РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Леонид Китайник

Орбиты

20-09-2020 : редактор - Женя Риц






Орбиты

Плывут, расходясь в поднебесье,
орбиты расставшихся тел.
Но верности дикая песня
звенит в голубой пустоте.

Но верности темная чаша
с высот проливает лазурь -
и синим кустарник окрашен,
и лен расцветает внизу.

Но верности долгая ода,
шурша архаичным "любофф",
врезается в сон и природу
рядами драконьих зубов.



Оракул

О женский голос, мой оракул -
в забытой счастьем стороне
он говорит из полумрака,
не вспоминая обо мне.

В ее края не докричаться,
хоть надорви себе гортань.
Там собирают домочадцы
с округи глиняную дань.

И пусть мой голос обожженный,
урартский  расписной сосуд,
поет о чернобровых женах,
которых годы унесут.



Ветреный день

“Хорошенького понемножку!” -
сквозь черный и бессонный луг
я выбираюсь на дорожку,
свидетельницу двух разлук.

Сегодня ветрено. И кроны,
смесь малахита с серебром,
отвешивают мне поклоны,
и ветвь склоняется пером.

И машет горизонт крылатый,
и ходят волны по стерне.
И женский голос глуховатый
звучит, сжимая горло мне.



Никогда

Пляшут солнце и вода,
горы, прерии и всходы, -
три десятка Никогда
в полдень водят хороводы.

Пляшут Эльмовы огни
и портрет в музейной раме.
- Только в зеркало взгляни -
и запляшешь вместе с нами.

Расслоившись, как слюда,
между смехом и потерей,
хоровод из Никогда,
подскочи к далекой двери.

Детским хором возвести -
а не так, как я, немея:
"Иоанна не спасти.
с добрым утром, Саломея!"



Влюбленный напев

Ты звездная прядь над моей головой,
кленовая ветка над свежей травой,
гагатовый перстень в глухом серебре
и рыжая вязь на сосновой коре.

Не жги мне хрусталик, закатная медь!
Зачем над волной пеликанам лететь?
Гадать мне поможете, птицы: когда
горящее сердце скуют холода?



Грустное присутствие

Мне нужно держаться поодаль
и речи чураться, как мим,
иначе болеет природа
присутствием грустным твоим.

Метелки, и маки, и цапли
в овраге все те же поврозь,
но память кипящая каплет
и взгляд прожигает насквозь.

А верность не хочет пол-срока
скостить. Задвигает засов
и шлет мне для сбора оброка
бессонницы яростных сов.



Пена

В розовой, красной и пламенной
пене индийской сирени
лето струится беспамятно,
тянутся длинные тени
от недосыпа всегдашнего
в город сибирский и дале.
Тон разговора вчерашнего,
тонкие нити печали.



Два мира

Два мира огромных во мне не в ладу —
любовь и природа не видят друг друга:
взмывает одна, а другая в бреду
блуждает внутри раскаленного круга.

И все, что саднит и теснится в груди,
должно разрешиться мелодией зыбкой.
Увы, ты все блекнешь, стелясь позади,
душа темноглазая с ясной улыбкой.

Но путь разрушения — сель, камнепад —
оставил в обломках и честь, и рассудок.
Ночами мои ипостаси не спят
и время проводят в пустых пересудах.



Виток речи

Когда моей речи спиральный виток, —
развязка ночного шоссе, —
минует зенит, и закатный итог,
и страсти сожженный посев,

и в желтых пустынях оставит она
свой скудный песчаный улов —
внезапно начнет наполняться казна
алмазными искрами слов.

И плачущей горлицы грубый привет,
и аиста плавный полет,
и крон джакаранды лазурный просвет —
всё место и смысл обретет.



Ты

Опять с достоверностью сна
на нас опрокинуто время,
как кровью сочится десна -
так сердце тоскует в гареме.

В подсветке ночные кусты -
разлуки витая оплётка,
и хриплые ноты "О Ты!"
дерут раскаленную глотку.


 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney