СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Юлия Тишковская

голова одуванчиком

04-01-2008





Голова одуванчиком
(сборник стихов)

Голова одуванчиком

Голова –
одуванчиком
в конце июня.
Дунешь – разлетится.

Белые –
бывшие желтые.

Капли дождя
как слезы колючей проволоки.
Больно вдвойне.
А наши шины –
проколоты
в тот день
обмена твоих медалей
за ясные взгляды
внутри горящего танка, -
рукопожатием:
моя версия для печати
стала
твоей изнанкой.

Телефоны – на перетяжках.
Такая вот рекламная акция.
В казино «Фараон»
поет Михаил Боярский.
Мячики на рынках –
в детских шапочках.
У выигравших деньги –
суррогаты счастья.
Пожалуйста.
Остановитесь,
пожалуйста!

Галерея матрасов
татами.
Все, кто могли,
нас давно
обогнали.
Но мы сходим с ума,
а они – умирают
заживо
в магазинных витринах.
А я
закрываю глаза,
проходя мимо, -
векодрожанием:
в день обмена
твоих магазинов
на все мое содержание.
Становимся одержимы
желанием
взять и все переделать
по-своему.
Но дышим так тяжело,
будто отжимы
совершаем от пола
и по команде –
всем строем.

Надо тренироваться!
Желаешь
строить миры,
а страдаешь отдышкой!
Ну хотя бы
доктором Ватсоном!
Не вышло…

Победителем двоеборья
вряд ли станет
ценитель риторики. –
недозаметила. –
В день обмена
твоих историй
на мои
заметки в газете.
В четырех экземплярах –
согласно сторонам света.
Я б ее прочитала,
если бы знала, где мы.
Где мы?

Голова –
одуванчиком
в конце июня.
Отказников
дунуть
разжалуют
в ветры

май 2003 г.


Стаиваю

I
Растрескиваюсь, изнутри разбегаюсь, линии нечеткие, ледяная крошка. От твоего неслучайного взгляда стаиваю, сталкиваю нервные клетки, скрещиваю, навсегда отдаю. А ты… Тебе кажется – ничего особенного, все нормально, так и должно быть. Ты не видишь огней внутри корабля, проглоченным автобусным билетом спрятан, спаян лимбической системой, сообщаясь маяками с теми, кто был там раньше, но там сейчас никого нет и никого не было, когда ты смотришь на меня, и я знаю, что если не сегодня, не сегодня – времени уже не будет, никогда не будет так, как сейчас, - стаивать, растрескиваясь – в этот миг, и знать все-все, понимать тебя, просветить тысячами рентгеновских лучиков неравнодушия. Если только захочешь, можно понять всех, всех. Наверное, так не бывает – чтоб сразу – и ближе; перелетаем через несколько клеток, другие идут годами, нам – сразу, и, значит, так нужно, все верно, для нас это единственный способ – выживать расстояниями, прокладывая воздушные трассы от головы к голове. Тени твоих рук отпечатались на моем теле. Никто не смоет. Почему именно так? Почему все выходит именно так, и никак иначе? Ни у кого из нас нет будущего, наше общее будущее похоронено заживо, еще не родившись, и все равно я верю, когда мне верят. Все очень просто – мне кажется, я знаю, в чем твоя фишка, но передвигаешь ее ты, а кубик кидаем вместе, сегодня – один, а завтра – шесть, - если бы!, - выбирай любого цвета, мне все равно, на сколько ходов я отстану. Просто мне кажется, я знаю, в чем твоя фишка, я знаю, я знаю, я знаю, поэтому мы и встретились. Будем двигаться, пока интересно. А после – не важно.
Мелочей не бывает, и все яблоки в твоем саду готовятся падать на мою закрывающую законы голову.
Я закрываю законы.

П.
Твой ход не обязательно после моего хода. Когда холодно, можно бросать дважды. Мы каждый раз входим в эту реку и не видим выхода. Доплывем до самого дальнего буя. Самого главного приза, где ты бесконечно смотришь на меня, а я растрескиваюсь, стаивая, и никто не знает об этом. Закрой дырку моего кармана своей ладонью. Ты, кажется, тоже знаешь, в чем моя фишка. Кариатида моего неба протянет тебе руку, и ты выплывешь, а я захлебнусь желанием быть с тобой и окажусь на берегу раньше. Вырастем – листьями укропного дерева, обозначенного на нашей карте зеленой точкой посреди игрового поля, полного талой воды. Просто кто-то растаял, чтоб появилось зеленое, а кто-то своими глазами нарисовал бабочек.
Никогда ничего не обещать, но под слоем ила верить: мелочей не бывает, и в твоей пьесе все роли – главные.
Га-га. Гуси летают
до края
от края.
Мы про нас
ничего не знаем.
Кто-то придумает,
что нас не бывает,
и никогда-никогда не было.
Пунктиром – верю,
не сплошной линией.
Мой ход не обязательно первый.
Твой год не обязательно длинный.
Будем двигаться,
пока интересно.
Пока есть место.
Кубик кидаем вместе.
Сегодня – один,
а завтра – шесть. Если бы!
Но мелочей не бывает.
Растрескиваюсь, изнутри разбегаюсь.
Живу, пока ты смотришь.
еще дольше
еще дольше

Ш.
Посмотри, это пятно расползается по швам прямо на глазах, скоро оно закроет собой мир, появится в каждом окне, ну почему ты не видишь, ну почему приносишь мне детские раскраски и просишь выдувать краски пальцами – только без рук, без рук. Раздеваемся молча, чтобы не перепутать одежды, ложимся без звука, катаемся по полу, заряжая свои батарейки. У меня болит голова и мне страшно, сделай мне «рельсы-рельсы», и я уеду куда-нибудь, но буду возвращаться, мне ведь так надо видеть, как расползается это пятно по стенкам наших любимых далеких комнат.
Вытяжки сродни вентиляторам, вентиляторы похожи на мельницы. Дон Кихот проиграет эту кухонную войну.
Гнезда для тараканов – ловушки от людей. Что приходит тебе в голову?
Кто приходит по ночам в твою голову и изучает наши карты? Когда ты не веришь, что я смотрю на тебя, у тебя дрожат губы. Ты стаиваешь моими попытками говорить глупости, чтобы снять напряжение. Повернем на 180 градусов все непроявленные изображения – лучшее, что есть у нас.
Неопределенность в определении начала, а на конце – всегда якорь. Канаты-канаты-канаты. Вытягиваем вместо терпящей бедствие золотой рыбки – больную старуху. Ты видишь, как она исполняет наши желания, вышивая бисером указатели времени.
Мелочей не бывает, и каждая точка – ворота в тоннель.

IV
Сделав круг, срезая углы, приходим к выходу из леса за поворотом тропинки. Великие дела так долго ждали нас, что истекли визы, и пчелы закончили делать мед из наших фантазий. Знаешь, когда я засыпаю, вокруг кружатся желтые шарики, они приносят мне пыльцу самых важных дорог, я всю ночь хожу по ним в надежде увидеть твой след, но я никогда не настаиваю. Распылитель воздуха на маленьких паучков , - когда ты становишься прозрачным, я вижу его сквозь тебя. Просто лежать вместе, чтобы тепло. Загадай на корову, пасущуюся на нашем зеленом лугу, пасующую перед трудностью пройти по этому игровому полю до самого конца. Ты никогда не захочешь узнать обо мне все, а все – это всего лишь просто лежать вместе, чтобы тепло, и не бояться контролеров на каждой остановке, которые придут и вышвырнут, потому что я всегда без билета, а если заплачу штраф, останется ли от меня что-нибудь? И что это будет? Не думать-не думать-не думать. Никогда не умела ловить машину. Просто мне по-настоящему никуда не надо.
Как хочется ночью
в машину,
виляющую фарами,
когда не ты едешь в ней,
и тебе даже не надо,
никуда не надо,
никуда не рано,
никуда не
Изнутри разбегаюсь, и – растрескиваюсь в нечеткие линии, в нечетные линии. А мелочей не бывает, и когда у человека без часов спрашивают время, он должен ответить. Я вижу его сквозь тебя и все наши фишки, отданные даром.
Освещенный фарами,
станешь еще темней.
Просто лежать вместе, чтобы тепло.
Там, где
великое всегда равнозначно малому.

июнь 2003 г.


Кабина

Плексигласовая кабина.
Вряд ли
что-нибудь
будет видно.

Что происходит?
Что происходит?
Окна века
зарастают травою.
Мы приземляемся
где-то у входа
в
керамическую
долину
гнезд.
Кто первый выходит?

Строй, строй источник.
Построишь – будет чем вытечь.
Все колья
заточены.
Кто выйдет?
Вылупляемся
из бильярдных шариков.
Да не будем биты!
Выверяя – выстраивая,
лишь умножаем убытки.

Посчитаемся
детской считалкой.
Кто выйдет первый?
На кого бы ни хмурилась стрелка –
жалко!

Вот поэтому
стерта
обивка
нашего кресла-качалки.
Мы, раскачиваясь,
жалеем.
Нам
всех
удивительно
жалко.

Плексигласовая кабина.
Дальше зрения – не увидим.
Паутины – не помним,
и больше не будет
входа
в
керамическую
долину
гнезд.

Спи
спокойно.

май 2003 г.


Закипело

Сними с меня крышку,
когда проснется будильник.
Я закипела.
Значит, придется остынуть.
Слишком горячее –
обжигает.
Слишком холодное –
ломит зубы.
Комнатная температура.
Только не слишком ли это
трудно?
Ну вас!

Я вполне могла бы сойти
за дежурного психиатра,
если б не занимала
к нему очереди.
Чур меня,
чур меня.
Прочь меня.

Мне бы работать
на сахарорафинадном заводе,
чтоб наблюдать,
куда мой холод уходит,
чтоб штамповать его
в ровные белые кубики –
чтобы бросали в чашки –
кто сколько любит.
А он растворяется
медленно-медленно в чае.
Чай замерзает.
Становится ледяным полем.
И мы начинаем там
кататься на роликах.
Потому что
коньки наши
давно отброшены.
Потому что
нельзя ведь
насильно
верить в хорошее,
когда верится
только во что-то,
что чувствуешь,
а я чувствую,
как исключительно
пусто
на ледяном поле,
на ледяном шаре.
Если бы только позволили!
Если бы не мешали! –
Взяла бы его
на руки
и растопила дыханием.

С миру –
по капле.
Растопленной холодом капле.
Никто не позволит
и
никто не мешает.
Тень моего ледяного поля!
Расти большая.

Так и работаю
на сахарорафинадном заводе.
Стало быть, надо.
Чтоб только смотреть,
куда мой холод уходит.
Чтоб только верить,
что он
становится
паром

май 2003 г.


Колется

Закатилось под кровать
наше
последнее солнце.
И оттуда –
колется,
колется.
Шарфом кусачим
во время больного горла –
как лампою синей
греет порою насморка.
Хочешь схватить –
проворно.
Хочешь поймать –
выскальзывает.
Не живет в пальцах.

Я знаю, что это
правильно.
Ведь можно случайно
вжаться
жилетем желтой окраины,
тайно оформить паспорт –
и жить
у тебя
под кроватью
нечаянно упавшим солнцем,
чтоб ты никогда не истратил
все то,
что способно
колоться.

май 2003 г.


Бестолковый словарь

Гром

Как будто кто-то
очень сильный и страшный
ходит над нами,
готовится прыгнуть… -
промажет.

Твоя улыбка

В дождь ешь мороженое.
Вода с неба – странно-сладкая.
А кто-то очень хороший
из-под носа выхватывает
мои
деревянные
палочки…

Машина

Выходя на
взлетно-посадочную полосу,
просит меня бросить
белым платком в дорогу,
приглашает в душные гости.
А я – не притронусь.
Слишком серьезно.
Экономия бензина –
где бы мы не были.
А мы просто были,
просто мы были
пешком.

Зоопарк

Птичьими глазами
вымостить дорожки.
Сетки запрятать перьями.
Дети еще не знают,
но уже не верят.

Зонтик

Виноградные танцы.
Ну что же ты носишь страховку?
Разреши ей остаться.
Разреши мне промокнуть.
Разреши нам
хоть что-то.
Разреши нам.

Бежать к морю

Хранитель больших городов!
Отпусти меня, перережь провод!
Бежать к морю.
Бежать к морю.
Знать, что оно холодное.
Знать, что не будет повода, -
и все-таки – стоит.

Завтра

Изнутри – взорваны.
Но на каждой странице –
все так цивилизовано, -
детектив без убийства.
Хожу, улыбаюсь,
отвечаю знакомым:
дела – хреново,
но будет ведь завтра
какое-то скоро,
какое-то скоро,
какое-то скоро…

Вечер

Вечер – это такая большая темная яма,
в которую падаешь,
и падаешь,
и падаешь,
и гадаешь: там, на дне – сухие листья?
Или человеческие кости?
Или там просто ничего нет?
Просто ничего нет.
Просто
ничего
нет.

А потом – просыпаешься.

Стены

Пальцы стен
тянутся,
тянутся,
сжимают меня,
думают, что поймали.
Никогда не делай ремонт.
На мне останется
след от краски,
когда задавят,
меня задавят,
и я стану
большая-большая,
повернусь и уйду.
Стены тянутся
пальцами:
«До свидания!», -
врут.

май 2003 г.


Долгие проводы

Через лесную дорогу –
куда только глядят
твои ноги.
Куда только глядят
твои глаза.
Куда только глядят?
А под мостом не веришь,
что где-то дождь,
но помнишь:
тень этого большого облака
когда-нибудь скроет.
Мы – как те двое.
Обгоняй же
грузовую машину.
Наши номера забрызганы грязью.
Прости нас.
Пустые рамки.
Пустые.
Без фотографий.
Идем по графику.
Всегда по графику
переработки гравия
на житейские нужды.
Знаешь ли ты,
кто тебе нужен?
Кто тебе нужен?
Незаряженные ружья
все же стреляют.
Отползаем
в эту траншею.
Стареем,
если никто не жалеет.
Люди у обочины продают картошку, -
вычерпывая
ведрами прошлое.
На дереве – надпись, что завтра
здесь будут дрова.
Страх, -
смотреть, как
из-за угла
выплывает светло-зеленый автобус.
Не бойся.
Не бойся,
если тронется лед,
когда тронется поезд.
Просто открой окно в тамбуре,
и равными
и ровными
отмеряй расстояние
спазмами
от горла
до горла.
Насколько
нас хватит.
Насколько нас хватит?
Надолго.
Навсегда –
солнечными братьями.
Симфония для металлофона
на том конце провода
пересохшим горлом –
наши
долгие
проводы
в
навсегда,
где больше
не будет
холодно.
наши
долгие
проводы

июнь 2003 г.


Как муравьи

Знать не знали.
А муравьи уже уползли из этого места
делать новые татуировки
стенам ванных.
Каждое здание
расползается, треснув
на уровне окон.
Уничтожен
за давностью.

Архивы кинотеатра «Аврора»:
есть только
муравьиные узоры.
Они вечны.
Они останутся
запиской «за здравицу»
в покалеченной церкви.
Прицелились, и
стали –
охотники
божьих
коровок.
След-в-след –
за муравьями
ползем
по
стенкам
коробок.
Знать не знали
так много.
Гоняй голубей облаков.
Они прочны.
Они вырастают, -
целые стаи, -
про запас.
Знать не знали,
как
муравьи
проползают
сквозь нас
и
остаются
нами

июнь 2003 г.


blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney