Полюбить — значит
все понять или все
простить.
Все равно.

Я прощаю.
Обтираюсь полотенцем,
наливаю шабли, целую
седые волосы и смотрю в окно.
Боже, как хорошо ты все
обустроил, как прочны
твои стены, как туго
затянуты твои узлы.
Не верю я в воскресение.
Но верю, что рядом — Ты.


***

Переводы с другого языка.
Наитие тут не при чем, главное —
шум веретена, коконы или клубочки,
спицы или ушко иглы.

Грустное лицо верблюда
перед выстрелом в упор,
сеновал, обрызганный
свежей кровью.

Что-то еще жую
обесцвеченными губами,
но из горла — ни звука,
ни слова.

Мама, я плохо
учился в школе,
я забыл все правила
русского языка.

Мама шепчет: хэллоу.
И машет рукой пока.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney