РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЮрий Гудумак
14-10-2024 : редактор - Владимир Коркунов
Долгое осеннее странствие
Пророчество холмов Жии
Местность, куда неизменно попадаешь в одиночку,
сводимая к чистому следствию тыщи разлук.
Ее запоздалые сумерки и без того похожи
на исполнение более раннего.
Не говоря уже о разлуках.
Степень привязанности,
переходящая в глубину утраты, плюс количество лет —
то, чем пристало бы отличать одно от другого
это скопище расстояний, остающихся позади
совершенно подобно прошлому
и совершенно подобно тому,
как история превращается в географию:
если и можно наверстать упущенное —
то за счет пространства.
Новая география
происходит от подобного сверхобилия пространства.
Сверхобилия — поистине нечеловеческого. Не так ли?
Протяженностью в тыщу разлук,
оно обладает элегическим очарованием
как раз потому, что становится
пространственным наверстыванием упущенного.
Его описание поневоле тянет
на автобиографию, которую пишут в конце жизни,
воздавая попыткой не очерстветь, искупить вину…
Или возможностью обеспечить себе таким способом
если не алиби, то что?
Чувство неуязвимости?
Полускрытые Керничковы ключи
«Здесь, да будет тебе известно, превосходно», —
могло бы начинаться одно из писем
подверженного своего рода
временной гражданской смерти, а попросту —
сосланного в свои собственные владения.
В его рукописях
следы этих писем не сохранились.
Или сохранились в виде закладок-гербариев,
мумифицированных чернильной киноварью бабочек,
крыльев различных перепончатокрылых.
На непосредственно сталкивающихся с ними
они производят впечатленье лакун:
многие из поэтов вообще писали свои стихи
(сохранившихся доказательств нет)
на песке, на кактусах,
на листьях, на лепестках.
Несмотря на неясности и лакуны,
его короткие признания (которые он не написал)
посвящены пророчеству синего коромысла,
равны по своей длине тростниковому листку,
иные, похожие очертаниями на верлибры,
определяются размером сбежавшей татуировки,
изображавшей ящерицу.
Отсюда же возникает
остававшийся необъяснимым смысл расплывчатой формы
сырого илистого бережка, либо — поблекшей окраски
зеленых лапок просвирника.
Долгое осеннее странствие
Оказывается даже вероятным,
что водившиеся здесь растения прозябают поныне:
шелестя что-то о долгих осенних странствиях,
и тем самым сочиняя Долгое осеннее странствие.
Потому до сих пор никто их не понимает,
что они шелестят на языке вымершего народца.
Вместе с тем, язык этот
словно бы не имеет будущего времени —
оттого и хранит загадку, идет ли речь
о событии прошедшем
или будущем.
Так и я:
не сказать — заимствую их слова,
а, скорее, прячу в полуувядших цветках дельфиниума,
в ланцетовидных коробочках семенящегося истода
звуки своего голоса, в оперении любки — прячу,
в полуувядших цветках дельфиниума…
Пустошь
Здесь воспоют тебя живокость и цикорий.
Ибо мы становились реальными лишь в той мере,
в какой переставали быть самими собой.
Такова ведь природа любви, —
вспомни же Дионисия, —
что она изменяла нас в те вещи,
которые мы любили.
Не удивляйся поэтому,
что вид страны этой печален,
как вид самих ее жителей,
а немалая часть опустевших равнин,
подобно багне Каранидской пустоши,
зарастает живокостью и цикорием.
2007 / 2008
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк