РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Вадим Банников

125.

10-10-2014 : редактор - Василий Бородин





японский хуй за три месяца

как уговорить японского босса тебе отдаться

упрощённый языковой курс

нандэмо ойсий моно о табэмас

я человек, это значит
у меня есть
тихое место

ицудэмо асоби ни китэ кудасай

где бы ты ни поел
что бы ты ей не сказал

всё равно, куда вы пойдёте
не имеет значения, что вы говорите

ясуку накутэ мо камаимасэн

камаимасэн













К. Коблов:

Не знаю насколько это изменило поэзию, но моё о ней представление разломалось, потому что я думаю и думал об опыте письма (как опыте-накоплении) и событии и думал давно. В разное время приходил к разным выводам, но все они упирались в крайности или в ещё большие вопросы, где событие либо бесконечно ширится, либо неуловимо мерцает, а опыт письма/чтения (чтение тоже как письмо) оказывался на месте речи и казался производителем/генератором расхожих высказываний и сентенций. И тут в это блуждание врывается текст Банникова, не означающий ни какой-то этап, ни какой-то итог, возникает стихийно, случайно, в бесконечной череде других его текстов. И он вышибает из под моей речи (чтение/письмо) всякую опору, не выдавая мне ничего взамен, оставляя пустым зиянием завершённый текст. Это стихотворение же никуда нас не отсылает, ни касается каких-то противоречий, даже не говорит о жизни ли о поэзии. В общем, он выскальзывает на тот этап, где поэзия просто существовала как речь и песня, нечленораздельная, даже не назывательная, а просто оказывающаяся здесь и сейчас очерченным событием, снисходительно безразличным к "большому и важному" к какой-либо ответственности, просто записанное, лёгкое и лишённое ограничений. Оно короче как бы меня освободило, указало мне на то, что дидактика или романтика не исчерпывают поэзию, они ей как бы до пизды.




В. Бородин:

Самое начало ночи с восьмого октября на девятое; то ли вчера, то ли сегодня были сплошь очень широкие перистые облака; в выходные на ровно-мокрый асфальт падали листья, и вот ночь; в ленте вконтакта картины Майоля, молодая Дина Верни; кидаю Ростику ссылку на ю-тюб, где она поёт "на нарах, бля, на нарах, бля, на нарах / по шпалам, бля, по шпалам, бля, по шпалам"; перепост этот лайкает Вадим Банников; горят тихие лампы в разных квартирах или просто экраны перед глазами, перед самым сном, и вот Банников, автор ужЕ скольких-то тыщ стихов, вешает стихотворение номер 125, и мы все понимаем, что что-то случилось, доделалось: как бы Гагарин в 61-м году полетел. А в другой ленте родилась дочка у Дмитрия Кузьмина. Шла-шла жизнь; стихи были у всех как страсти, увлечения, развлечения, взаимные подражания и искажения; в ком-то что-нибудь и надламывалось, а стихи были всё мимо речи и мимо жизни: радость, боль, вообще всё, что бывает, почему-то бросало словесные тени не своей формы; Банников улыбался и доводил это до предела, а потом у него пошла речь-как-жизнь: словА встретили свои означаемые в полноте; "приращение смысла" стало этого смысла рождением ("воскресением" — но он в жизни-то, смысл, не умирал).
— и смотри
философское, религиозное, интимно-лирическое, социально-философское, психологическое — оно всё настолько проебалось в стишках тех и сех, что оно как бы всё само себя отменило — а тут стишок коснулся основы, и оно всё воскресло
это же пейзаж в том числе городской, ни словом не заданный
и всё что хочешь
— да
тут есть действительно все
ну блять и ведь не поймут же
— все поняли
В общем, надо, наверное, не забыть этот день, он счастливый и отрезвляющий: вправил в нашем подвывихнутом занятии искуйствами на фоне жизни (я вот на таких попытках плыву всю жизнь, как держась за доску, и кто-нибудь ещё — так же) — вправил масштаб вещей, взвесил наш вес ("своё") и груз (лишнее), и куда-то вернул; будем жить как и жили, но Рембрандт о чём-то похожем нарисовал пятки сына, а у нас теперь есть поэт, и с ним начался — на глазах у нас — новый век, полный рост.


Иван Мишутин:

(9 октября)
Проснулся после девяти, читал ленты социальных сетей и стихи на "Полутонах", переписывался с И.Б. о стихотворении Вадима Банникова; до двух часов пытался писать стихи, но почти ничего не получилось; пробовал заманить синиц в комнату. Читал Коран, затем - "Театральное призвание Вильгельма Мейстера", повторял английскую лексику; была пасмурная погода, и у меня сильно болела голова. В шесть вечера вышел во двор и читал "Фарсалию" на скамейке возле спортивной площадки. Вернувшись домой, прочитал "Расположение счастья" Айги, дочитал выпуск "Искусства" об Эрике Булатове, читал "The Art Newspaper". Посмотрел половину телевизионной версии "Owen Wingrave" Бриттена, потом отвлекся на чтение "The Calvert Journal", "Russia Today" и "New York Times". После часа ночи досмотрел оперу, просматривал страницы друзей "ВКонтакте".
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney