РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Дмитрий Дедюлин

ИГРУШЕЧНЫЙ АВТОМОБИЛЬЧИК СУДЬБЫ

17-09-2022 : редактор - Алла Горбунова





ИГРУШЕЧНЫЙ АВТОМОБИЛЬЧИК СУДЬБЫ



выход есть везде


и какой же выход? – стать «гением» в инкубаторе взрослых дядей
окучивающих ботву кирпичом а в свободное время занимающихся игрой
в бисер – или быть самостоятельным одиноким ни от кого не зависимым – я
думаю, последнее потому что огородные чучела пугающие ворон
и воздвигнутые над грядкой овощей истлеют а вот солнце пойманное
зеркальцем чумазого мальчика ещё долго будет сверкать над миром
протягивая свою дальние лучи и к тому огороду, и к дому на холме, и к той
забытой мельнице что осталась там в лесу где гулял осенними вечерами
ковыряя грязь наконечником зонта и рассматривая своё отражение
в сморщенном зеркале луж





* * *


я выпью чашечку кофе, поставлю старый винил – как хорошо что я тебя
любил – как хорошо что в небе сгущаются бежевые облака – тот кто ни с кем
не прощается – он говорит: «пока» – этой зелёной осени и старому соловью
случится то что попросим мы а я тебя «I love you» – и в бедной бессонной
памяти стремится подобно ручью (как два короля на знамени и оба из чаши
пьют) – стремится река просторная – широкая как рука и чёрная, очень
чёрная – не говори «пока» – пока в этом бедном городе не умерли все
соловьи и чахнут следы на холоде – твои следы и мои





моя подборка


подборка стихов которые я буду читать на вечере – это идеал а читка
приближение к нему так как бездна отделяет читателя от меня написавшего
эти стихи тихой ночью при свете звёзд или при свете луны – я их
актуализировал по-своему, а уж какова будет акустика моего вздоха один Бог
знает – что донесёт до них случайный ветер «летящий» – как-то
присутствующий в том поле которое пролегло между нами – минном поле
поэзии – или это ров отделяющий читателя от писателя – ров полный
крокодилов и белоснежных лилий по которым карабкаются водомерки
пытающиеся поймать одиноких мушек или каких-нибудь червячков
привлечённых сладким запахом весны





об одной очевидной для всех детали нынешнего мира


для тех кто хочет «сделать карьеру в литературном мире» – вы понимаете что
вы приобретаете капитал который вы не сможете никому продать? – ибо
литературные акции – криптовалюта не имеющая хождения во внешнем мире
так как литература в нынешнем виде это секта для избранных – может
уродов, может святых, но явно ненормальных людей – литература – это
больница которую построили сектанты для того чтобы отъединиться
от внешнего мира и заняться самолечением которое как известно пагубно
поэтому человек забредший туда из внешнего мира видит кучку людей
занятых распеванием мантр или повторением очередного заклинания
и спешит удалиться оттуда охваченный священным ужасом непонятной
жизни и повторяющий про себя: «Маня была права – она говорила, что поэты
все идиоты» а те кто пользуются популярностью у народа – избранные певцы
и акробаты – это на самом деле клоуны которые якобы говорят с народом
на доступном ему языке а на самом деле нещадно стебут его упиваясь своей
великой ролью лжепророков и псевдовождей ведущих народ туда откуда он
никогда не выберется – так что, дорогие мои, не стремитесь в литературу –
там места нет ничему человеческому и только одинокий ворон реет над
пустыней в которой валяются человечьи кости и повторяет: «nevermore»





о мои далёкие палестины


я – настоящий дикарь потому что я чертовски серьёзен а они – серьёзные
образованные люди которые ни во что не верят – наверно поэтому их мысли
какие-то трёхкопеечные маленькие как червячки которые ползают в грязи
перед дождём – впрочем иногда их мысли кажутся костюмами сшитыми
на китайской или вьетнамской фабрике а может быть в подпольном цеху
на родине и проданными в магазине готового платья – готовые костюмы
сшитые по одной мерке для людей одинакового роста и телосложения –
таких каких много в Китае – вы об этом знаете – недаром вы смотрите
китайские фильмы с Брюсом Ли или Джеки Чаном и только я бреду среди
них – среди этих людей с одинаковыми костюмами, не пряча отсутствие
лица, в каком-то дешёвом тряпье – возможно мешке – печальный арлекин
среди холодных листьев затесавшийся в толпу рабочих грузящих и грузящих
в грузовики ящики с товаром – с растворимым кофе или с манной крупой





* * *


спой мне как Пэгги Ли – поклонюсь тебе до земли – спой, пташка, и не пыли
– я уже давно на мели и зовут меня не то Роберт, не то Филипп – десять
весёлых ангелов спляшут свои антраша – что же касается Англии – то в ней
же живёт душа – белая и несмелая словно архангельский крест – круг
нарисуем мелом мы – для золотых невест первое словно причастия, сладкое
как анаша и трепетание счастия слово с которым лишат их покрывала
багрового – в комнате не спеши – если ты детка суровая лучше возьми анаши
и затянись – лодка белая в зелень прудов уплывёт – первая зелень – первая
и на реке ледоход





тихий стикс течёт в весенней весёлой мгле


прогулка по ночным берегам – там где архангелы лежат в темноте
и ворочаются во своих тяжёлых гробах, где белая звезда мелькнёт молнией
на небосклоне и неслышный дождь мягко опустится на грязную жирную
землю где расцветают цветы, где бабочки порхают в той чистой потенции
которая должна актуализироваться и где дальний маяк торчит как фаллос
старика Сатурна имеющего небо, землю и ещё четыре стихии которые
не указаны в наших глоссариях





глубина, в которой плещутся наши ангелы,
напоминает глубину далёких планет – вечных
символов священной науки


озеро смерти большое зеро которого находится в десяти шагах от Рая
по своей форме напоминает чашу края которой немного вогнуты вовнутрь
водоёма вода которого черна тяжела и отражает только далёкие звёзды
мерцающие там – в глубине неба, но мне кажется, что мерцают они в этой
чаше смерти ибо что такое небо как не чаша смерти пустота которой далека
и глубина несоизмерима ни с какой другой глубиной помимо глубины той
тёмной долины куда уходят павшие чтобы заслужить вечный покой
и презрение золотистых звёзд взирающих на них свысока сквозь тонкую
плеву космоса в которой только и раскачивается маятник жизни и любви
и стремительного увядания зелёных растений – там – на пригорке – этих
стройных лип и золотых тополей





* * *


и пусть я охуевшим мотыльком порхал над чёрным-чёрным молоком вины
моей внезапной и ужасной но ты была тем страшным молотком, той целью,
той звездой что я влеком а кровь была тяжёлой тёмной красной

играли в дебрях белые быки, с небес взлетали золотые пули чтобы сверкать
в земле как огоньки а мы остались здесь – в земле уснули чтобы уйти
в архангела края где та земля сверкает словно вата, плывут в огне зелёные
поля и некуда взлетать и негде падать

и я ушёл ручьём промежду трав – в огне сияли слёзы как созвездья, и я был
прав, я был бесспорно прав ведь мы с тобою будем снова вместе гулять
в Вальхалле где мы взаперти чтобы с богами эту службу править – я не хотел
с тобой во тьме идти но не хочу тебя во тьме оставить





эдвард-руки-ножницы


Бог ездит в синей машине – две вилки лежат на руле – синей – безумно синей
и на губе крем-брюле у Бога а руки как вилки или ещё ножи – опилки – земля
и опилки лежат в этой синей мгле где дуб стоял невысокий на нём чёрный
ворон сидел – ты вспомни Илью-пророка лежащего на воде и тянущего
созвездья с зелёного неба в рукав и прячущего тёмный крестик среди этих
тёмных трав, среди этих тёмных пятен, среди этих тёмных тем – сидит
на железе дятел и долбит его в пустоте – а крест? – в нём ведь собраны
вместе Север, Юг и Восток и Запад – крест – этот тёмный крестик – жизни
тёмный итог – точка прицела – две линии что в пустоте легли – ездят
машины синие по золотой пыли





о кинематографе


Балабанов был магом которому было доступно русское сердце – он его
смотрел, изучал и сканировал а вон тот человек которому не говорят картины
Тарковского был заперт в коробке своих жалких трёх измерений –
с картонной коробкой на голове он шествует по жизни играя в карманную
рулетку и доставая колоду карт из кармана – является ли он Балабановым? –
нет, конечно – скорей он является самим собой – вот таким и этаким
пустотным человеком 90-х – времени когда ирония свела всё к животу
и к тому что пониже живота, к вакханалиям в центральных ресторанах, когда
надписи на стенах туалета в каком-нибудь мрачном парке были нашими
наскальными рисунками, и дворники подметали опавшую листву, а мы
проходили мимо – горластые дикари оставлявшие бутылки пива возле газона
и плещущиеся в фонтанах нашей любви, нашей молодости, нашей силы
которая и есть наша незаживающая ужасная рана – наша любовь к себе
неутолённая никакими печалями





милая и дорогая наша бэби


посмотри какой наркокартель устроил наш сука-нарком – бэби, сколько лет я
с тобой знаком – бэби, будь мужиком – утешайся общей судьбой с врагом –
будь этим ясным ястребом, зеленью под хмельком солнца наевшейся досыта,
лепечущей под хмельком – бэби, будь одинокою звездою под каблуком –
фрагментом бокала красного – белое на потом – но, бэби, будь этой узницей
с которой тени скорбят – самаритянской кузницей, отрядом тупых октябрят
и будь этим знаменем белым что плещется над полком – смелым рисуют
мелом круг на груди – мотыльком пуля летит свинцовая – падай и не рыдай –
бэби, ты – кость берцовая перед входом в сарай и три весёлых ласточки
летящие на закат – бэби, три белых досточки нашим не запретят пойти на юг
и на север в условья вселенской войны – там где колышется клевер и тают
земные сны





человек начала 21-го века


все гудят, зудят, выпускают пар, неловко махая руками и каждый ничего
не может сделать – все косорукие и корень их косорукости в голове –
возможно в мозжечке а возможно в каком-то из полушарий – никто
не любит свою работу так чтобы ей отдаться полностью и целиком, никто
не любит какого-нибудь человека полностью (я не говорю о детях которых
любят не все) – всем нужны плоды их деятельности а в идеале комфорт
как постоянное состояние который и является подспудной идеей их жизни –
европейцы и их потомки на самом деле – дикари где-нибудь
на тихоокеанском острове готовые удовлетвориться связкой тропических
плодов и глотком опреснённой воды – весь Голливуд об этом – они покупают
идеи как готовое платье и натягивают их на свои откормленные тела –
не важно что идеи уже не соответствуют жизни как не соответствует
прошлое настоящему которое мы не понимаем и которое идёт мимо нас
вялой походкой загорелого «грека» – карточного шулера и нового
имажиниста изобретшего свой поэтический язык подобрав его на помойке
одной из европейских свалок где валяется разный замшелый хлам – то что
не является ни временем ни вечностью и вокруг которого роятся стада
откормленных жирных и гудящих мух похожих на точки прицелов
сошедших с ума и сбившихся в стада чтобы добиться одной самой главной
и самой нужной но тем не менее непонятной цели





прозрачные минотавры заката


мне не надо рассказывать что люди дебилы – я это давно уже понял –
интересно – я такой же дебил как остальные или чем-то отличаюсь
от других – есть во мне какой-то особенный талант который
позволяет сказать: «он – дебил но со своей странной придурью»
как бы я хотел нюхать фантики от конфет воображая что это лепестки
разноцветных цветов но не могу заставить себя сделать это – я не могу
полностью отрешиться от этой реальности – не могу нырнуть во свои
внутренние миры – мне нужна трубка-перископ чтобы я наблюдал
за тем что происходит на поверхности и умилялся чередованию
зим и вёсен – лето и осень баюкали бы меня а Минотавр заката натягивал
бы струну где-нибудь в далёком лесу за пригорком и отпускал бы её
и щемящий звук долго бы стелился по земле и взмывал в червонное
предвечернее небо чтобы растаять в нём навсегда





колчак – точка нашей любви и нашего отчаяния


вот и мы стали горячей точкой планеты – а сколько было пройдено до этого,
сколько было спето вместе песен и съедено караваев чтобы стать в этой точке
пересечения тёмных путей и сказать: «мы пришли» – чтобы кто-то поставил
точку в нашей истории – может Небесный Симулякр а может Небесный
Адмирал который правит нами и посылает наши войска в Сибирь чтобы они
там сгинули – в этих вечных снегах бродя между вагонов-теплушек
и отогревая замёрзшие руки дыханием в котором сложно смешаны запахи
лука и чеснока и домашнего самогона который делает тот путевой обходчик
чей дом с краю посёлка – на что-то надо жить семье без раскаяния и жалости
глядя на точку белого заката в зелёном огромном небе





милые демократы и любимые либералы в гостях
у консервативного лобби


я думаю Ад для нобелевского комитета уже приготовлен – они сидят в нём –
уютном, в своих креслах и назначают наказания нобелевским лауреатам –
с одного содрать кожу, другому выдавить глаза, третьего съесть – тут члены
нобелевского комитета приготовили ножи и вилки – уселись вокруг стола
и повязали салфетки вокруг шей – щас внесут зажаренного лауреата Эрнеста
Хэмингуэя или Уильяма Фолкнера – впрочем и Сол Беллоу подойдёт, и они
сидят и жуют с набитым ртом пытаясь хвалить хорошо зажаренное мясо
и говоря: «у нас в аду лучшее масло – масло из пота чёрных невольников
из Сомали и Судана которых поставляли нам лютые пираты специальными
чартерными рейсами военных самолётов из военных баз США и союзников
прямо в Лондон а потом и в Стокгольм – мы запряжём их в деревянный круг
и будем гонять до тех пор пока пот не посыплется градом с их тел чёрных
как ночь и маслянистых как глаза той девы что посмотрела на нас в Райском
Саду и отломала ветку сирени и протянула нам а мы отмахнулись от неё как
от назойливой мухи и низринулись вниз в ледяные колодцы Манвантары
доить белых коров сумрака и назначать наказания бедным малым
и успешным девушкам сумевшим получить Нобелевскую премию в столь
короткий срок называемый “жизнью”»





немного о проданной пустоте


все мы знаем из советской литературы что хозяева в капиталистическом
обществе насиловали своих работниц – ещё со времён «Воскресения»
Толстого – эта коллизия распространилась в искусстве и стала общим местом
и штампом советской пропаганды – и в самом деле не является ли образ
эротического насилия метафорой эксплуатации человека человеком – таким
образом какой-нибудь Крупп имеет своим железным хуём тысячи – десятки
тысяч работников и работниц в то время как они выжимая из себя солёный
пот работают на его предприятиях чтобы заработать себе копейку – Крупп
имеет их пыхтя сигарой и попивая французский коньяк и луна золотится
за портьерой а Элиза играет Бетховена на дорогом рояле стоящем в Белом
Зале – звуки слышит Крупп через приотворённую дверь в своём кабинете
и наливает себе ещё коньяку и берёт лимон и старательно жуёт его стараясь
чтобы весь попал в горло а потом выплёвывает жмых на фарфоровую
тарелочку стоящую на столе – дрова потрескивают в камине и лунный луч
блуждает по комнате ища то ли случайные пылинки которые не будут нам
видны то ли сомнамбул притаившихся за кроватью и готовых выскользнуть
по малейшему зову и направиться путешествовать по лунному лучу над
старинным парком и над маленькой речушкой в кувшинках и белых лилиях





моё серое лицо в темноте зелёных будней


я особенно чувствую своё одиночество среди всенародных гуляний,
огромного праздника, когда слепящее солнце скрыто за ночными ветвями
и только загадочные вечерние звёзды мерцают вдали – когда
концентрическое движение волн – наплывов толпы, расходится, а одинокие
лодки плывут по реке – я сижу на коммерческой пристани – на лодочной
станции, и смотрю на воду – как в ней умирают огни, как они колеблются
перед тем как сгинуть и как далёкие голоса похожие на тени неслышных
погасших столетий скользят на той стороне реки и пропадают в темноте –
серый свет фонарей, уличная торговля и уличная кухня и толпа возле
парапета – люди клубятся возле воды и возле машин с едой стоящих
на набережной и съев свой хот-дог смотрят в этот безоблачный вечер
напоминающий то отражение в яркий зелёный день которое покрылось
рябью морщин и исчезло навсегда





моя библиотека


читаю книгу – Иван Иванович Пирожков «Жизнь и смерть в сексе» –
хорошие подонок пишет книги и главное как правдиво, как причудливо,
как смачно – так что даже слюна во рту сбивается в какие-то твёрдые кубики
и они не растворяются потом долго-долго – и ты сидишь и сосёшь их
и представляешь себе королеву Анфису или Дарью или Пелагею – как она
сидит на завалинке и лузгает семечки и перед ней крутятся два мужика
в кумачовых рубахах и плисовых шароварах, в сафьянных сапогах
с серебряными подковами они пляшут чечётку и играют на балалайках
выделывая ногами такие антраша что становится завидно Телу и Духу – Тело
наблюдает за ними и Дух уходит в неясные небеса чтобы стать там
малиновым облаком и разразиться грозой и белыми молниями – ударять ими
об землю чтобы неподвижно стоявшее Тело упало в плетёное кресло, взяло
в рот трубку с табаком и изрекло: « а не пошли бы все на хер, дорогие
христопродавцы, иудины глиномесы и кузнецы Золотых Пиров, на которых
со страшным стуком ставят на стол чаши и выпускают облака пара – серного
пара в которых мигают красные глаза пирующих а белый ангел чертит
и чертит под потолком немыслимые вензеля чтобы пропасть в одном из окон
и вырваться на простор»





белая мечта на золотых пляжах антананариву


трамвай – это социальный лифт Российской Федерации – социальный лифт
который движется из никуда в никуда – а на Украине божие гаврики
собирают обёртки из-под шоколада и сдают их на металлолом в то время
как лифт Российской Федерации движется дребезжа всеми своими деталями
– металлическими членами – запчастями в прошлом потому что гаврики
на Украине насобирали много обёрток из-под шоколада и идут с ними гордо
по улице сияя улыбками – сейчас получат 8 гривен и пойдут в молочный бар
где им нальют чистейшего самогона – сэнсэй нальёт им чашечку саке –
самурай на покое приютит честных малых – тем более одному из них надо
блевать а у второго вши и он расчёсывает их до красной крови и помутнения
в глазах становясь похожим на остервеневшую собаку живущую за углом
в картонном ящике из-под индийского лимонада





смерть текста и торжество автора


Иван Иванович Иванов живёт в столицах – он известный поэт и критик
и какую бы хуйню ни написал Иван Иванович Иванов – все рукоплещут –
у Ивана Ивановича много друзей – а вот Пётр Петрович Петров живёт
в провинции – никому не известен – друзей у него нет и никому он не нужен
и какие бы шедевры ни писал Пётр Петрович Петров максимум что они
вызовут у незнакомых людей – это холодное недоумение поэтому Иван
Иванович всегда прав а Пётр Петрович никому не нужен потому что важен
не текст а сам автор – важно кто написал это говно – кто его выкакал
а не консистенция и состав данной инсталляции – надеюсь вы меня поняли,
милые друзья, так что не тщитесь стать великими писателями и поэтами –
без связей ничего не получится – в гении принимают по разнарядке
спущенной из Госплана важные академики которых так же приняли
в золотую обойму благодаря заступничеству дяди или тёти – но вы
не унывайте – если вы умрёте какой-нибудь особо зверской смертью
и в ваших стихах что-то есть какой-нибудь критик или другой деятель
культуры обязательно возьмёт их на вооружение и будет раскручивать
крича о вашей непонятой гениальности и зарабатывая очки и деньги
как первооткрыватель неизвестного поэта и двигатель культуры в отдельно
взятом районе планетарного масштаба





молодых людей не интересуют пятнашки – их интересует
чертополох


игра в забвение и память – самая интересная игра из тех что могут быть нами
востребованы но мы не можем играть так как мы – заложники процессов что
происходят с нами – мы футбольные мячи на зелёном поле выгоды и труда
где мельтешат белые и коричневые ноги игроков – неземных богов
спускающихся сюда чтобы размять кости и забить гол в ворота противника
головой царя или римского проконсула в то время как головы рабов лежат
рядком у газона и наблюдают за битвой чтобы быть собранными вечером
в мешок и отнесёнными шляпных дел мастеру Иоганну у которого они будут
служить болванками для будущих шляп тех самых господ что проехали мимо
держа свои треуголки с плюмажами под мышкой и насвистывая песенку
«во сне жила принцесса – воробушек, жила и с памятью процесса делилась
как могла…»





падение дома эшеров


сумасшедший дом за который борются семьи – «это наш дом и мы будем
в нём жить» – дом мрачный тяжёлый и в нём скользят призраки –
сумасшедшие в развевающихся белых рубахах со спутанными руками – этот
дом наше последнее достояние мы передавали его из род в род нашим
потомкам – в нём жили наши предки а сумасшедшие как белые зайчики
прыгали между ними – зайчики этого сумасшедшего солнца играющего
днями и ночами – переводящего стрелки наших невидимых часов прозрачной
Вселенной стоящей над нами и ждущей когда же мы успокоимся в нашем
сумасшедшем доме – доме который был пределом наших мечтаний и взошёл
над нами как солнце осиянный лучами собственной славы – взошёл над нами
навсегда

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney