РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВНина Ставрогина
ТУР УЛЬВЕН. СТИХИ
12-10-2014 : редактор - Женя Риц
Тематические подборки собраны из разных книг Тура Ульвена и озаглавлены переводчиком.
Музыкальное
ИЗ КНИГИ «ПОСЛЕ НАС, ЗНАКИ» (1980)
***
Струнный квартет
для полупогребённых инструментов
затерян в лесу
в зелёном.
Из перегноя и коры, музыканты
кротко поддаются распаду
под дождём, когда игра
возвращается в тишину,
откуда пришла.
ИЗ КНИГИ «ТОЧКА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ» (1981)
***
Дирижёр
выставлен на оттепель, и эти
воображаемые
сотни скрипок,
или просто
звуки воды
под дирижёрской палочкой –
сосулькой:
световые лета
сочатся сквозь неё.
ИЗ КНИГИ «СОРНОЕ СОЛНЦЕ. Memorabilia» (1989)
***
Слушаю органный хорал Баха Wachet auf, ruft uns die Stimme в одной пещере в Дордони. С тех пор – только звуки всего умерщвляемого, хруст размозжаемых костей.
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ 1973-1984 ГГ.
***
Сначала слышны
лишь барабаны, грузное
живое существо
под свистом транспорта
и ветром в кронах. А потом
ничего больше,
если оно не пойдёт
этим путём.
4.6.1983
***
В музыке Моцарта
проступают
тёмные пятна,
приметы болезни,
разрастаются
в чёрный рот, приоткрытый,
но не
поющий.
Пастушка
в пышном жабо
сгущается
в рёв.
12.6.1983
***
Виолончельный смычок
твоих волос
по моим
струнным жилам. Я содрогаюсь,
дни идут, где-то вдали
некто танцует, мягко
освобождаясь
от нас.
26.7.1983
***
Брамс: соната
для кларнета и фортепиано
фа минор. Музыка для задутых
свечей – кроме одной.
Потом
сижу один. Пол
растёт.
Открываю окно.
Сквозь осеннюю тьму – зеркально ясный
удвоенный вой
скорой.
27.9.1983
***
Я так отчаялся,
что я
счастлив, счастлив,
как Моцарт
мой смех – лёд
во мне – свет
от
сорного солнца
белого
15.10.1983
***
Размыканный
оргáн-гигант
с трубами полых древесных стволов,
оврагов, лифтовых шахт и запасных выходов,
плетёные стулья из стали громоздятся во мраке…
а выше всего резкие крики
из крошечных костяных трубок
в мёртвых птицах
28.11.1983
***
Да, мы пляшем
под музыку, никому
не слышную, как бы ни
было больно.
Даже без ног.
Фантомные боли –
стихи!
Ты насколько увечен?
Пляска
ползком и пешком, тянутся
вереницы
жаб и пещерных медведей,
камыша и воды, камыша
и воды.
28.11.1983
(ШОСТАКОВИЧ)
Сорванная паутина
из мёрзлой
человеческой слюны
(и двух
капель
от пляшущего
кабана).
Она колышется, трепешет
на вечернем ветру, чистая
над чёрным лесом,
где мёртвые восстают, источены,
и застывают
в образе
ветвей.
29.12.1983
***
Музыка остановилась
при-
слушаться,
будто у неё есть
мышцы
29.2.1984
(IM SOMMERWIND)
Дребезжанье
пробирок с кровью,
катящихся вниз по
коридору, туда,
где ветер буянит
в вершинах сосен, к теням
на пригорке, к мерцанью
папоротника, секунду
спустя
всё уже в прошлом: твоя сандалия
раздавила
гриб-дождевик
7.3.1984
***
Страха
колоратурная
певица, она
вгрызается,
взбираясь по зубам,
доверху,
до точки
замерзанья радужки.
25.3.1984
***
Ангелы юны, они,
улыбаясь,
играют
на лютне, органе,
виоле да гамба. Мы же, блаженные,
пляшем,
не касаясь земли
ногами. Тяготенье
не в счёт. Нас больше никогда
не погребут. Белые лилии
тоже летают – как
на картине.
У того,
кто лежит ничком,
нижний из груды трупов,
расстёгнута куртка. На коже,
прозрачно распяленной на груди
выпирающего
скелета, виден
номер узника, наспех
нацарапанный равнодушно
мелом. Это
фотоснимок.
Поцелуй же мёртвого, ангел! –
если посмеешь.
Ведь потом
ты исчезнешь.*
24.8.1984
***
Вагнер
вдалеке. Заиграли
дождь. Тяжкие капли
приземляются
в облачках пыли.
У нас малярия.
ИЗ КНИГИ «НЕОТКОПАННЫЕ ФЛЕЙТЫ» (1985-1986)
***
Будь скорбь прекрасна,
точно колокола
Рахманинова, мы бы
жили, скорбя,
и упивались бы. И не чуяли б
вони гниющих
зверинцев внутри
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ 1988-1993 ГГ.
(SCHERZO PENSANDO)
Я думаю, прежде чем сделать
что-то, и всё
бестолку. Миллионы
намерений жили
и умерли. Давка
огромна. Черепа ноют.
Иногда утомляет,
но что толку
в желанье висеть
на гвозде
и быть лишь шляпой, а
не головой.
Топографическое
ИЗ КНИГИ «ПОСЛЕ НАС, ЗНАКИ» (1980)
***
Я живу в Париже
каждую ночь, и там
я взбираюсь по витым лестницам застывшей лавы
в безлюдных зданиях тюрем.
Я слоняюсь по длинным коридорам,
где нет конца листопаду,
с гербарием под мышкой,
где всё та же алая роза является вновь и вновь
с каждой страницы.
«Прузи в венцах из злата
на главах, с лицами
яко лица
человеческа»
не страшны мне, всё так,
как и должно быть.
Уже далеко
за полдень, на здешних улицах
северным ветром овевает фронтоны.
Флюгера – серебряные петухи,
и клювы у них в крови, гляди-ка,
как блестят на поддельном солнце! –
говорю, забывая: никто
не идёт со мной рядом. Листья
дремлют на лужайке в парке, ещё
безучастнее, чем с утра.
Ты в отъезде:
надпись над дверцей на дне реки,
но я подожду. У меня есть
время.
Здесь никто не очнётся
к своим кошмарам.
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ 1973-1984 ГГ.
***
Я отправлюсь
в Эриду,
буду лепить разбитые
вазы в красных изображеньях
козерожьего рога
и бегущей воды, какая
направляет
и пьёт нас всех.
Я отправлюсь
домой
в Эриду
и женюсь на
мёртвой дочке
золотарёвой,
буду сидеть у дверей
вечерами, слушать соседский смех и ново-
рождённых мух
над пламенем
в плошке.
19.7.1983
***
Interfrigo. Путешествие
в холоде. Поезд с мороженой
плотью, туши
разыгрывают лёжа
свои недвижные немые роли, мёртвая знать,
придворные из
Версаля, путешествуют
через ночь
за окном. Динамик сам по себе
сообщает: залитый светом перрон
пуст. А плоть движется
вдоль тёмных осенних суглинков, жилых кварталов,
где спят тела,
постель за постелью, на пути
во мраке меж двух
дней.
2.8.1983
ИЗ СБОРНИКА «ТЕАТР МУЗЕЯ» (1984 –1985)
(ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПОВЕСТЬ)
Девять ступеней лестницы ведут в реку,
где утопиться бы как-нибудь ночью, едва
тронется лёд, а в опере стихнет последний
крик, сникнет пламя-фальшивка красного шёлка.
(НАВЕРХУ В ВЫШИНЕ)
Над космическим центром мыса Канаверал
без конца парят грифы-индейки и чёрные
грифы в тёплых воздушных потоках. Они
высматривают падаль: броненосцев,
лисиц и всех, кого то и дело сбивают
машины на шоссе, которых тут много,
пока шаттлы взмывают со стартовой
площадки, чтоб вознести войну в космос.
(РИМ, НОЧЬ)
Когда из-за жары не закрывали окнá
всю ночь, а мы лежали без сна, шепчась
голосами как шёлк… Глухое громыханье –
товарные вагоны сшиблись буферами –
разносится на километры сквозь тишь ночи,
вносящую ясность. По громкой связи – краткий
приказ… пауза… приказ, неразборчиво
на расстоянье, как история, что пере-
сказывается веками, невнятный отсвет
неоновых букв на мокром чёрном асфальте.
* Ср. также вариант из сборника «Театр музея»:
(ПО ТУ СТОРОНУ, МУЗЫКА)
Ангелы юны; они с улыбкой играют
на лютне, органе, виоле да гамба. А
блаженные пляшут, не касаясь земли, ведь
тяготенье, что велит увядшей зелени
льнуть к пригорку и скрючивает спины
стариков, пока не вберёт их в себя, будет
упразднено словом, изречённым до срока.
У того, кто лежит ничком, нижний в груде,
расстёгнута куртка. Кожа груди распялена
на торчащих рёбрах, виден номер узника,
равнодушно и наспех нацарапанный
мелом. Снимок. Поцелуй же мёртвого, ангел! –
если посмеешь. Ведь потом ты исчезнешь.
Но, может быть, долг гроба – быть утробой
ангельским сонмам, возносящимся в небеса.
(После последней строки дописано: «Небеса всё невероятнее и абсурдней. Хроническая потребность ангелов».)
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney