РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВДмитрий Близнюк
Стихи
23-09-2017 : редактор - Женя Риц
***
точно больной зуб
глубокой ночью дернется лифт сквозь тонкие стены
тишина передернет затвор
а я будто зафлейтенная кобра
все еще раскачиваюсь перед монитором
отдираю строки от зеленого лица
как мидии с валуна - наросли
за время прилива вдохновения...
исподволь прихожу в себя
а крылатая душа все еще парит в эмпиреях
гуляет по комнатам
заброшенного дворца созвездий
так олененок
освещенный синим лунным светом
бродит по картинной галерее
где серые мерцающие стены
увешаны
шевелящимися мордами львов
***
Я найду тебя в иконе из трав,
в клейком шепоте молоденьких кленов, сквозящих на солнце.
Так и хочется спросить у вечернего мира: ты еще здесь?
Но в ответ пахучая тишина
танцует босиком на теплом песке,
с голубой лентой ветра в прозрачных волосах.
Или это младшая сестра тишины?
С веснушчатым тонким лицом
нащелкивает песенку кузнечиков,
дразнит слух занозистым звуком далекой пилы,
вздрагивает звяком собачьей цепи...
Так я сейчас в каком мире? В лучшем из невозможных?
И правый берег сознания
исподволь исчезает в электрическом тумане;
я слышу тихое мур-мур мира —
песенку беременной кошки
(изящно растеклась по подоконнику),
прислушиваюсь к невечному, зыбкому, сиюминутному.
Так младенец в утробе
различает размазанные, будто джем, звуки музыки извне
и невпопад вздрагивает ножками,
миниатюрными кулачками.
Все эти легкие чувства — шестые, седьмые, восьмые —
твои, Господи, невесомые шаги.
А все мои слова — трехтонные одноразовые якоря;
я бросаю их на немыслимую глубину,
чтобы уже никогда не поднять на поверхность...
***
Да, люблю я осень! Люблю я писать про это лисье,
трагическое, разбойничье нагромождение гениев.
Из каждой лужи сквозит зазеркалье,
как последние капли во флаконе “Poison”.
Наглые белки в парках,
словно вертикальные рыжие ящерицы,
отбрасывают пушистые хвосты
и собираются в наэлектризованные стаи,
а потом набрасываются на прохожих,
не знающих «очей очарованья».
С деревьев опадают не листья, а стихи, не написанные
миллионами несостоявшихся поэтов… Кто им Гомер?
Сколько этих матовых бульк разнеслось по поверхности?
Осень как восемь,
только со сточенным клювом. Ближе к семи
над площадью и вождём сгущается рыбья стальная синева.
Вот универ, и скрипач, как снайпер с прицелом в Листа,
пересчитывает мелкие деньги в коробке из-под пиццы.
Но где же герой нашего времени?
Выйди за разум и жди. Он приедет вечером,
пропахший октябрём, кострами и псиной,
на высоком коне, состоящем из Есенина,
святой печени и пятен родимых.
Будет много музыки. Страшной музыки. Бах. Он сдирает кожу
с твоей души, как со спелого персика.
А мы поставим капельницы
с настоящим кагором и лёгкой мелкокалиберной грустью.
Или томлянку из листьев.
***
С утра всё небо заполонил Микеланджело облаков,
и в мраморной глыбе созревающего дождя
легко разглядеть зёрна будущих статуй Давидов
или асбестовых девушек с винтажными зонтами птиц.
Я иду домой по переулку Чёрной Кошки (привет Николо!),
иду по времени, как паук по чужой паутине.
По автомобильной дороге рассыпан песок –
пятнами, пятнами, отпечатками от больших лап –
это крался зверь песочных часов, похожий на коричневую рысь
с лапами-конусами. И душа замирает…
Ты чувствуешь, сейчас произойдёт небольшое чудо.
Из-за угла выбегают три девочки, друг за другом,
все разного роста и возраста от большего к меньшему.
Это линейка развития «девочки разумной» в картинках –
от неуклюжей обезьянки с золотистыми кудрями
до наглой ехидной бестии с пластинами на зубах.
И это чудо длится меньше мгновения.
Мгновенья – ограда из зубов (привет Гомеру!).
Но лучистое нечто успевает
протиснуться из одного мира в другой, перебежать
из вагона в вагон электрички напротив.
Так истина сбегает из одной реальности в другую,
а принцесса, накинув мастерку «Пума», спешит
со скучного бала на пиратский фрегат
«Летучий Сентябрь».
***
осенний лес, как беспризорник,
нюхает клей из целлофанового кулька;
листву безжалостно выгоняют на пенсию - в перегной,
без выходного пособия.
дороги после танков больше не доверяют
ни бездумным шагам людей, ни шинам машин,
даже песьим лапам.
в городе по ночам от обилия фонарей, огней
вымирают созвездия –
небесные мамонты.
и ты обломком бивня упираешься в звезду,
лбом - в грязное стекло общаги.
а воздух - снаружи, внутри -
виртуозно отравлен на зависть Медичи,
/оглашается список добровольцев-горынычей,
гостей-канцерогенов/
и ты молишься о внезапном очищающем дожде,
будто о манне небесной.
и дождь исподволь начинает идти,
но какой-то мазутный, вперемешку с градом.
капли не падают, а косо дрожат, как струны.
прохожие с зонтами вибрируют на улицах -
черными замочными скважинами
бороздят вечерний город,
а ключи /от людей/ утеряны Богом...
Господи, сколько же миров умирает втемную?
***
мы
были счастливы наперегонки:
две плодожорки внутри одного яблока,
одного лета.
и время сгорало и плавилось от стыда,
не выдерживая напора нашей любви.
вспоминаю наши тесные объятия —
и мурашки щекотливой зыбью пробегают по спине...
так филенку для будущей скрипки
покрывают слоями горячего лака,
так мы пропитываемся музыкой, впечатлениями.
так ветвь цветущей сирени
жадно дышит после прошедшей грозы.
и каждое утро нас, как лангустов,
снова выбрасывают в океан жизни,
оторвав лишь левую клешню:
не убивают, но дают возможность восстановиться,
зализать раны, разжевать кости.
вот так мы уходим в невидимость,
исчезаем с семейных фотографий
как в фантастическом фильме,
если бы не глупость, если бы не любовь...
и я закрываю глаза, а когда открываю их —
проходят целые десятилетия,
проплывают над головой острова,
по-кальмарьи шевеля корнями деревьев,
и где это прожитое, как не над нами?
но точно не позади, ибо все мы
воздушно и медленно падаем в бездну
вниз воспоминаниями...
***
Люблю, когда она, сидя на корточках,
клацает пультом телика.
Она одета в мой махровый халат,
нагая под халатом, как Венера.
А я медленно подползаю сзади,
ехидный змей с волосатой грудью,
и рука ныряет под халат, и ощущение
беззащитной плоти приятно бьёт по нервам –
но не как удар током или глоток алкоголя,
а как если ты поймал рукой настоящую рыбу,
барахтаясь в море. Вот он – волк в овечьей шкуре.
Я целую её в шею и отчетливо слышу:
её глаза нехотя отклеиваются от экрана,
точно липучка, хотя тело уже давно
повернулось ко мне всеми своими
сексуальными пустынями кожи и джиннами ожидания.
Я гашу звук пультом,
оставляю изображения плясать по нашим телам,
словно мы экран из спаривающихся змей,
а по экрану крутят старинный трескучий кинематограф.
И мне всё равно – новости ли, футбол,
шахтёры ли, толпы погибших, плачет Изольда
или Мария. Убьёт ли героя молния или Терминатор.
Всё это иллюзии – как и всё человечество.
Есть только я, мы и те, кого я захочу
узнать поближе.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney