ADV

Установка Windows
 

СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Анастасия Афанасьева

ОТПЕЧАТКИ

29-09-2013







***

В.Б.

Он умер, стоя в воде,
он умер, стоя по пояс в воде,
он умер мгновенно, на пляже,
стоя по пояс в холодной майской воде.

Что он слышал, когда заболело прямо в воде,
Когда, как трубу, прорвало аневризму аорты,
Детские крики, зовущий голос жены,
Слышал ли он такое, чего не слышали мы.

Что он думал, когда воздух сливался с водой,
Как он видел песок, свой последний песок,
Знал ли он, что последний – и пляж, и минута,
И крик, и зовущий голос жены, и открытый вопрос.

Как остались другие стоять неподвижно,
Когда он перешел из воды не на берег, а в сторону,
Просочился в какую-то брешь между воздухом и водной гладью,
Мгновенно, когда прорвало, когда треснуло вдруг.

Кто ответит, вот брешь, и она затянулась мгновенно,
И я трогаю воздух, он плотный,
Я трогаю воздух, как стенку земного аквариума:
Как прочно и чисто его неземное стекло.

***

То, что внутри меня горит -
мне говорит идти туда,
не знаю где, не знаю как,
и я не слушаю его.

Так рассказал один простой,
без кейса и без пиджака,
в футболке хлопковой
и с книжкой записной.

Он здесь стоит уже давно.
Он не уходит никуда.
В его глазах по самые зрачки
cтоит вода.

Он оставляет все вот так,
он оставляет все вот здесь.
В его растерянных руках
уже все есть.

Возможно, кто-то подойдет
и скажет: ты стоишь богат,
тогда из рук его взлетит
смешная золотая пыль,

и будет в воздухе кружить,
и будет в воздухе сиять,
как будто кто-то накрошил
на улицу волшебных солнц

Пока никто
Не подошел
Стоит вода
Звучит фокстрот

***

Черное полотно дороги разделено надвое
белой разметкой
Не любители правил на это
плевать хотели
Остальные же двигаются
ровными цветными рядами
номерами и брендами
ярким ксеноном
освещая темную плоскость

Он тоже едет на блестящей широкой хонде
само небо кажется раскрывается
навстречу его кожаной куртке
земля содрогается под весом тяжелых ботинок
он становится дико крут по субботам
по понедельникам он надевает галстук
соединяется с офисом
в какой-то общий особый пластик

У каждого свои заглушки
чтобы спрятаться от постоянного взгляда
того, что называется определенным словом,
но лишний раз его произносить не нужно

Чем массивней обувь, прочнее куртка, чем выше скорость,
тем сильнее кажется, что удалось соскочить с прицела,

что удалось спастись от сквозняка и взгляда,
что у белой разметки нет ни конца, ни края


***

Мне нравилось,
как протяжно поет время,
как играют адажио листья,
как человек устало расстегивает рубашку,
как в медленном воздухе будто бы вязнут руки.

Мне нравилось, как сонно бредут
воображаемые караваны верблюдов,
желтые, как песок, бесконечные,
как пустыня.

Мне нравилось,
как постепенно проявляется утро,
как новый свет, будто новый случай,
поднимается над горизонтом,
я думала,

в следующий раз
я тоже
буду адажио
буду протяжно

в следующий раз я тоже
безошибочно буду
как совершенные механизмы
песка и листьев
всего другого

в следующий раз,
в следующий
новый случай

***

Потому что у времени нет ни лица, ни речи,
Мне и в голову не приходит с ним бороться,
Но считать его обороты, ощущать его пробуксовки,
Не отставать, следить за ним, соответствовать.

Если бы этот процесс требовал воли,
То, может быть, он бы не получался.
А так – на сто процентов выходит,
И что-то внутри запустевает, темнеет.

Холодает, сужается перспектива,
Море возможностей превращается в тонкую струйку,
Крона желаний – в отдельно стоящие ветки;
чем проще они устроены, тем лучше.

Нет новостей – хорошие новости,
Ничто не нарушает ход неизбежных событий,
Движения без лица и речи,
Сужения в точку.

***

Людям свойственно ошибаться.
Поэтому он старался
Все больше и больше
Быть похожим на человека.

Две руки уже выросли вместо
Щупальцев длинных,
Две ноги
Вместо круглых присосок.

И глаза все больше и больше
Привыкали видеть
Что-то нечеткое, размытое
За горизонтом.

Что-то такое,
Из-за чего снимается с места,
И двурукий двуногий становится
Еще и крылатым

Что-то такое, отчего ноет
В области внутренней трубки,
И она чем дальше, тем больше
напоминает сердце

***

Он говорит: уже давно не имеет значения,
прирежу за бабки кого угодно,
говорит, и очки его блестят на солнце,
взгляд из-под стекол ироничный, добрый.

В тридцать один в голове еще оставались гайки,
а в тридцать шесть уже ничего не осталось.

Я очень хорошо помню тот возраст,
потому что тогда вообще нужны были деньги.

Неважно, что конкретно тогда случилось.

Когда моя дочь говорит, что хочет какую-то цацку,
смартфон, сапоги за несколько штук, поездку за границу,
я готов перевернуть вверх ногами космос,
только дайте рычаг, остальное дело за малым.

Она еще малое дите, не понимает,
что бабло достается кровью. Действительно кровью.

Что молчите? Со своими гайками в голове так и будете есть картошку.

Я жду своего рычага, он непременно случится,
мне нужно еще год или два продержаться,
и что-то придет, упадет с небес моя манна,
хоть цвета говна, а хоть бы и цвета крови:

Давно не имеет значения.

Отхватить бы большой кусок и забыть о работе.

Так он смотрит, курит, очки сверкают на солнце,
щурится, выдыхает дым, с ожиданием смотрит в небо.


***

У некоторых хватает заряда
У некоторых хватает воли
Они взлетают к небу как космические ракеты
Они уходят под землю как боевые снаряды

Они жмут бравые руки японцев
Бороздят просторы токийских улиц
Потом приезжают в нашу тихую область
И рассказывают о том, что увидели и узнали

Наша молодежь слушает и впитывает как губка
Наши старики обреченно кивают
И мы можем там побывать были бы деньги
Да такого нам никогда не увидеть

Деньги, заветное топливо, которого хватит
На райский билет в страну восходящего солнца
Где всегда автоматизированные туалеты
А ночами лежат на ровном асфальте пьяные токийцы

Где по правилам айкидо никогда никто не нападает первым
Где до совершенства доведены приемы защиты
От перекосившихся хат деревни за пятидесятым километром
От вечеров самогонных от огородных будней

От странных рассказчиков вносящих смуту в ряды
Наших молодцев красных, девиц с черными пятками,
Что топчут свои вспаханные двенадцать соток
Топчут и горя не знают, потому что ничего не знают

Здесь рассказы о чудесах заморских
В общем, то же, что о чудесах загробных


***

Настолько светло, что видны одни очертания, но не сами предметы.

Из ниоткуда, из светлого, ты выступаешь вперед.

Такая осанка бывает у гордецов и завоевателей.

Я приветствую тебя коротким: стой.

Вот и все, что я успеваю сказать
перед тем, как окончательно слепну.

Кем мы становимся после того,
как проходим друг друга насквозь,

кто я, когда выхожу за пределы стены света,
и зрение мое приспосабливается к новому горизонту,

кто ты, когда я оборачиваюсь и вижу твою возню в бытовых предметах,
что это за место, полное тарелок, одежды и мебели,

где, на каком ребре высечена память о том,
что час назад в полной отмене частностей

будто бы само время дало течь и смыло границы,
оставив одно слепое движение к общему темному центру,

из которого после мы разлетаемся
в разные стороны, за пределы, новые горизонты,

звон тарелок и чашек, наш кухонный оркестр,
мы подпеваем, потом смеемся растерянно,

будто забыли о чем-то важном,
будто забыли о том, что вообще мы о чем-то забыли


***

Вот здесь расцветает нечто,
не отвести глаз,
оно поднимается,
раздается в стороны,
оттесняет меня
к краю пейзажа.

Я стою перед ним,
громадным, разросшимся,
цветущим,
и не могу увидеть его
целиком,
только малую часть,
доступную мне
по случайности.

Я поднимаю глаза и прошу
спасти меня от красоты,
и пейзаж отвечает мне
легким дрожанием,
похожим на кинопомехи.

Проскользнув внутрь
сквозь дрожащую пленку
нахожу альков
Сворачиваюсь на полу

Внутри…
кто у кого внутри?

Внутри моего убежища
расцветает нечто,
растет,
оттесняет -

проскальзываю,
прячусь,
вновь попадаюсь
на простую уловку
времени,

движения
во времени,
кто у кого
внутри?

Выхожу,
расцветает,
проскальзываю,
красота
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney