СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВАнастасия Афанасьева
КОЛОДЕЦ
19-12-2011
Что за поле, откуда, здесь,
где земли
не видно вчера и сегодня,
где контур не может быть ясным,
где четкость есть миф,
откуда здесь поле?
Откуда тут яма, кто вырыл ее,
кто вылил на дно голубое?
Колодец! Не верю,
глаза мои, что,
куда мы упали,
в какое подводное зрение?
Не видно, закрыла, как будто одели мешок,
а в этом мешке все вертится, будто поется,
будто в меня провалилось огромное солнце,
и всюду солнечный ливень внезапно пошел.
Из колодца, не верю, вода поднимается вверх
столбом голубым разливается всюду и всюду,
поле становится водным, и я вместе с ним
водянею бесповоротно: другой я не буду
Откуда воробышек, друг на макушке моей,
где только вода - положено рыбам, не птицам,
кругом воробьи превращаются
и вереницей
летят незнакомых, но все же любимых людей
Люди как поле и люди как голубое
люди-колодцы
люди – летящие солнца
и птицы
Люди как четкость
и люди как страшное зрение
Там стоит человек и он машет тебе, посмотри
Человек есть колодец и поле и солнце
он машет тебе
посмотри
***
Шар удивленья прилетел невесть откуда,
и в воздухе над берегом повис.
Подмешана в сосуды тишина мне,
по кругу сердце прогоняет тишину,
густую, будто мед,
тягучую,
смолистую.
Во мне течет тишайшее теченье,
пока не прилетает шар.
Шар удивления над берегом повис,
минуту неподвижным был - и лопнул,
и вдруг посыпалось,
и закрутилось,
заплясало
все то, чем он по стенки тонкие
заполнен был.
И вот у мальчика в волосах запуталось и сияет,
и у женщины на плечах осело,
и на столике деревянном,
и на песке, и даже на чешуе выброшенной на берег рыбы -
сверкающее удивление,
шумное,
мгновенное, как молния.
Удивление смешивается с тишиной.
Удивленный взгляд встречает берег.
И во всей полноте раскрывается сердце берега,
как цветок, ввысь начинает расти -
туда, где тише и тише,
откуда берет свой ток густота.
И там, высоко-высоко, отрывается бутон от стебля,
и в красный шар складывается,
летит по небу,
перенимая его прозрачные повадки,
а потом все-таки прилетает
неведомо куда
и зависает над неизвестно каким
другим берегом.
***
Прилетел жук, крылья сложил, и показал: вот.
Я посмотрела на панцирь его,
на колючие тонкие лапки его,
и ответила: это о том.
Ветер подул, подсолнух качнул коронованной головой.
Я посмотрела, как желты короны зубцы,
как стебель держащий тонок и слаб:
да, и это о том.
Включила симфонию Брамса.
Общий голос рос, потом обрывался.
Один, как гобой, человек в тишине.
Пел: да, это о том.
Я в глаза человеку смотрела, и трогала кожу,
И долго лежала с ним молча.
Пока я молчала, любовь говорила.
Да, говорила о том.
Все об одном,
вся об одном,
неявная речь
из глубины яви,
об одном,
единственно важном,
том самом.
***
Столько кругом отголосков,
что слишком сложно различить голос:
налево посмотришь - эхо,
направо - тоже
Будто ходит оно по кругу,
само себя отражает -
и все давно позабыли
того, кто вскрикнул
Что за слово случилось?
Звал ли на помощь,
или радостно восславил
небо и землю -
этого мы никогда не узнаем,
мы никогда его не увидим.
Потерявшиеся во вращении слепого звука,
повторений повторов, удвоений и без того двойного -
мы присоединяем к общему шуму свой невнятный шепот,
возгласы, крики
Шумит земля голосами,
полон голосами воздух
Я встану прямо насколько умею и глаза закрою,
буду молча стоять, как вода и деревья -
в беззащитности своей
становясь сильнее
Навстречу другой тишине тишиной выльюсь,
наполнюсь встреченным - стану единой,
будто тот голос, что не расслышать,
ненайденный, потаенный
Все самое важное я скажу тебе молча,
а неважное, множась, выговорит эхо
***
Алексею Порвину
Плотность невиданная вокруг:
будто время сомкнулось в круг,
будто воздуха нет и нет,
а вместо него – свет.
Свет танцующий, будто шмель,
свет играющий, будто я,
свет густой, будто мед,
свет, что тебя зовет.
Зов глубок, как сама вода.
Точен зов, как твои слова,
что приходят с самого дна
и на воде блестят.
В целый свет
складываются огоньки,
блики.
На берегу реки
далеко видно:
плотным кольцом смыкаются
тепло, вода и время.
Слишком светло, чтобы говорить ясно.
Только вскользь,
о самой толще воды,
скользя
по ее поверхности
***
Алле Горбуновой
Как оно стучалось,
как не моглось -
так безвозвратно
вбит невидимый гвоздь
в глухие, запертые изнутри ворота.
Тик-тук, бом-бом
Тук-тик, бом-бам
Ты не стучи туда, где не зовут;
ты не зови того, кто не стучит.
Пронеси в руках раскаленную
вынутую
из огня связку -
и выбрось ключи.
Дон-дзынь! дон, дон
Дзынь-дон, дин-дон
На ладонях ключами выжжен след -
завтра он будет узором
крыла бабочки,
послезавтра - она упорхнет в слова,
посмотришь - в ладонях ничего нет.
Встанешь прямо
зовущей тишиной
Ладони сложив
местом для музыки
***
Оказалось страшно
смотреть в лицо подсолнуху,
видеть тело шмеля в подробностях,
нескончаемые поля.
Поле, поле! Большое,
сколько ни идешь -
всегда оказываешься в его начале,
ибо его начало там, где ты.
Где ты его исчисляешь собой,
странным телом своим непослушным,
что называет стороны света
поля и само себя.
Сколько можно пройти, не упав пораженно
перед лицом правды,
смотрящей из каждой точки пространства,
неизменной, неотменимой?
Сколько можно давать себе другие имена,
если есть только одно,
единственно данное мне -
и не мной?
Я слаба, как человек: мои обманы
сверкают золотыми украшениями на том,
что в них не нуждается,
но что страшит неукрашенной обнаженностью
Такая неотделимая правда вокруг и внутри!
Как странно мне это соединение,
в котором каждая вещь на своем месте
и все есть на самом деле.
Поле, дорога - приятие и вера:
то, через что обнаруживаешь себя,
через что другое становится найденным.
***
Есть расстояние от края до края неба,
сердцем одним измеряемое,
удивлением взгляда
перед распахнутым и огромным,
голубым глубоким.
Есть расстояния, измеряемые шагами,
утренним транспортом,
взглядом, направленным в землю,
чтобы не наступить на пятки спешащего рядом
по асфальту волнистому и
ровному подземному мрамору.
А есть такое расстояние,
какое ничем не измеришь,
кроме времени.
Таково оно между нами:
о нем не скажешь
ни воздухом,
ни землей,
ни взглядом,
ни сердцем.
Но - то тянущимся, то бегущим,
то водоворотом
закручивающимся
временем,
отпущенным мне –
до моего -
отсутствия.
***
От ветки полнокровной до цветка,
от стебля до травы торчащей,
от насекомых всяких до зверей:
собак, котов и птиц кричащих,
от вечера синеющего до
полного живого дня -
такого плотного и тесного,
какой бывает только летом
неотменимое, неоспоримое
натянуто невидимое нет.
Мы с мамой смотрим на свое нигде.
Его не видит ни сосед, ни яблоня.
Стоит большое лето, как вода –
торжественное в цельности сплошной.
А наше нет качается везде,
отсутствие пронизывает воздух
и проникает все его цвета,
подмешивая строгую прозрачность.
Ее не видят ни сосед, ни яблоня.
Так я не вижу, как другие нет
пересекаются с моим в пространстве общем,
и как из них бьет острая трава,
и белые цветы сияют повсеместно.
Со временем сжимаются они
до капли водяной, и эта капля,
как концентрат любви, проходит в землю,
в ту землю, где они всегда лежат.
И океан присутствия растет
из маленькой неизъяснимой капли.
***
Эта горстка – золото дней.
Лежит у меня в руке.
Тихо и беззащитно
Случается
Важное.
Никогда не гремит маршами,
Но музыкой на воде.
Это золото – музыка.
Музыка лежит у меня в руке.
Годы и годы
Ширятся
Память мелеет.
Тонкое оседающее
Все тоньше
Легко лежащие на моей ладони
Случайное слово
Несмелая нежность
Окно, ненароком
оставленное открытым
***
Такое зияние есть,
От которого взгляд
Оторвать невозможно.
Оно – сила сильная,
Оно же – пусто, пробел.
Зверь посреди средостения,
Которого днями
И временем кормишь.
В которого смотришь,
Будто в огромный тоннель.
Пока оттуда явившимся шумом не оглушен,
Стоишь неотрывно.
Укротитель отсутствия,
Дрессировщик пустот.
Будто бы можно насытить его
Чем-то помимо забытой причины!
Он вырывается, оглушая собой
за беспамятство.
Не разобрать:
Тем самым
Наказывает
Или благодарит
ТЕПЛО
В трамвае заполненном плотно
Я смотрю, все между и между:
Между рук,
железных створок дверей
Смотрю в межстеколье
и междудорожье
Между домов
И облаков холодных между
Смотреть на мерцающий между-свет
Между людей,
Данных для одиночества:
Бывают такие люди,
Как лес.
Так едешь меж ними,
Всматриваясь
В мерцание между ветками, листьями,
Осыпанный листьями весь,
Стоишь,
Выходишь:
Пусто
Закатное небо розовое горит
*
И нечего было скрывать,
И незачем прятаться,
Лиса, от хвоста своего убегающая,
Свеча, своего огонька сторонящаяся.
А любить огонек, предназначенный дать,
Так, как любит земля из нее вырастающее.
Эти теплые тихие
Сильные слабые вещи,
Не защиты желающие –
А беззащитности,
Не укрытия –
Поля открытого.
В свободе приятия – слышишь:
Тепло,
Теплота.
Что-то неясно горит,
И живое,
Свободное –
Вот же:
Ноябрь, остановка, мороз
Небо розовое говорит
***
И стало надо мной другое
Зимнее
И дымка вдалеке
Дорога кладбищем прекрасна и пуста
Туда где бывшее родным лежит в земле
Так близко и так далеко
И камни белые над ним, цветы сухие
И зимнее большое – надо мной
А было впереди – без края; ветер
И камни белые над ним, как облака
Мы через память чистую свою
Становимся свободнее, идем,
Как будто бы летим -
Так медленно, как крупный снег летит
Как смерти нет для снега,
Смерти нет,
Есть здесь и память.
Все, что золотое
Собрать внутри -
И дать прямой ответ
На просьбу
Здесь всего
О внимании и любви –
Ответить золотым своим
Внутри подобьем
Любовью и вниманием
Тому, что здесь сейчас
И что когда-то здесь.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney