РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
15-09-2013 : редактор - Василий Бородин
Евгений Филиппов
ТЕЛЕГИН
I
За кустами стояло заброшенное здание с решётками на окнах. На ближайшем окне за решёткой затолканная рванина свисала клочьями. Через дорогу стоял зелёный дом с кривым балконом. На низком старом сарае высился молниеотвод. Старая собака лежала мёртвой тушей на верхних ступенях крыльца.
Телегин сказал: Рабочий страдает, чтобы выжить. Перед лицом смерти рабочий возлагает страдания, избавлявшие от страха смерти. Воля к жизни ставит вопрос о цене дела перед лицом смерти. Страдания рабочего рождаются вперед него самого.
Собеседник сказал: Воля к жизни - это мне напоминает движения бёдер пускающего пар приапа. На алтаре смерти ремни одной длины - на него умещается только выживание. Страдания рабочего рождаются в толстом лоснящемся кармане с мокрой от гастритного пота шёлковой подкладкой. Смерть рабочего следует за стиркой одежды и чисткой картофеля. Изъеденный червями надорвавшийся старикан испускает дух с мыслями о бездне свободы, а не бездне страха.
Телегин сказал: Добывать величие из утверждения невозможности истинного утверждения есть предательство сомнения.
Собеседник сказал: Кто добывает величие из утверждения невозможности истинного утверждения?
Телегин сказал: Желание осмысленности есть сознание желания. Поиск осмысленности есть поиск предельного блага. Сомнение перерождения духа есть испытание силы сознания предельности. Власть сознания есть сознание мира и конечность блага.
Собеседник сказал: Если сознание способно задаваться вопросом конечной цели, нет смысла говорить о его происхождении из желания. Единство смерти и сомнения подобно тому, как если бы человек захотел смерти всего мира и, опомнившись, умер бы от неразрешённости этого желания. Когда сильные мужчины прыгают через расщелину и падают вниз на краю остаются сидеть старики и те, кто видит смерть прыгающих.
Собеседник сказал: Вчера я шёл по лесу и, перед тем как я поравнялся с открытой поляной заброшенного виноградника, два красноглазых сатира, оглашая студёный воздух гулкой бранью, переходившей в нечленораздельный парнокопытный рёв, стали бить друг другу рожи, один из сатиров повалил второго наземь, принялся забивать того копытом в брюхо, изо рта павшего сатира вышли два красных пузыря, он упёрся виском в землю, изо рта вытекла струйка крови и утекла в траву.
Телегин сказал: Сомнение есть смерть.
Телегин прервался.
Телегин сказал: Нет сознания без подсознания. Подсознание требует от сознания совершения действий для сохранения бытия. Целеполагание сознания для подсознания требует знания действительности. Сознание способно к познанию законов действительности. Сознание определяет то, что требует подсознание и какое требование подсознания первично. Подсознание требует от сознания знания предельной ценности относительно устройства действительности. Подсознание требует от сознания истинного знания о действительности. Подсознание требует от сознания не совершать того, за чем не стоит истинной ценности. Признание невозможности определения истинности без доказательства невозможности определения истинности и принятие условий предопределения есть то, за чем не стоит истинной ценности.
Собеседник сказал: Сознание есть способность отражать действительность, бессознательное есть недоступное сознанию. Если подсознание требует знания истинной ценности, для подсознания последняя ценность есть бытие и подсознание требует не совершать того, за чем не стоит истинной ценности, то свободное сознание есть не мёртвое сознание, но осознание недостижимости искомой истинной ценности и попрание требований подсознания.
Телегин сказал: Попрание требований подсознания и есть мёртвое сознание.
Собеседник сказал: Осознание недостижимости истинной ценности и подчинение предопределению есть попрание требований подсознания. Мёртвое сознание есть избавление от страдания.
Телегин сказал: Закон подтверждается наглядным воплощением в событиях действительности. Осмысленность есть требование подсознания. Действительность для закона осмысленности есть требования подсознания. Сохранение бытия не зависит от истинности цели бытия. Истинность цели бытия не отражается в действительности требований подсознания.
Собеседник сказал: С присвоением человеком предмету реального мира статуса вещи, человек различает в предмете цель и все предметы реального мира приобретают для него ту ценность, в какой степени они приносят пользу. Человек присваивает статус вещи самому себе, как созданию верховного существа, теряя сокровенность.
Телегин сказал: Бытие неизбежно.
Собеседник сказал: Сокровенность есть имманентность вещи.
II
На зелёном сукне лежала открытая тетрадь. Под открытой тетрадью лежал углом толстый ежедневник. Смятые в сторону края листов заворачивались от разворота к обложке. Из листов торчал широкий тёмно-серый кусок картона с разбитыми и загнувшимися краями. В стороне на толстом томе лежала тетрадь с обложкой, выгибавшейся с углов и касавшейся проваливавшихся листов обнажившимся расслоенным картоном. На тетради с изогнутой обложной лежал раскрытый том. Между корешком и листами торчали сложенные несколько раз, с разбитыми в сторону сгибами, разорванные по краям и помятые бумаги. Сукно корешка открытой тетради топорщилось распотрошённым хвостом на изломах переплёта. Высокая половина разворота изгибала мягкую обложку дугой. На развороте значилось:
Рабочий в одних брюках, башмаках и рукавицах стоял, широко расставив ноги, перед чёрной железной дверью в печной стене. У двери не было нижней части. Под ней в железной стене горело узкое отверстие. Рабочий вращал двухметровым ломом, сгребая тёмные островки в красной светящейся массе расплавленного чугуна. Собрав на лом двадцати килограммовый сгусток выгоревшего железа, рабочий достал лом из отверстия под дверью и перенёс на заваленную горами шлака площадку, где второй рабочий разрубил ещё красный сгусток на части. Третий рабочий перенёс разрубленные куски металла на наковальню. Освободившийся рабочий бросил перегретый лом в длинное корыто, из которого торчали концы ещё трёх металлических штанг и в которое из покосившейся широкой мятой трубы лилась вода, переливавшаяся тут же через край.
В стороне от опор моста рабочий вращал ручку печного воздухозабора. На склоне берега лежал клепаный двутавр, поддерживавший ряд перекрёстных колонн. Рабочий у печи на глаз определял готовность заклепки. Рабочий доставал раскалённую заклёпку длинными щипцами и размахивался от ноги. Рабочий бросал заклёпку рабочему у двутавра. Рабочий ловил заклёпку спаенным по одной стороне ведром с помятыми бортами. Рабочий у двутавра доставал заклёпку щипцами и передавал второму рабочему. Рабочий проталкивал заклёпку из под низа плиты. Третий рабочий с клепальным молотком наваливался на молоток и круто наклонялся над плитой. Рабочий вращал молоток вокруг заклёпки. Из под молотка шло пламя. Пламя гасло. Второй рабочий подворачивал конец молотка ключом. Рабочий с молотком пил из ковша.
IV
Телегин подошёл к двери. Над дверью висели часы. Телегин мог видеть стрелку только с расстояния меньшего чем два метра.
Шесть часов. Что ещё необходимо сделать. Что сегодня ещё необходимо сделать. Что ещё потребует времени. Ничего. Теперь только писать. Шахтёры. Выразительность восьмичасовой рубки угля. Упряжь вагонетки. От утра до конца дня. Смогу ли я написать утро. Утро есть корыто. Утро есть жена с козой и томатным супом. Томатный суп утром. Впрочем, можно себе представить и томатный суп утром. Шахтёр получает за свою работу пригоршню червонцев. Он есть яйца. Бритва. Шахтёр идёт к шахтёрскому автобусу и думает, что выглядит как человек. Расчёска. Ремень. Приятели. Воспроизведение обычая. Словотворчество. Соревнование. Кто дальше плюнет. Кто громче выругается. Лошади отказывались тащить прицеп вагонеток, когда руководство запретило брань. Лошади отказывались идти, когда коногоны прекратили бранится, произнося команды. Лампоносы с чёрными рожами. Коногонка тухнет. Лампонос собирает лампы. Шахтёр лежит на боку и долбит уголь молотком. Шахтёр стоит во весь рост. Дверовые открывают двери. Воздух идёт. Шахёт дышит. Шахтёр рубит. Шахтёр сверлит дыру. В дыру кладут взрывчатку. Канарейки умирают в облаке газа. Крепильщики выпускают канареек из клеток. Канарейки непрерывно поют. Канарейки прекращают петь и падают в грязь. Нет. Лампа для газа. Песок разбрасывается перед забоем, чтобы угольная пыль осела. Взрыв. Пласты угля падают. Снова сверлить. Где достать поверхность скалы угля. Фотографии забоя. Ботинки с обитыми носами. Душ. Необходимо начать с раздевалки. Шахтёр раздевается. Надевает робу. Надевает ботинки с обитыми носами. Этого мало. Горной энциклопедии не хватит. Чёрт с ним. Завязывает шнурки. Завязывает шнурки руками. Работа мысли. Завязывает шнурки, чтобы не развязались. Чтобы Бобу не пришлось ждать. Теперь необходимо искать.
Телегин лежал на диване, опрокинувшись на подлокотник. Телегин встал и подошёл к окну. Из окна со слепой безудержной мощью било солнце. Телегин вернулся к дивану и взял со стола первый том горной энциклопедии.
Мне нужен ствол. Забой. Но дело не в забое. Дело в шахтёре. Дело в сверлении и рубке. Дело в крепильщиках. Лава-этаж. Лава-ярус. В каком томе крепильщики. Но забой тоже нужно. В крепильщиках должна быть ссылка на забой. Шурф. Нет крепильщика. Есть крепеустановщик. Но это машина. Что здесь есть. Воздухораспределение. Аэродинамического сопротивления выработок. Движение воздуха в вентиляционной сети. Дальше. Восстающая горная выработка. Это те перемычки. Подъёмники от шахты к шахте. Крепь распорная, срубовая. Что есть крепь. Крепь горная. Это те столбы. Рабочие выдалбливают на конце бревна выемку, подводят к стропилам. Или как это называется. Подводят к балкам под сводом. Вбивают столбы молотками на место. Это временная крепь. Шахтёры, лежащие на боку в угольной грязи. Постоянная крепь. Обделка. Это для шахтёра, который стоит во весь рост.
Телегин подошёл к окну и посмотрел в сторону парковых ворот.
Оставить шахтёров на потом. Что я думал недавно. Я хотел написать про воду. Я хотел бы сесть и написать эту картину с водой и песком. Что должно быть в картине. Тело. Тело маленькой самки предельно осязаемо. Маленькая самка становится телом действия, без изменения цели действия.
Поверхность воды покрыта пеной. Пена проваливается в толщу воды, стягиваемой к центру тяжести водной бездны. Островки пены сливаются и распадаются, перемещая на своей поверхности воспроизводящие друг друга формы. Движение воды закономерно и осознание закономерности движения этого занимающего всё пределы достижимости восприятия доступного, но непроходимого явления обращает сознание не к неразрешённой необходимости, но к переживанию предельной простоты устройства и предельной полноты содержания бытия, к предельному покою и концу мысли. Часть песчаного берега вымыта волнами и залита на значительном протяжении не двигающейся назад в море и вперёд через песчаный накат водой. В воде лежит девочка. Лопатки, голени и локти девочки тонут в жидком песке. Волосы девочки коротко острижены. Голова откинута на песок. Глаза плотно закрыты. Брови сдвинуты. Солнце стоит высоко в небе. На лице девочки чёрные тени. Глазницы, подбородок под нижней губой и правая сторона лица, обращённая к воде, закрыты чёрными тенями. Ключицы резко выдаются из плеч. Плечи напряжённо сдвинуты в противоположную тяготению сторону. Рёбра девочки выдаются из груди. Живот девочки впадает за грудную клетку. Пах девочки поднимается выше уровня живота, солнечное сплетение растянуто от рёбер до паха. Ноги девочки лежат не ровно. Колени сгибаются и икры напряжены. Одна ладонь упирается в песок, спускаясь с высоты запястья обездвиженным сочленением. Вторая ладонь утопает в воде, пальцы движутся вместе с волнениями воды. Издалека нельзя сказать, девочка лежит на песке или мальчик. Дальше на раскалённом песке постелены полотенца. Девушка лежит на полотенце. Волосы девушки вьются, волосы сухи и окружают голову вьющимся потоком. Глаза девушки закрыты. Голова повёрнута в сторону. Глаза закрыты от яркого солнца. Девушка смотрела в сторону, пока решала в каком направление будет следующее её движение. Девушка опирается на локти. Полотенце образует складки. Края полотенца засыпаны песком. Локти утопают в песке, но в определённый момент твёрдо останавливаются, натягивая ткань и образуя складки. Две груди девушки расходятся в стороны из-за раздвинутых плеч. Бёдра не стройны. Слабый живот образует складку и нижняя часть выдаётся толстым бугром. Рядом, ногами в другую сторону лежит вторая девушка. Согнутые в сторону колени уходят за голову первой девушки и касаются её плеча. Ещё в стороне на песке лежит маленькая загорелая девушка с короткими волосами. Сжатые ягодицы девушки покрыты песком. Рядом на полотенце лежит девушка с огромным, раскинувшимися далеко во все стороны волосами. Девушка, закрывает лицо локтем, локоть бросает обширную чёрную тень, закрывающую всю шею. На мягком животе девушке видны две полосы от складок.
Телегин остановился. Посреди листа чернел длинный столбик текста. Телегин был охвачен сосредоточенным напряжением. Телегин был недоволен окончанием текста. В описании девочек была непоследовательность. Но Телегин убеждал себя в том, что последовательность не имеет значения для выразительности. Телегин убеждал себя в том, что в этой непоследовательности есть правдивость воспроизведения распределения внимания. Телегин спросил себя, что он собирается делать теперь. Телегин ничего не хотел. Состояние Телегина становилось мучительно. Телегин снова задал вопрос, что делать. Телегин снова задал себе вопрос чего он хочет, но он знал, что повторяется то, что было множество раз и Телегину казалось, что после того, как столкновение с этим желанием пройдёт, исчезнет страдание.
V
На подоконнике лежал пустой картонный пакет в тёмных пятнах протёкшей крови, разорванный пополам кожаный кошелёк с выставленными вверх зубьями застёжки, обломок стекла с присохшей фотографией и пустая бумажная коробка из-под безопасных лезвий. На фотографии женщина в полосатом платье ниже колен с тетрадью, двумя изгибавшимися по складкам листами и картонкой для скрепления заметок, с карандашом, вложенным между безымянным и средним пальцами, с щеками, полным подбородком и губами, круто расходившимися друг от друга, с зачёсанными назад волосами, закрытыми белым чепцом, стояла у грифельной доски с крохотными огрызками мела, выстроенными в ряд. Окно было покрашено так, что белая краска прерывистыми захлёстами покрывала стекло у рамы. Нижняя часть окна открывалась вверх по планке, доходившей почти до верха оконного проёма. С конца свёртка занавески свисал шнур с кольцом. Чёрная круглая тросточка, подставлявшаяся под нижнюю часть окна, стояла наискось, опираясь на верхнюю сторону нижней части окна и на проём в стене.
Из оконных щелей дул ветер. Телегин достал бумажный скотч. Телегин убрал хлам с подоконника. Телегин затолкал вату в щели окна. Телегин заклеил щели окна скотчем.
Опровержение сомнения. Связь определённой осмысленности из законности и представление подсознания об осмысленности через невозможность допущения бессмысленности. Необходимо поставить всё на ноги. Причина осмысленности законности. Развитие требований сознания. Сознание определяет, что должно решать на основании закона, относительно условий действительности. Это беспомощно. Это ничего не значит без утверждения о стремлении сознания избежать бессмысленность. Если жизнь бессмысленна, смерть осмысленна. Отсюда осмысленность неизбежности. Бытие неизбежно. Если жизнь бессмысленна и бытие неизбежно, бытие бессмысленно. Если осмысленность есть то, что необходимо делать, то неизбежность есть осмысленность. Бытие не есть бессмысленность, если бытие есть неизбежность. Есть условия истинности. Если закон воплощается в наблюдаемых событиях действительности, он соответствует истине. Что есть действительность для вопроса об осмысленности. Подсознание есть условия действительности для вопроса об осмысленности. Что есть закон осмысленности. Что есть наблюдение осмысленности неизбежности. Наблюдение есть природа относительности вопроса об осмысленности. Есть наблюдение. Закон из наблюдения есть осмысленность законности, но не неизбежности. Сознание может выдвигать бессмысленные решения. Но закон неизбежен для явления действительности. Неизбежность из стремления подсознания к тому, чтобы избежать бессмысленность. Законность осмысленности неизбежна потому, что осмысленность есть условие жизни. Есть наблюдение и закон. Действительность есть подсознание. Подсознание стремится избежать бессмысленности. Законность осмысленности неизбежна. Осмысленность неизбежности есть истина.
VI
Очки лежали на столе справа от раскрытой тетради. Телегин взял очки. Поднёс их к лампе. На линзах была пыль и следы от пальцев. Телегин протёр очки куском ткани. Снова поднёс к лампе. Линзы оставались грязными. Телегин вышел на лестницу. Верхний лестничный пролёт выходил на второй этаж послевоенного деревянного дома. На пролёте было три двери. Из средней двери шёл пар и пахло мылом. Деревянные перила, затёртый лак, скрипучие ступени, всё пахло смрадной старостью. Телегин спустился на первый этаж. Справа от лестницы была дверь в коридор. Направо и ещё раз направо была дверь в кладовку. Узкая низкая дверь открывала маленькое помещение с одной лампой, полностью забитое вещами. На полке перед глазами Телегин лежала чёрная, не закрытая до конца коробка, в которой лежал толстый стеклянный шприц, не дававший крышке встать на место, и четыре цельнометаллические иглы, русские буквы на крышке выстраивали эмблему, большая тонкая Л, Под нею в тех же пропорциях тонкая М и посреди них маленькая З. Слева от коробки лежала большая толстостенная лампа, за ней старый термометр с пробковой затычкой, ещё дальше в глубине полки лежали весы с крюком и пружиной, полупрозрачная коробка с несколькими толстыми иглами, длинная не вскрытая коробка с белыми свечами, ещё свечи, кожаный кошелёк. Телегин искал спирт. Внизу на полке стояли коробки с медикаментами. Коробки высились, закрывая друг друга, просунуть руку в глубину полки было практически невозможно, спирт был налит в склянку из-под духов. Телегин попытался достать стерилизатор, крышка была закрыта не до конца, бинты выталкивали её наружу, крышка стала теснить коробки, Телегин вернул крышку на место и второй рукой удержал падавшие банки. Телегин снова взглянул вглубь полки. Склянки со спиртом не могло быть на полке. Под полками у деревянного столба, к которому сходились полки стоял старый сломанный стул. Телегин достал этот стул из другой кучи хлама большое время назад и собирался починить. В сломанном виде он представлял из себя спинку на двух ножках, прислонённое к ней сидение с выбитыми наполовину из пазов передними ножками, одна перемычка между передними и задними ножками торчала из паза в передней ножке, вторая лежала на полу напротив сидения. Телегин поднял обломки стула к себе. Телегин поднял сидение к пазам в спинке. Сидение было обито кожей. Кусок чёрной кожи выбился из-под доски, ограничивавшей кожаный бугор. Из-под кожи виднелась белая шерстяная обивка. Телегин поднял перемычку, вставленную стороной в переднюю ножку. Телегин оттянул выступ на сидении из паза. Выступ на перемычке неровно входил в паз на спинке с ножками, тёрся и скрипел. Телегин стал вставлять перемычку с другой стороны. Перемычка лежала на полу. Телегин вставил сбитый и изогнутый тонкий выступ в широкий рассохшийся паз, вставил выступ перемычки с другой стороны, выступ сидения был сдвинут и упирался в ножку спинки ниже паза, Телегин подвинул выступ, стал вбивать оба выступа в пазы, выступ перемычки застыл в пазу. Телегин достал перемычку назад, выступ сидения вывалился вместе с перемычкой. Телегин перевернул перемычку, узкий изогнутый выступ вошёл в узкий паз, тёмная грязная сторона перемычки встала сверху, чистая сторона снизу. Телегин вставил выступ сидения в паз спинки, забил все выступы на место, Стул стоял нетвёрдо, на плоских расщеплённых выступах была выбита щепа от гвоздя, гвоздь, на котором держался выступ, торчал в пробоине выбитой щепы.
Как исключить грязь и разложение. Ничто не исключает грязь и разложение. Смерть исключает грязь и разложение. Дело как предсмертное дело. Наслаждение предшествует смерти. Дело есть единственное спасение, дело стоит над наслаждением. Наслаждение есть беспокойство. Наслаждение есть беспокойство бессмысленности. Осмысленно то, что даёт спасение. Смерть не ставит дело над наслаждением. Дело становится над наслаждением через утверждение требований подсознания, не как производных неизбежности бытия, но как неизбежности условий бытия. Каково место наслаждения. Наслаждение есть неизменное воспроизводство необходимости. Есть время для решения о деле. Время для решения о деле требует осмысленности. Время для решения избавляется от грязи разложения осмысленностью дела для спасения. Спасение осмысленности есть время для дела.
Телегин спустился на первый этаж. Дверь из прихожей вела в сени. В прихожей пахло старостью и гнилью. В сенях пахло трупом. Телегин снял ключи от гаража с крючка под подоконником. Телегин вышел во двор. Ключ было необходимо заводить в скважину не до конца, требовалось нажать на дверь, чтобы ключ вошёл во внутренности замка на своё место. В гараже на полу лежали доски, кусок дивана, железные трубы, огромное железное ведро, напоминавшее кусок цистерны, все полки и все стены были промаслены, черны и покрыты толстым слоем гнилой пыли. У противоположной стены лежал на боку верстак, дерево было ещё светлым, на столе стояли два механических точила, массивные стальные основания удерживали огромные диски точильных камней. На столе у левой стены лежали горой трубы, краны, куски жести, разрезанные пополам канистры из-под машинного масла, заполненные болтами, шайбами, винтами и подшипниками. Телегин наклонил несколько банок из-под краски, выбрал несколько коротких тонких гвоздей. У тисков на краю стола под сваренным уголком, клещами и тёмно-зелёными очками для сварки лежал небольшой старый молоток с отбитым куском головы.
Да, но что теперь. Теперь необходимо писать. Шихта и домны.
Телегин почувствовал, что не хочет писать. Телегин почувствовал, что ничего, что он хотел бы ожидать, ему не предстоит. Телегин представил себе безрадостность предстоящих часов.
VII
Телегин смотрел на Менины. Что значат Менины. Менины значат, что придворный портретист изображает не толстых монарших отпрысков у портьеры, а грязно-серую залу с подрамником. Маленькая светловолосая девочка с отцовским подбородком стоит в портретной позе. Фрейлина подносит инфанте, которая долго стоит на одном месте, кувшин, предназначенный утолить её жажду. Веласкес просит позировать фрейлину и вторую фрейлину, затем он пишет карлицу, карлика и старого пса и затем по памяти две взрослые фигуры в темноте. После карликов Веласкес пишет самого себя за фрейлинами. То, что он пишет, стоя за фрейлинами, есть королевская чета, отражённая в зеркале. Веласкес насилует и зеркало. В “Ткачихах” Веласкес изображает простолюдинок. Веласкес отказывается от папской милости, подтверждая преданность испанскому престолу. Веласкес получает придворную должность и достигает самого верха достижимой знатности. Быть при короле есть предназначение идальго. Веласкес пишет кривоносых придворных, но пишет придворных карликов. Наконец, Веласкес в молодсти писал бодегонес и видел Караваджо. Не Рибера первым написал святого за трактирным столом в трактирной тряпице, а Караваджо. Караваджо пишет в кабаке, для того чтобы поражать мертвенностью Христа и непосредственностью выражения картёжника. Рибера пишет уличных стариков, для того чтобы написать подлинное страдание. Рибера пишет толстомордого чревоугодника. Объедки перед чревоугодником и есть мёртвый Христос. Веласкес не пишет Христа в трактире, он пишет трактир. Что значит это нагромождение фигур. Это значит, что Веласкес смотрит на эти фигуры. Это значит, что Веласкес показывает то, кем он окружён. Веласкес изображает тех, кто сгрудился перед подрамником. Что значит для него эта груда. Что значат дети и карлики. Дети и карлики смотрят на работу Веласкеса. Дети и карлики окружают Веласкеса, пока он работает. Но кто они Веласкесу. Они чужды Веласкесу. Это надгробие. Веласкес пишет о всей своей жизни. Всю жизнь он писал испанский двор и всю жизнь был окружён менинами.
VIII
Телегин потянул за ручку. Деревянный стёртый столб слегка повернулся в бронзовых основаниях. Огромная дверь открывалась тяжело. Телегин сделал шаг, но остановился для того, чтобы с усилием отворить дверь до конца. Вестибюль предваряли ещё две остеклённые двери. Телегин открыл дверь шедшим навстречу плосколицым девушкам с жизнерадостно прищуренными эпикантусами, так что оказался прижат к стене. В вестибюль вела невысокая лестница из нескольких ступеней. По сторонам от лестницы высились перегородки помещения для записи и получения читательского билета, направо стойка и шкафы гардероба. Телегин подошёл к окошку дежурного. Телегину выдали контрольный лист и указали на турникет. Телегин сдал пальто в гардероб. У турникета за стойкой сидела женщина в форме. Читательский билет не распознавался турникетом. Женщина посоветовала обратиться в окно записи и поменять устаревший штрих-код. Женщина в окошке дежурного увидела Телегина возвращающегося от турникета, спросила об устаревшем штрих-коде, спросила билет, пощёлкала чем-то в темноте окошка и вернула билет. Телегин прошёл через турникет и повернул налево. Телегин прошёл в холл за остеклённой дверью с левой стены вестибюля. По сторонам холла находились две двери, Телегин не мог прочесть надписи на дверях. Телегин повернул на лестницу. Придавленный затёртыми и блестящими прутами высокий ковёр потемнел и топорщился. На втором этаже лестница выходила в высокую залу с дверьми по обе стороны и старушкой-консультантом под высокими окнами и горшками с пыльными цветами. Старушка поставила печать на контрольном листке. В зале рядами стояли столы, напротив них за балконом галереи, окружавшей зал, шли шкафы с каталогами. Телегин сел за старый монитор с огромными буквами поисковой системы. Телегин принёс список книг. В каталоге были книги двух авторов - Гессена и Кабо. Телегин пробил “История рабочего класса” и “быт рабочих”. Телегин достал стопку серых тонких листов требований на стойке, перегораживавшей углом весь зал под окончанием галереи. Телегин заполнил требования для четырёх книг. Н.А.Критская “Жизнь и быт рабочих Франции” 1924 г, Н.А.Критская “Жизнь и быт рабочих Германии” 1927 г, Е.О.Кабо “Очерки рабочего быта” 1928 г и А.Николаенко “Краткая история рабочего класса в России” 1926 г. Телегин спустился в вестибюль. За дверью после дежурного находилось небольшое тёмное помещение со спуском в подвал, закрытым проходом на лестницу и аркой в поворачивавший налево коридор. Окна в коридоре были закрыты решётками, под потолком протянулся огромный вентиляционный короб. За коридором шло помещение с высоким потолком, перед стенами стояли застеклённые столы с брошюрами, на крышках висели маленькие зелёные замки. Из помещения налево поворачивал длинный узкий коридор, пол был устлан паркетом, у несущей стены перед нишами между паркетных досок лежали выступами каменные плиты и на паркет был положен красный ковёр. К низкому потолку были подвешены люстры, на правой стене висели фотографии, в нишах стояли застеклённые столы со старыми раскрытыми книгами в кожаных обложках с затворами. Стены были забиты резными деревянными панелями. На фотографиях мелькали, помещение с глобусом, статуя Вольтера, Александр I, академики и социалистическая архитектура. За коридором следовало ещё одно помещение с низким потолком аркой и направо выход в холл с лестницей. В холле справа стоял огромный зеркальный короб с дверями и карнизом, слева к стене были подвешены каменные плиты с арабесками, осколок над двумя плитами лежал между коротких железных прутов. Телегин повернул на лестницу. Лестница поворачивала налево, на стенах пролёта были подвешены каменные плиты с латинскими надписями и кусок капители. На втором этаже зала была значительно меньше, чем в крыле с вестибюлем. Телегин повернул на огромную фотографию Ленина. Дверь в зал была распахнута. Вход находился в части залы с низким потолком и две двери расходились под углом. Дверь налево вела в зал с бесконечными шкафами и отдельными ящиками, заполненными карточками выходных данных. В зале почти все столы были заняты. Огромные своды были освещены зарешёченными окнами и громадными люстрами. У окон на сводах обвалилась штукатурка. У противоположной стены, над галереей стояли шкафы, шкаф венчали часы, циферблат которых был для Телегина черным пятном. Телегин прошёл мимо крайнего справа стола. За столом сидел бородатый старикан, напоминавший крестьянина, готового дать по лбу сыну через стол деревянной ложкой, со стопкой из двух десятков книг. Телегин подошёл к стойке и отдал требования. Книги приносились к четырём часам. У Телегина был час. Телегин спустился вниз, прошёл через коридор, вышел в вестибюль, прошёл в холл, слева находилась дверь в журнальный зал. Телегин спросил два последних номера НЛО. Телегин сел перед окном. Перед окном была поставлена кованная решётка с ветвями и цветами, слева на полках стояли рядами громадные старые тома, над шкафами находился балкон и снова шкафы. По истечении часа Телегин вернулся в читальный зал. Женщина за стойкой подняла три книги, переспросила сколько требований было предъявлено, ушла за перегородку и вернулась с четвёртой книгой. Телегин открыл “Жизнь и быт рабочих Франции”. На форзаце черный рабочий с напряжённой шеей смотрел в неопределённом направлении. За форзацем следовал карман с карточкой и библиотечная вклейка, на стойке за форзац была заложена закладка с номером читательского билета. Телегин прочёл предисловие. Критская жила какое-то время во Франции. Критская возмущалась угнетением рабочего класса. Критская рассматривала быт углекопов, металлургов и ткачей. Телегин открыл оглавление. Первая глава о быте рабочих угольной промышленности, вторая о рабочих металлургической промышленности. Критская описывала Па-де-Кале. Рельсы, сараи, горы угля, заводские трубы. Критская описывала спуск в шахту. Из шахты вырываются тёплые пары пропитанные запахом гнилого дерева, платформа дёргается и останавливается. Критская описывала труд крепильщиков. Владельцы шахт требовали от крепильщиков вынимать брёвна из выработанных шахт. Крепильщикам на голову сыплются камни, когда они долбят породу, крепильщики надевают шапки из толстой обувной кожи. Критская писала “поранения”. Критская ещё писала “эксплоатация”. Между букв чернели полоски просочившейся сквозь литеры типографской краски. Критская описывала процесс образования каменного угля, труд забойщиков и коногонов. Во второй главе Критская описывала процесс пудлингования, перевозку вагонеток со шлаком и прокатные валы. Телегин прочёл сорок девять страниц до конца второй главы. “Жизнь и быт рабочих Германии” была ещё тоньше, в ней приводились только статистические данные изменения заработной платы и рабочего движения. В предисловии к “Краткой истории рабочего класса в России” было честно написано, что это не история рабочего класса России, а история рабочего движения России, Телегин отложил краткую историю. “Очерки рабочего быта” были самой широкой и толстой книгой с обшитыми углами и полосами кожаных выступов на корешке, картонная обложка была ярко зелёной, выгибалась наружу и блестела. Телегин прочёл об истории рабочей семьи. Отец, старый партиец, грубит невежественной жене. Старший сын успешно заканчивает школу. Под потолком висит люлька с девочкой Розой, названной в честь Розы Люксембург. Телегин открыл главу о питании. В главе констатировалось, что питание в общественных столовых дороже и менее сытно, чем домашняя стряпня. Телегин открыл главу о домашней утвари. В главе говорилось, что утварь есть самая гибкая часть семейного бюджета. Телегин читал в течении двух часов. Телегин вложил закладки за форзац и сдал их на стойку.
В голову Телегину приходили мысли, которые мучили Телегина, но, осознавая невозможность скорого избавления от страдания, Телегин забывался за работой.
IX
Телегин поднялся из тёмного зала по лестнице в переход между зданиями. Справа стояли урны и саркофаги, слева огромная мозаика полукругом. Телегин надел очки и всмотрелся в кусок плиты на стене справа от дверей в красный коридор. Верхняя часть обломка была сколотой наискось тогой в глубоких грубых складках, перед тогой ниже выступала поверхность, которая должна была обозначать передний торец колесницы. На верху полукруглого выступа шла окантовка, посреди выступа была стёрта широкая ветвь, с ближней стороны на выступе находилась сбитая львиная морда в медальоне и в глубине за извивавшимся толстым ремнём с желобом целая львиная морда с открытой пастью, за выступом торца колесницы на осколке плиты оставались сбитые клоки шерсти, под колесницей выступали рёбра львицы или вола, у самого края плиты торчали три маленькие груди с сосцами и три груди, заходившие за плоскость плиты, на львице была надета упряжь и морда сбита до уха. Позади лап были выбурены завитушками клоки шерсти. В коридоре по стенам висели плиты с саркофагов и надгробий. Телегин остановился у барельефа с Митрой, убивавшим вола. Митра умиротворённо смотрел на зрителя, пока всаживал нож в бычью шею. После коридора лестница спускалась в залу из которой выходило две двери. В зале за левой дверью находился римский портрет. Телегин остановился перед портретом Люциллы, дочери Марка Аврелия. Люцилла потерянно улыбалась. Волосы грубо вились одинаковыми волнами в высокой причёске. На щеках было множество неглубоких выбоин. Посреди прямого носа растянулась широкая гипсовая полоса. От полосы ответвлялась широкое пятно уходившее к концу носа, расходившееся двумя трещинами, отделявшими кончик носа треугольником, меж ноздрей на хряще виднелась широкая трещина, заполненная гипсом. От загнутой крылом правой стороны полосы на носу отходила трещина спускавшаяся вниз и сгибавшаяся углом, дальше от изгиба уходила ещё одна трещина, откалывавшая маленькую левую ноздрю. На шее виднелся осколок, окружённый округлой гипсовой пломбой, изгибавшейся и уходившей лозой по шее за затылок и кончавшейся большим гипсовым включением крутой дугой огибавшей малую дугу трещины. Тога собиралась на плечах парными заколками. В зале стояла статуя Юпитера, воспроизводившая работу Фидия. Телегин прочёл пояснение, напечатанное на огромной картонке и сложенное стопкой в углу залы. В пояснении было написано, что статуя Юпитера была найдена в ходе раскопок на вилле императора Доминициана Дженкинсом в области Кастельгандольфо возле озера Альбано, впоследствии статую приобрёл маркиз Джан Пьетро Кампана, Кампана был невоздержен в своей любви к искусству, был осуждён за растрату, коллекция пошла с молотка, часть пошла в Лувр, часть в Эрмитаж. В следующем зале, кроме скульптур стояли застеклённые столы с камеями и монетами. Телегин остановился у камеи с Силеном на Осле, тут же был Гермафродит с эротами, и сатиры, и менады, и жертвоприношение приапу, изображённому еле различимой фигуркой безногого истукана на постаменте. Монеты были маленькими золотыми статутами, ещё более маленькими серебряными драхмами и большими серебряными тетрадрахмами. В следующем зале Телегин остановился перед портретом старого римлянина. Старик самодовольно кривился. Глазные впадины были глубоки и между веками и надбровными дугами чернела щель. Нос был отколот длинным и округлым куском, осколок был грязен и тёмен. Щёки были в двух глубоких складках. По правой стороне лица шла длинная трещина, под шеей находились две складки, трещина входила между складок и прерывала расширение впадины, заворачивая округлое её окончание. Шея была сколота и меж трещин светлели полосы гипса. В том же зале в углу стоял бронзовый портрет римлянина. Римлянин имел утомлённое и несчастное лицо. Глазные впадины были прорезаны и чернели двумя миндалевидными отверстиями, анатомия века была условной из-за необходимости разреза и плоскость торца стенки полой отливки светлела по краям впадин. На лице во множестве виднелись выбоины и напластования с кратерами и маленькими отверстиями. Борода, покрывавшая большую часть лица, была изображена противолежащими друг другу сходными клоками. В следующей зале стояли два почти одинаковые бюста Антиноя, возлюбленного Адриана, тут же стоял и портрет его печальной жены. В следующем зале в витрине стояли и были подвешены к сукну бронзовые скребки, светильники, зеркала и чаши с цепями. Там же стояли несколько небольших бронзовых торсов с кольцами за спинами, подозрения Телегина подтвердил список на сукне, торсы воспроизводили образ Антиноя. Телегин прошёл через залу с греческой вазописью. В следующем зале Телегин остановился перед саркофагом из Мермекии. Саркофаг представлял собой выдолбленное в цельном куске мрамора основание со стенами чуть меньше высоты человеческого роста. На стены была поставлена крышка. На основании в желудях, пережатых кольцами валиках и перевёрнутых соцветиях между выбуренных сверлом, волновавшихся, распускавшихся и сходившихся листов и ветвей рычали и выли львиные и кабаньи морды. Передняя стена была большей частью выбита. С правой стороны плиту удерживали побитые блоки, скреплённые железной скобой. На невысокой кладке высился почти целый блок, поставленный колонной и более крупный, но разбитый кверху кусок мрамора. Дальняя стена высилась только на пол высоты, посреди стены лежал узкий обломок. С левого дальнего угла стены не касались плиты, её поддерживал совершенно целый блок мрамора, такой же стоял у левого ближнего угла, стены касались плиты сохранившимся куском карниза только с левого ближнего угла. На фризе вились виноградные лозы и широкие виноградные листья поднимались и опускались вслед за изгибами лозы. Плита была ложем, с краю выступал край подушки, безглавая полулежащая фигура с куском бороды держала за плечо безглавую женщину с изуродованной кистью. Ложе было перехвачено четырьмя полосами орнаментов из лоз, по бокам ложе упиралось в основания с соцветиями. Блоки были скреплены железными прутами. Между передним и задним прутом был положен подвязанный тонкой стальной проволокой железный уголок с маленьким куском передней стены. На куске оставалась безликая голова в кудрях и приставленный к голове слева конец длинной слегка изгибавшейся вверх трубы. На левой стене в окружении тог сидела разбитая фигура старика с отверстиями глазных впадин, державшая себя одной рукой за край тоги, а кисть второй засовывавшей за предплечье. На задней стене оставались две эротовы ножки и гигантские плодовые гирлянды с бесформенными надрывами шишек и лоз. С левой части стены оставались чуть выше колесо, край колесницы и эрот с отбитым лицом. От правой стены остались только две задние ноги с копытами. На передней стене фигуры в изрытых трещинами тогах стояли и сидели, предаваясь с каждой фигурой всё большему разрушению. Телегин прочёл табличку. На табличке значилось, что на передней стене изображён Ахилл в окружении дочерей царя Ликомеда, на левой стене спор Ахилла и Агамемнона, на правой стене Ахилл и кентавр Хирон. Телегин был охвачен тревогой, но теперь уже не позволял себе даже возвращаться к мыслям, которые вызывали тревогу, опасаясь, что вместе с усталостью они ниспровергнут его на самое дно страдания.
X
Телегин спустился на первый этаж. Телегин не знал который час и что ему делать. Телегин не остался стоять, пытаясь сосредоточится. Телегин вспомнил, что у ботинка оторвался изношенный шнурок. Телегин стал открывать дверь в сени. Мысль об оторванном шнурке прервалась и Телегин осознал, что не знает что делать. Телегин не смог ответить на вопрос. Телегин искал ответ и в голову Телегину пришло только нетвёрдое намерение писать. Телегин вспомнил о намерении писать не потому, что хотел писать, но потому, что Телегин помнил как доказал необходимость писать. Телегин не задавал вопроса о том, что хочет. В голову Телегину не пришло опровержения очевидным образом беспомощного утверждения о необходимости писать. Писать для Телегина было невозможно не потому, что для него была очевидна бессмысленность писать. Телегин открыл дверь, чёрная кожаная складка выпрямилась трубой около края двери, поток воздуха опрокинулся назад и сзади громыхнула дверь, Телегин посмотрел на дверной косяк там, где чернела дыра вырванного замка, дерево всегда было стёрто и разбито, теперь рядом с железной дырой виднелись не почерневшие уступы новых щеп. Ботинки стояли на крышке алюминиевого бидона. Один ботинок опрокинулся набок между ручкой бидона и крышкой, уходившей дном под края горла бидона, один высился, наискось опираясь на плоскость ручки и сложенного затвора. На левом ботинке была с боку и спереди оторвана подошва. Некоторое время назад Телегин пробил край подошвы, выходивший в сторону и прошитый толстой ниткой, шилом и завязал подошву в двух местах медной проволокой. В голову Телегину приходило, что есть дело, которое является для него верным источником наслаждения. Всё, что было вне этого дела должно было быть неверным источником наслаждения. Телегин вспомнил свой вывод о том, что единственное дело, которое способно дать человеку основание бытия есть дело труда. Телегин стал развивать свой вывод в голове, объяснив утверждение об исключительности дела неизбежностью закона о необходимости способности существовать для всего, что существует. Телегин представил себе снова так как представлял всегда некоторое явление, которое способно существовать. Явление находилось в черноте, в которой действовали законы бытия, явление сначала было хищником, затем растением. Корни растения удерживали растение в бытии. Телегин проговорил закон снова. Существовать способно только то, что способно существовать. Телегин почувствовал, что то, как он проговорил закон, прозвучало бессодержательно, но продолжил представлять себе смысл закона. Всё, что является содержанием явления должно быть отражением необходимости существовать. Телегин вспомнил животное, животное добывает себе то, что необходимо для сохранения тела животного. Телегин не представил себе данное животное, но само утверждение. Телегин представил себе камень, камень не добывает бытие, но есть существование тела как таковое. Явление в черноте одновременно стало хищником, растением с корнями и длинным камнем, лежащим на боку. Телегин привёл мысль к тому, что человек добывает бытие делом. В голове Телегина наслаждение дела было наслаждением после создания. Телегин не отвечал себе, что дело невозможно. Телегин осознавал, что находится в состоянии в котором дело не способно удовлетворить поставленные требования.
XI
Телегин слушал вторую партиту для виолончели. Телегин знал трёх скрипачей: Ойстраха, которого выпускали заграницу, чтобы показать, что в СССР нет антисемитизма, Хейфица, который играл в Тель-Авиве Рихарда Штрауса и которому за это разбили руку железным ломом и Менухина, которого мама назвала Иегуди, после того, как им с отцом, евреям, отказали в продаже квартиры и который играл перед освобождёнными заключёнными Берген-Бельзена. Телегин смотрел урок Хейфеца. Хейфец требовал от юного служителя Аполлона играть чакону как медленный танец в одном темпе. Крутобровый курос сыграл чакону в одном темпе. Хейфец стал делать пометки в партитуре выделяя ноты, которые следовало играть более связно или раздельно. Хейфец посоветовал сыграть вибрато в последней части. Телегин поставил чакону в исполнении Хейфеца. Перед началом записи Хейфец с сократовским выражением внешней скромности, которая сознательно воспроизводится как недоразумение, и через внешнюю скромность непоколебимого самодовольства, остроумно крякнул что-то человеку за камерой. Хейфец смотрел в сторону, смотрел на гриф, закрывал глаза, смотрел в сторону, смотрел вперёд, делал лирическое выражение, делал сосредоточенное выражение, снова смотрел на гриф, в сторону и закрывал глаза. Хейфец играл со сдержанным достоинством. Хейфец стал играть арпеджио с диминуэндо, показывая безупречную ловкость. Телегин поставил диалог Менихина с Гульдом о фантазии Шёнберга. Гульд говорил, что фантазия написана с вниманием к звучанию инструмента. Менухин говорил, что в фантазии нарушается использованная и известная слушателю система знаков. Гульд говорил, что Менухин должен признаться, что не любит Шёнберга. Менухин говорил, что уважает знание Гульдом Шёнберга и рад играть с ним Шёнберга из уважения к его знанию. Гульд говорил, что в фантазии использовано противопоставление форте и пиано за невозможностью противопоставления тонального и атонального. Менухин говорил, что значение совокупности нот не в их звучании, но в их соответствии и противоположности известному жесту. Н поставил чакону в исполнении Менухина. Менухин играл чакону мученически. Телегин спрашивал себя, является ли Менухин человеком, испытывавшим то, что испытывал Телегин. Менухин говорил, что его карьера развивалась сама собой. Менухин говорил, что в молодости рыдал в подушку. Менухин играл с закрытыми глазами. Менухин отрывал смычок от скрипки, опускал смычок, сосредоточенное, несчастное выражение сохранялось на его лице, Менухин поднимал взгляд на публику, Менухин смотрел на публику не отдавая себе отчёта в её бушующем восторге в состоянии, которое казалось требовало покоя и осмысления, таком состоянии, которое могло возникнуть после осознания совершившейся, неисправимой и неизбежной лишённости опоры, страдание утраты которой ставило обессиленного мученика перед фактом его обречённости, связанной с безусловностью необъятности и первостепенности знания о конечности жизни. Телегин поставил Мильштейна. Восьмидесятишестилетний Мильштейн моргал и выглядел так, будто играет между делом. Мильштейн играл с силой. Посреди чаконы Мильштейн слабо улыбнулся развивавшимся радостным порывам. Мильштейн играл неповоротливо и степенно в течении громогласных страдальческих каскадов и торопливо в течении молитвенных стенаний. Телегин поставил Перлмана. По лицу Перлмана катился пот. Перлман дёргал лицом. Перлман извергал чакону в исступлении от величия божественного всемогущества. Телегин задавал себе вопрос, что значит чакона. Телегин слушал чакону с начала. Бах не выражал переживания страдания для слушателя. Переживания страдания Баха не были для Баха главным и единственным содержанием мира. Бах выражал предельное величие. Бах не воспевал предельное величие. Предельное величие было необходимо для обращения к богу. Бах обращался к богу с воплем беспомощности. Бах не обращался к богу с выражением нужды в наставлении божественной длани, изнеможения и жажды благоденствия. Бах взывал к богу из глубины. Бах умолял услышать его мольбы. К богу взывают из глубины тогда, когда бога нет. Бог молчит. Бах взывает о боге к безжизненной самодавлеющей беспредельности. Бах взывает само предопределение о мученических истязаниях необходимости бога, который услышит из глубины. Бах обращался к богу с молитвой исполненной предельной возвышенности через предельное величие дела. Бах обращался к богу с той степенью духовного подъёма, которая была ему доступна. Бах не искал величия. Раб божий склоняется перед богом отцом в смиренном коленопреклонении. Подлинный ценитель дела Баха для Баха есть бог отец. Ценитель дела Баха мёртв. Бах взывает к тому, в жертву кому приносит себя самого и находит то, что есть не для себя, но есть для смерти небытия, для которого Бах есть так, как он есть для смерти небытия. Бах впадает в состояние высшего духовного подъёма от осознания величия творения и предельности всеведения того, кому жертвуют беспредельность. Бах возносит свой дух и возвращает веру. Бах обессилено перебирает в голове произнесённые воззвания и впадает в благоденствие. Благоденствие дано свыше. Благоденствие дано для того, чтобы впасть в него в полном смирении молящегося раба божьего. Бах в умилении припадает к распятию. Бах обрёл веру и плачет о страдании, которое пережил. Бах останавливается. Бах возвращается к вознесению духа. Бах хочет ещё укрепить свою веру. Бах возносит дух снова. Бах возвращается к мольбам покинутого раба божьего.
XII
Телегин взял в руки Плутарха и стал изучать последовательно первые страницы, тяжёлую тёмно-зелёную обложку с тиснённым свитком, оливковыми ветвями и огромной золотой капителью названия, форзац со следами тиснения и тёмно-жёлтым прямоугольником клея, мягкую грубую пустую страницу, греческий и русский титул и выходные данные на тонкой гладкой бумаге. Телегин стал читать жизнеописание Ликурга. Законы Ликурга напоминали преобразования ранних большевиков, также веяло духом свободы и также общественное благо обращалось в унизительное закабаление. Телегин оторвался от чтения. Телегину пришло в голову, что нужно решить, что делать после Ликурга. Телегин пытался найти то, что он не решил и что было источником разлада его мыслей. Телегин почувствовал, что содержание его дела более не связывается у него в голове с целью осуществления дела вовне. Телегин снова представил себе на мгновение жизнь наполненную осознанием полного обращения вовне, запечатление каждым усилием того, что необходимо оставить после себя. Телегину показалось, что он не сознаёт такой основы целеполагания. Телегин помнил, что доказал бесплодность стараний полного обращения вовне, человек оставался для Телегина целиком и полностью животным. Телегину казалось, что в его целеполагании нет того же нравственного фанатизма, который Телегин приписывал мудрецам и проповедникам. Телегин вспомнил то, что есть его жизнь. Всё, что было его целеполаганием имело целью оставить плоды труда после себя. Телегину казалось, что этим он не решил противоречия, но оставил мысль. Телегин снова вспомнил, что ему представилось, что книга в его руках более не даёт опоры труду, который можно осуществить перед человеком. Телегин стал вспоминать начатые книги и составил список книг, которые пригодных для обсуждения. Телегин решил продолжить читать. Плутарх описывал как юный лакедемонянин украв лисёнка, положил его за пазуху, и умер от того, что лисёнок разорвал ему кишки. Н вспомнил как давным давно описывал обмундирование каждого вида войск римского легиона. Телегин чувствовал, что и сейчас с наслаждением занялся бы таким описанием. Телегин уже стал представлять себе, как мог бы ввести в такое описание художественную полноценность. Телегин остановился и сосредоточившись сделал вывод, что вместе с разочарованием в чтении, которое потеряло связь с собственным назначением ценности для обсуждения, он перестал осознавать себя как человека труда. Проявление этого осознания: восприятие действительности с точки зрения того, что можно взять из этой действительности для произведения, проявившись впервые за длительное время обратились в знамение разложения сознания человека труда. Телегин решил, что необходимо сейчас же начать разрабатывать строение нового текста. Оставалось две страницы. Телегин дочитал до конца главы.
Бритоголовый голый тринадцатилетний мальчуган лежал за домом в высокой траве. Вся спина мальчугана была во вмятинах от соломы, постеленной в бараках, босые ноги черны до лодыжки и колени в запёкшейся крови. От мыслей о мясе живот стал гореть. Мальчуган почти ничего не видел из за травы. Отряд выбрал нового двадцатидвухлетнего ирена. Этот ирен почитался в городе лучшим наставником в беге. Он не был лучшим во всех состязаниях, но за его плечами было больше чем у кого-либо соревнований, в которых он был главным в отряде и руководил тренировками. Ребята выпытали у нового ирена историю о том, что в его отрочестве делали в его отряде, чтобы украсть пищу. Ирен долго отпирался, ссылаясь на то, что ему сделают выговор за не поощрение сообразительности и потакание безволию. Наконец один из старших мальчиков поспорил с иреном, что если не предложит затем сам лучшего способа, то будет мыть котёл до конца службы ирена. Ирен рассказал, как однажды отряд приготовил в сарае с дырявой крышей кучу кирпичей и пустил дыму, толпа сбежалась на дым и отряд вдесятером вынес всю снедь, которая лежала на общем столе. Мальчуган ждал дыма. В воздухе как будто был слышен запах, но это мог быть и дым от печи с похлёбкой для общественного обеда. Мальчуган лежал уже почти целый час. Наконец дым взвился над крышей. Мальчуган стал ползти по траве к ограде огорода. В окнах никого не было. Мальчуган перепрыгнул через ограду и побежал захлёбываясь по загородившим все дорожки рваным толстым листам. Мальчуган не видел где вход в дом, но через забор видел, что старая грязная женщина с корзинами оливок поднималась по крыльцу и была видна в окно, выходившее к забору. Нельзя было понять, села она или ушла внутрь дома. Мальчуган добежал до края стены и высунул голову за угол. Из соседнего дома, стоявшего дальше в глубине за крыльцом и на площадке, возвышавшейся над плоским вытоптанным двором перед домом, вышел старик и стал смотреть на дым. Убедившись, что дым идёт, старик, тихо выругавшись, пошёл за дом смотреть огород. Мальчуган рванул по ступеням крыльца. Перила были вкопаны в землю рядом с грудой камней. Крыльцо упиралось в голую стену с подпоркой под крышу, каменная площадка поворачивала к досками, лежавшим на тонких брёвнах, положенных поперёк и ещё на досках, под досками чернела тень, объедки и старая тряпка с белым уголком, попавшим под солнце. Перед досками стояли ещё перила и висели друг перед другом в беспорядке две огромные полосатые циновки. Мальчуган вбежал в дом. Из глубины послышались шаги, человек остановился. Мальчуган, не разглядывая коридор, рванулся влево в комнату, в которой видел старуху с оливками. Комната была пуста. Мальчуган задыхался, но старался дышать тише. В висках стучала кровь. В ногах чувствовалась слабость и одновременный страх быть униженным поркой за воровство и страх провалить начатое дело перед всеми охватывали мальчугана. В углу лежала груда перьёв и птичий помёт, мальчуган чувствовал запах сырого мяса, мальчуган поднял голову, под потолком висела сушёная рыба и коза без головы.
Телегин остановился. Телегин решил поставить Баха. Телегин поставил третью оркестровую сюиту, записанную Клемперером. Пожилой Клемперер дирижировал с отвисшей челюстью так, что казалось он извергает из своего нутра первозданный хаос в демоническом омертвении. В сюите были слышны ноты, схожие с Erbarme dich из Страстей по Матфею. Телегин вспомнил, как представил себе переживания Баха соответствующие любви, но любви к беспредельности. Телегина охватила тогда невыносимая тоска и неотвратимое чувство беспомощности. Теперь Телегин снова задумался о любви. Телегин сомневался, что в его состоянии возможна любовь. Телегин отвечал на сомнение, что у него есть безусловные ценности. Телегин представлял обладателя благодетелей, которые ценил Телегин. Телегину казалось нелепостью это представление и вместе с тем Телегин не чувствовал того обездвиживающего катарсиса влюблённости, который был ему известен. Телегин не мог понять, почему любовь связана с беспомощностью. Телегин представил себе не только обладателя благодетелей, но действительного человека, только частично соответствующего требованием Телегина и частично соответствующего своим ценностям и представил себе, что почитает и эти ценности, тогда чувство влюблённости обнаружило себя. Телегин спрашивал, в чём причина необходимости принять чуждые ценности и есть ли связь между этой необходимостью и беспомощностью и не находил ответа.
XIII
Телегин прошёл мимо чемоданов со старыми фотографиями. Рядом с чемоданами лежала подушка с протёртой дырой. Четыре маленьких пера белели на чёрном паркете. Телегин собирался выкинуть подушку, но не мог решится отдаться определённому занятию потому, что чувствовал полную неустроенность собственного представления о необходимом деле. Телегин встал у окна и посмотрел на ручку. Телегин не мог начать последовательное рассуждение, мысль о неразрешённой задаче поднималась в сознании, не находила закономерного начала разрешения, терялась с направлением внимания на внешнюю действительность и снова поднималась. Телегин впился взглядом в царапины, вмятины и пятна на затёртой латуни, ручка заняла в сознании место мысли о деле и Телегин с удивлением охватил её полностью взглядом, недоумевая, как мог не знать всё это время, как она на самом деле выглядит целиком. Телегин уже стал вспоминать, когда он брался за ручку, но вернул мысль к главному вопросу. Телегин снова стал искать, что есть первостепенный предмет повествования. Перечисляя исторические эпохи и человеческие занятия, Телегин сел на диван и взял со стола “Войну с Ганнибалом” Тита Ливия. В сознании Телегина смешались требования устроить собственную занятость и не терять времени и сосредоточенная осторожность общего целеполагания, и в минуту, когда очередное решение было представлено в своём воплощении и жалко потускнело, Телегин, как бы пытаясь понять, что у него перед глазами, прочёл первую строку. Спотыкаясь от неуверенных попыток вернуться к незавершённому решению, Телегин прочёл абзац и решил уже дочитать до предела, положенного к прочтению к концу шедшего дня.
Поле было покрыто жухлой однообразной порослью, пересохшей местами безжизненными свалявшимися снопами. Далеко вдали были разбросаны развесистые и плешиво суковатые деревья. Сзади поле переходило в резкий крутой скат, заканчивавшийся также широким ровным полем. У края обрыва росли низкие кривые деревья, между которыми редко торчали высокие засохшие стволы с выставленным метлой пуком ветвей на вершине. Одно дерево росло на поле под скатом и ветвь, круто изгибавшаяся в сторону от основного ствола, упиралась в крутой обрыв и стелилась по нему, вторая же ветвь совершенно опрокинулась на бок и росла, выставив крону в сторону.
Молодой солдат с длинным острым носом, скошенным слегка влево, узкими отвесными скулами, крутым тонким подбородком, зачёсанными висками и беспорядочно вившимися высокими волосами врезался киркой в сухой, глинистый, выдававшийся из заходившего в глубину от общего ряда, выступ, лежавший ниже сбитого к яме и осыпавшегося краем верхнего слоя почвы, переплетённого корневищами. Кирка попала между двух расшатанных, но глубоко уходивших в глубину выступа твёрдых концов остро переломанных корней. В яму осыпалась только та часть почвы, которая была задета киркой и нижний корень обнажился, ещё в два раза удлинившись. Молодой солдат не выглядел уставшим, сдвинув брови, солдат поднимал кирку, внешне выражая спокойствие, осознание сосредоточения многолетнего военного опыта в статьях устава и уверенность в том, что хороший солдат получит общее одобрение и оценку. Со стороны вала с пустой корзиной и двумя лопатами, полученными от обозного разносчика, подошёл второй невысокий молодой солдат с крутым лбом и коротким крутым носом, переходившим прямо в переносицу и предававшим лицу некоторую звериность, с тёмными мешками под глазами и косо расходившимися от носа тяжёлыми веками, круглым коротким подбородком и широкой нижней челюстью. Пятна под глазами солдата печально чернели и всё его напряжение было сосредоточено на том, чтобы держаться твёрдо, как подобает мужчине и воину. Молодой солдат поставил корзину позади солдата с киркой и стал снимать сандалию. Широкие рукава блёкло красной туники были растрёпаны по краям, семена и колючки беспорядочно покрывали низкие полы, кожаные штаны, доходившие до колена были покрыты целыми комьями сухой глины. Пыль покрывала ровным бурым слоем руки и лица, на спинах темнели широкие пятна не пересыхавшего пота. Мимо солдат медленно, изредка поглядывая скорее в глубину лагеря, чем на копавших, прошёл, подтягивая пояс, подшитый квадратными железными бляхами, старик с маленькими глубоко посаженными глазами, выдававшимися скулами и шрамом от конца носа до мочки уха. Надменная скука на лице старика значила, и что он понимает значение всего разворачивающегося порядка едва ли не лучше чем кто-либо и что при этом его усердие не значит ничего, кроме лично его касающейся обязанности безупречно распоряжаться, не перед кем не выставляясь. За валом в землю были вкопаны против копавшего солдата шест c прямоугольной кожаной сумкой, застёгнутой ремнём, закрытый кожаной сеткой бурдюк, железная ложка с уступчатым углублением, как у масляного светильника, и небольшой котелок с длинной дугообразной ручкой.
XIV
Телегин читал старую тетрадь.
Под ногами была высоко насыпана куча из битого кирпича и песка. По левой стороне проулка высился прогнувшийся во внутрь двора грязно-полинялый тёмно-красный дощатый забор. Ближе к сараю забор выравнивался и примыкал к стене из тех же досок, среди которых уже мелькали две отчётливо вишнёво-красные полосы. Над серыми ребристыми стальными воротами крутая крыша забора ломалась под прямым углом, делая скат крыши над воротами почти отвесным. Скат выдавался над воротами широким чёрным проёмом, в котором белели доски подпорок и расходившиеся углом от двух квадратных брёвен над воротами три пары досок, примыкавших к двум квадратным столбам, уходившим под самый скат крыши. Ржавая красная рифлёная жестяная крыша выходила пологим неровным краем в сторону двора и открывала ряд беспорядочно выставленных тонких досок. На тёмно-красной стене, утопавшей в зелени, виднелся широкий квадратный кусок ярко красных досок. За сараем прямо от ворот и углом внутрь проулка был прислонён кусок старого забора с широкими зубьями и неровными белыми не прокрашенными концами досок, вырванных и земли и открывавших щели над затоптанной почвой у забора. У двух высоких столбов по сторонам калитки на земле лежала широкая жёлтая фанерина, картонка и ящик с бутылками, красной деревянной рукоятью и ржавой велосипедной цепью. С правой стороны проулка головокружительно высился угол трёхэтажного кирпичного здания с двумя белыми оконными рамами на огромной высоте друг под другом и куском кирпичного карниза с дальней стороны угла, скрывавшегося за ветвями. Два окна обозначали самой своей подвешенностью неопределённую приговорённость и течение безысходной бедности. Кирпичная стена подходила вплотную к пустому углу с полоской жестяной крыши на самой вершине и сливалась с двумя высокими чёрными железными воротами.
По правой стороне дороги тротуар теснил к проезжей части огромный железный зелёный забор в два человеческих роста с механическими воротами решёткой на рельсах, ещё возвышавшейся над столбами меж листов забора. Дальний край забора открывал двор, низко лежавший под тротуаром и отгороженный от гаражей низкой железной сеткой, утопавшей в зелени. Между высокими чёрными столбами по сторонам криво нагнувшихся кованых решёток забора с ветвями и низкой сеткой зиял широкий провал. В глубине двора стоял высокий нечеловеческий турник из чёрных труб. Между деревянным столбом крыльца и яблоневой ветвью была натянута верёвка с колыхавшимися белыми простынями. Вдалеке и с права от стены деревянного дома виднелся угол красно-кирпичного здания, уходившего за ветви. Жестяная крыша длинным треугольником переваливалась на бок к обратной стороне стены. Общее жилище устраивало проявление жизнедеятельности в противоположность спокойной просторной хозяйственности тенистых гнилых и ржавых дворов как теснящуюся неприличную нечистоплотность. На уходившей в глубину участка стене виднелось два маленьких белых окна, ближайшее окно было открыто наверх и подпиралось короткой некрашеной доской.
Портик двухэтажного дома выходил на сторону улицы, отходившей от перекрёстка направо и под углом. Окно портика выходило на узкий балкон из редких чёрных прутов. Между крылом, выходившим на сторону дороги, поворачивавшей под углом налево, и крышей главного портика была пристроена треугольником красная деревянная перемычка на которой ближе к крыше белела маленькая круглая рама с чёрной стеклянной впадиной. Стены дома были побелены и посеревшая побелка изошла трещинами. Белые деревянные оконные рамы имели между частями широких окон вытянутые ромбы и перекладины между ними. В чёрных окнах виднелась обратная сторона шкафа. Множественные уступчатые карнизы вырывались из состояния деятельного деревенского нагромождения и торжественно отбрасывали тень семейственности, не обращённой к местному кишению. Дальняя часть дома была построена из белого кирпича так что между нею и побелённой стеной темнели бетонные пятна. Между стеной бокового крыла и боковой стеной крыла с портиком было наскоро собрано из меньшей частью белого и большей частью красного кирпича ограждение старых каменных ступеней крыльца. На бетонной площадке перед дверью в сад стоял ярко жёлтый кузов игрушечного самосвала и покосившаяся ржавая сваренная из уголков конструкция наподобие квадратного основания истлевшего табурета. К стене под боковым крылом были прислонены сваленные друг на друга и покосившиеся на бок ржавые железные сетки в железных рамах. Дальше от сеток у стены, еле поднимаясь над землёй, вросла в землю длинная скамья из тонких посеревших досок с обломившимся сидением. У забора между высоких кустов виднелась высокая жёлтая перекладина детских качелей. Между прутьями забора были поставлены набок скосившиеся решётки со старой кованой скамейки.
На углу участка над высоким деревянным дощатым забором высилась стена сарая и короткий скат жестяной крыши, над которой чуть меньшая, чем фундамент сарая в поперечнике, высилась сплошь остеклённая беспорядочно чередовавшимися маленькими рамами надстройка с крышей согнутой под прямым углом. Из бетонной стены сарая, прямо выходившей к границам участка с другой стороны, выдавались четыре широких столба. Сплошная жестяная кровля из громадных горевших на солнце листов была загнута наверх у края сарая ближе к час
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк