РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Никита Немцев

Изображая упадок империи

12-09-2019 : редактор - Женя Риц

Удивительные в Москве питейные заведения! Тут вам и крафтовые бары, и закутки для пенсионеров, и магазины разливухи. А уж в последних – особенный, свой, удушливый колорит. Сидит там какой-нибудь безразличный кавказец, попивает пивко лениво, переключает каналы на стареньком телевизоре, болтает о чём-то со своими, на нерусском… Но это в плохую смену. А в хорошую – будет седой мужичок с кучерявыми руками, который и про шарфики на стене расскажет, и как мясо вялить, и какую закуску к чему брать. Если сам хмелён – и про то, как его-доброго пытались нагреть ревизоры, подсылая школьника без паспорта, поведает…
А правда добряк! Ипполиту раз бутылку «Жигулёвского» бесплатно налил. Но хотя Ипполит был в том заведении клиент известный – и уши того мужичка уже приветливо приподнялись, – в этот раз ни о каком пиве речи не шло. Ипполит брал лимонад. Десять литров. Он решил собрать у себя старую гвардию: Веру, Гришу и Толяна. Но только – трезвыми.
Сам – обыкновенный студиозус. Немножко работал где-то, но так, с шапкой набекрень. С куда большей прытью он предавался гулянкам. До недавнего времени.
На уездной пьянке у нерадивой студентки столичного института вышло так, что студентка эта подумала, что он подумал, что она подумала, что он подумал, что она подумала, что он подумал чего недоброго и оттого (именно от самой этой мысли) это самое недоброе чуть и не случилось. Ипполит бежал оттуда: и до самой электрички провожали его башмаками, камнями, яйцами и всем, что только под руку нерадивой студентке попадалось.
Когда Ипполит домчался пыльной дорогой и, запыхавшийся, уселся в электричке, показывая из окна этой студентке средний палец, его посетили две любопытные мысли. Первая была в накрахмаленном воротничке, усатая и в цилиндре. Она говорила: «Бросайте пить, душенька!» Вторая больше походила на бурлачка, усевшегося передохнуть, – ногами прямо в водичке. Она говорила: «А всё-таки дурак этот ваш человек».
Ведь ничего недоброго Ипполит вовсе и не думал! Всего лишь цепь умозаключений (к тому же, исходившая не от него) – не более того!
Ну что делать? Бросил он пить. Две недели держался! Тогда-то и забродило что-то в голове Ипполитовой: дрожжи, хмелёк… В общем, появилась у него какая-то неказистая идейка…
Первым пришёл Толян. Институтский товарищ, скверный притом. Он любил заявиться в гости, присесть на уши и что-нибудь подъесть: неважно даже, что – заплесневшую корку или кусочек сахара.
– А барин что? – спросил ушастый Толян, воровасто ступая в квартиру. Подразумевался дед, у которого Ипполит нанимал комнату.
– Уехал в деревню.
– А барина-то черти забрали! – закричал Толян радостно, скидывая с плеч рюкзак с грохотом. – Значит, материться громко можно?
– Можно.
– Вот здорово-то! – Материться он, впрочем, не стал.
Потом подоспела Вера. Бог знает, где её Ипполит раскопал и как познакомился. То ли на пьянке, то ли на поэтическом вечере. Была это дама с декадентскою бледнотцой, рыжайшими волосами и пухлым от синьки лицом. Смеясь, она ещё постоянно запрокидывала голову. Больше всего она любила картину одного современного художника – «Изображая упадок империи». Очень современная, говорит.
– Что дела твои поделывают? Так и не написал поэму?
– Так я ж шутил тогда.
– Ах, ну раз шутил… – Переступала порог она как бы неохотно.
Гриша как всегда опоздал. Это был паренёк с квадратным лицом, работавший в «Эльдорадо» и увлекавшийся депривацией сна. Сложно сказать, чего именно он добивался, моря́ себя бессонницей, но крыша у него уже порядочно съехала: можно было наблюдать содержимое.
– Так, это… Где у тебя это?.. – сказал он первым делом.
– Что – это?
– Ну, это… Как его, это... – Он был со стаканчиком из-под кофия, уже пустым: Гриша стаканчик этот продолжал жевать – и даже откусил отменный шмат.
– Ну? Что? – допытывался Ипполит.
– Утюг! – Гриша наконец-то вспомнил слово.
– На кой тебе?
– Ну как? Извилины погладить.
Ипполит решил, что легче дать утюг, чем спорить, и ушёл на кухню.
Толян с Верой методично курили одну за одной и смотрели на ноутбуке всякие видео. То и дело посмеивались, но как будто по принуждению и без особенной радости.
Ипполит давно смирился с ролью резонёра на подобных студенческих собраниях – и, в особенности, на собраниях старой гвардии. Он задумывался: а что они все делают здесь? Общих интересов – зеро, разговоры – ниочёмные. Но вот уже год это была стабильная компания и раз в неделю они надирались (и проставлялся почему-то Ипполит).
Иногда Ипполит пробовал разобраться, понять схему пьянок – почему алкоголь роднит? Связывает он чужих? Или напоминает о вечном братстве? Что первее? Что настоящней? Все его измышления получались – туфта туфтой. Косолапо и непонятно человеческое сердце. Вот и теперь Ипполит косолапил: хотел поделиться этими мыслями с ребятами.
Его сбил с панталыку Толян:
– Я в холодильнике пиво не нашёл. Кто в магаз пойдёт?
С ухмылкой, Ипполит заметил, что конфет в пиалочке уже не было.
– А мы без пива сегодня, – ответил он и достал лимонад.
– Мы? Без пива?! – почти театрально возмутилась Вера.
Ребята растерялись, даже видео поставили на паузу. Ипполит с удовольствием подумал, что ни разу они не собирались по трезвяку.
Он прошёлся чуть по кухне, уселся на подоконник, у самой вазы. Она давно не видела цветов, воды или хотя бы винных пробок, но зачем-то стояла, и пыль с неё Ипполит каждый день протирал.
– Нет, подожди. Ты серьёзно? – всё ещё не верил Толян.
– Что же мы будем делать!? – Вера накрыла щёки ладошками, и готова была вскочить с места, но сочла, что и восклика довольно для эффекта.
– Пить лимонад и играть.
– Во что же? – спросила Вера.
– Сейчас Гриша придёт, всё объясню…
– Ты чего, Ип? Зашился, что ли? – Толян мял бычок в пепельницу. – Так нам кайф не ломай! Десять часов только, ещё успеем если чё…
Ипполит спрыгнул. Почуял, что руки неловко свисли по бокам. Сложил их на груди. В этой позе он огляделся по сторонам и бросил грозное:
– Мы сегодня пить – не будем!
Тут в кухню ввалился Гриша с утюгом:
– Разгладил!
Толян подорвался и пожал ему руку. Вера, не вставая, расцеловалась с Гришей. Тогда-то Толян объявил, указывая пальцем на Ипполита:
– Слышь, что говорит? Пить не будем, говорит!
Гриша оторопел. Поставил утюг на стол. Чуть сгорбился. Чуть нахмурился. Чуть помолчал. Поглядел этак пристально на Ипполита. Потом вдруг резко распрямился и заявил убедительно:
– Бесовья работа! Точно вам говорю!
Пошли толки и обсуждения, чего бы такого взять – чего душа просит? «Блейзер»? Не, нормального уже не продают, везде двенадцатиградусный. Может, ликёр? Да ну, ерунда, надо крепкое что-то. Водка? Ну какая водка, какая водка, когда среди нас дама? Лучше «Бехеровку» и винца… Да. И пару баклажек пива. И сигареты возьми, Гриш. Ты же пойдёшь, да? Синий «Винстон»!.. Две пачки! Нет, три!
Ипполит стоял в своём углу и никак не мог взять в толк, как он всего этого прежде не замечал? Самый простой способ покрасить вечер в хоть какие-нибудь цвета – нажраться… Нет, правду говорят: русский человек страстью велик. А ведь бывают же люди, которые по бутылочке выпивают? Да где они такие бывают? За рубежом разве… К нам таких пока не завезли.
Тут Ипполит вспомнил, что была и мысль-бурлачок:
– Ребят, стойте. Не надо идти в магазин. Я для вас игру придумал.
– Игру? Как эта?.. Ну, эта… Как её… «Мафия»? – оживился уже одетый Гриша. В «Мафию» он делал всех и потому в неё с ним не играли.
– Нет, другая. Да стой ты! Снимите с него эту дрянь! – Ипполит убежал в комнату и вернулся с коробкой из-под обуви. Куртку-дрянь с Гриши так и не сняли. Настроены все были на скептический лад.
Ипполит незатейливым движением снял с коробки крышку и высыпал её содержимое на стол. Это был чернозём. Обычный чернозём, коего по Москве всегда в изобилии в сезон коммунальных раскопок.
Он поделил чернозём на четыре части, растащил эти части по разным концам стола и сел опять к своей вазе.
– И чё нам с этим делать? – спросил Толян брезгливо.
– На кучки делить. А потом кучки переставлять. – Ипполит совершенно не заметил, с каким детсадовским простодушием он это сказал.
– Но это же грязь!.. – декадентствовала Вера.
– А мне нравится! – похвалил Гриша, сел и принялся что-то из чернозёма лепить. Ипполит тоже принялся. Скептики включились в игру.
Минуту лепили, две лепили. Может, даже целые три с половиной минуты лепили и переставляли. Лучше всего получалось у Гриши – видно, всю душу вкладывал парень. А потом Толян спросил всё-таки:
– А как понять, кто победил?
Ипполит покраснел:
– Ну… в моей игре нет соревнования какого-то. Тут играют, чтоб игралось. Знаете, как детские игры? Чем меньше конфликта, тем больше детскости. Так я подумал…
– Вообще-то детские игры самые конфликтные, – заметил Толян.
– А это – грязь! – подхватила Вера. А потом запрокинула голову и захохотала чему-то.
Толян сообщил, что он идёт в магазин и стал подыматься из-за стола. Ипполит предчувствовал что-то. Ему нехорошо сиделось под вазой, будто вот-вот она упадёт – притом, всё от него одного зависит. Пока Толян вставал и умывал руки в раковине, Ипполит несколько раз оглядывался на эту вазу и отставлял плечо от неё подальше. Переставил вазу, в конце концов, на стол. Потом встал и вцепился чернозёмными руками в плечи продвигающегося к выходу Толяна. Вцепился – и объявил:
– Не пущу!
Толян изменился в лице, посмотрел внимательно на побледневшего Ипполита, на грязь на своих плечах – и оттолкнул товарища.
– Иди ты! – прибавил он.
А Ипполит не шёл – он летел. Минуя отпрыгнувшую Веру и вставшего, чтобы рассмотреть лампочку, Гришу, – прямо на стол, прямо на вазу. Стол был старый, допотопных, а, может статься, и доадамовых времён, так что под грузом Ипполита он весело разверзся: прямо посередине. Ноутбук свалился, пепельница свалилась, – всё на него, на Ипполита, – а в довершение, свалилась и ваза – разлетелись осколки. Визжание стихло – остались постанывания Ипполита. Вера заботливо попыталась убрать осколки, но поранилась и заревела, оседая на пол. Толян смотрел на всё это, не зная, что и думать: такой силы он в себе никак не предполагал.
– Ну вас – к лешему! – сказал.
И повернулся. И ушёл.
А Вера громко ревела. А Ипполит валялся в осколках и недоумении. А Гриша разглядывал лампочку. В конце концов, декадентка вызвала такси и покинула кухню.
– Я, кажется, понял, что такое свет, – обратился, наконец, Гриша к лежащему. Потом заметил, что тот лежит, усадил, отряхнул бычки, пепел, стёклышки, передвинул к стене и впихнул ему в рот сигарету.
Всклоченный Ипполит сидел на полу, раскинув ноги и куря.
– Свет – это другие, – заключил свою мысль Ипполит, присел на корточки и тоже закурил.
– Я тоже кое-что понял… – пробормотал Ипполит сдавленно.
– Что? – Гриша как-то обрадовался.
– Я понял, почему первая часть «Божественной комедии» сильнее остальных. И почему Гоголь второй том «Мёртвых душ» сжёг. Не видать нам рая. И даже чистилища не видать. Вот почему. Да мы того и не хотим.
– И у нас только ад?
– Типа того.
– А хочешь, я тебе кое-что покажу?
– Давай.
И тут-то Гриша показал ему кое-что такое, отчего любой нормальный человек всегда падает на пол, жмурится, орёт, катается колбаской и сходит с ума. Ипполит и сошёл. Но это ничего страшного. Уже выписался.

Июль 2017

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney