РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Нина Ставрогина

Стихи

04-10-2014 : редактор - Женя Риц





***

Утро в трауре
по огню, в тонкой ауре
гари;

с пепелища
себя – со-
болезную,
втянут

какофонией пробужденья,
крушащей
каменоломню снов, грохочущей
гипсом обломков, слепков
с увечных статуй, расчленённых монументов,
вдруг вытолкнутых почвою
в канон

Ещё не-
видимое,
солнце
уже слепит – обрывками моментальных
снимков, миганием
полароидной паранойи, пока
бассейн пространства
исподволь полнится
рассвета прибывающим бетоном

Едва спелёнут
безвестной помпеянкой
с незабвенным лицом,
усваиваешь перво-
намертво,
с катастрофической
ясностью:

                        невозможное
                        неизбежно

***

Искра, при-
даное
истины,
скользит зерном
по придонным месивам:
глянет глина
подобьем глаз –
и расползётся
в безóбразность: брак
не консуммирован

Здесь не ступает
зверь,
разве только
растенье заронит
обречённые споры;
через много
молитвенных лет
зародились бы, может,
жабы –
но в мире,
какой эти клубни
ощупают мутным взором,
никому не нужны
камни из их голов,
и Плутон не планета,
и смерти
нет

***

Час, сочащийся
живорождённым, никем
не повитым отчаянием:
отпотевание
смерти,
лебединая
отходная ледника

Захвативши побольше
воздуху, продержаться
реально – но час
идеален для реа-
нимации давней,
лёгшей звездой на сердце,
над мозгом вздымающей
купол медузы, –
детской мечты: дышать
не под водой, но ею


TENKENDE PÅ TOR ULVEN

-1-

(дата)

Твоя смерть, брошенная
тобою в мир, достигла
совершенных лет и теперь
в ответе сама за себя

Можешь
стыдиться –
или гордиться –
или
вычеркнуть её, наконец, из своей
жизни

den 18. mai 2013

-2-

(сон)

В книге, доставшейся
от тебя, заложено
вместо сухого цветка –
твоё лёгкое, всё
в чернильных кавернах:
шифровальной
решёткой пауз

Если верно
определить
страницу и положение –
может быть, оживёшь
или немного подышишь

-3-

(попытка)

Обвожу словами
твои смутные выдохи: так
ищут знакомых фигур
в пятнах, и кронах, и облаках

Пусть слова –
от меня, обо мне,
но на шее у каждого –
медальон
поддельного золота
с подлинной прядью
твоих волос
или осколком голоса

-4-

(залог)

Отбив атаку
незримых птиц, налетевших
выклевать мне глаза,
проверяю
нить, привязанную
к саднящему глазному
июльскому яблоку:
по-прежнему
ведёт в шахту, но стала
из некогда ветхой – точно
хрусталь, только
прочней

Затменье зрачка,
оползни в штольнях
уже не помеха
её сверканию

-5-

Так ясно,
до мелочей,
от-
сутствуешь,
что
залей зиянье – и выйдет
точная копия на
грани дыхания

Я – по другую
сторону, на исходе
последнего выдоха

В сердце черепа
осколок засел: силки
для
длящегося
солнцестояния;
мы оба обожжены
вниманием неких
божеств, не предвещающим
добра

-6-

Средь бела дня
глядим на огни
избыточной
иллюминации:
свечную россыпь
в парадных кронах,
газовое горенье
сирени, ириса, вероники

Пеньем сирен,
натиском гарпий
намертво вжат хребет
в погребальную восковую
мачту, отмеченную
мечтой об итоге,
Итаке, –
пока голова
ждёт
в духовой печи воздуха,
когда стихнет
синее пламя, –
а вентиль
не увернут

-7-

Казалось, музыка
прошла стороной – но нет:
сгустилась
внутри костей,
завладела
дыхательным центром

Руки стряхнули воду
в такт
похоронному маршу,
а остаток –
мелодии, сыгранной
тобой
на губной гармонике
в моё отсутствие в мире

-8-

Изъязвление,
изъявление
воли постичь
до конца;
изрешечённая плоть – ключ
к хаосу знаков:
картечь,
являющая речь

Сквозь тебя,
как сквозь остов листа,
наведённый на солнце,
нахожу своё имя
в расстрельных списках

-9-

                                    …jeg henger.
                                    Du henger…

                                    Tor Ulven, HVIT MOT HVIT*


В паутине
мыслей, стянувшихся
с целого света
на ветвь
из твоего
сада (докуда примерно тысяча
шестьсот пятьдесят
два километра),
оканчивающуюся
посреди моей комнаты,
агонизирует
мозг

Когда выпитою скорлупкой,
по божественному
обыкновению,
точно банкой в кювет, запустят
в карту созвездий,
свет разъест её: уве-
ковеченье
уничтоженьем

Тебя нет
в твоём же
бессмертии


***
(der Zauberberg)

Мысли
сияющи и недвижны:
пляска сполохов, заточённая
в небе,
колдовством
остановленный миг

Хрустальная друза
мозга
ломит голову, склонённую над
разломом коры, тянет
книзу – обратно,
в гору

***

Сплошное белое, слепое
пятно
точнейшей карты
местности, куда
ориентирован компас
под лобной костью

Прозрачная пропасть
родины
признана всем существом
(точно та же, какой пронизан
пузырёк-
ладанка в лёгком)

Зрачки
ра-
скрываются парашютами
в предузнанную неизвестность,
негашёную известь
Атлантиды, затопленной
солнцем

***

Зависть
к удачливым соплеменникам –
болотным людям –
перевивает питоном кокон
раскалённого савана,
обступившей кругом
саванны

Африка духа,
близость ядра;
висок
опечатан магмой

Двух зебр,
склонивших головы
к потаённому водопою,
загрудинному роднику,
обгладывает
красный лев

Золотые пески
погребут, сберегут меня
в целости и сохранности
до полной
неузнаваемости


***
(floreal/prairial an CCXXII)

Май
выделен смерти,
дан ей в лéн

В нежной пене соцветий – веянье
завязей из железа;
ветка задела
пониже затылка – зарубка: тут
впишут закон от двадцать
второго прериаля

Искривлённая вишня,
точно калека
с прекрасным лицом,
обессилев тянуться, видит
с краю, издали – ненавистных
волков Рима:
третьего,
сотого,
очередного

Долетевшие лепестки
погребены под рукодельем
неутомимых вязальщиц, уже
занявших кучевые скамьи,
считающих петли
шарфов, что нам
уже ни к чему:
нé к чему

Под снегом, цветом
переродилась
непоправимо – почва:
в прусский плац –
русское поле,
в площадь
костров и помостов,
Согласия ли,
кровавую ль
стокгольмскую стогну

Тайно свалены
в известь безвестности –
булыжной
плащаницей площади
будем явлены:
до единого

…на том снимке
и встретимся,
my brittle mai britt,
оба – в красном,
потом – в белом


***

Время, пространство
на станциях:
платы минут
отирают пот,
пласты широт
прямят спину – и всюду,
где коснутся, останется
чёрный след

В урне черепа
город горит:
поленьями давних
божьих судов,
под сенью рук, простёртых
в будущих клятвах

Помысленного
рёвом пламени
не постигаю
сажей пепелища


***

Из мыла в глазу,
таза под течью
очнуться
в заржавленную лохань
на тонущем корабле

Бедствие освещает
луна, осушённая
и вытолкнутая вон
кровососущими волнами
ко шлюпочному
бдению;
её диск
совмещается с мозгом
за заклинившей
дверью каюты


***

Прибегнув к кесареву
праву изгнать
в богово,
воцарившийся вечер
ссылает в смерть

Одряхлевший месяц
неким Сенекой,
отбросив лезвие
горизонта,
истекает
кровавым балластом, кропя
присных именем
божества

Два глаза, подъятых
парою кубков
из потупившейся толпы,
клянутся не пролить ни капли,
вместив
последнюю влагу мира
на будущей
всеиссушающей заре


***

                                    …и быть лишь шляпой, а / не головой.
                                                Тур Ульвен


Покидая места
лишения несвободы,
где когда-то велели
оставить одежду,
по какой встречали и провожали,
без какой не узнала б
родная мать –
вот тут вот, у входа
в прачечную, где баламутят
чернозёмный раствор,
вздымают червивую пену,
обнаружишь, назад
получивши своё
отполосканным добела
руками подпольных прачек
и безнадёжно севшим,
что ты свыкся уже
с наготой







*норв.

… я вишу.
Ты висишь…

         Тур Ульвен, «Белое – белое» [«Белое против белого»]
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney