РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Шамиль Диди

Мама, когда я умру, пусть узнают об этом все суфии

19-10-2021 : редактор - Рамиль Ниязов-Адылджян

Август.

I el hombre es un espectáculo tan pequeñamente sórdido, que busco en mí la soledad.

Ricardo Güiraldes, “Poemas solitarios”*

*Я — человек, зрелище настолько тошнотворно-мелкое, что я ищу в себе одиночества.

Рикардо Гуиральдес, “Одинокие стихотворения”

*

Пока горизонт не выплюнет эту горящую пилюлю,
Клубами дыма обнажая почерневшие зубы домов,
Мне надо успеть добраться до башни — ко сну,
Где разъярённым скорпионом я увижу твоё тело,
Умолкнув на мгновение средь этой липкой жары,
В этом Грозном, в этом всегда одном и том же
городе Грозном, где сны людей застилает нефтью,
Где я мог распознать тебя подле зелёного быка,
Под древом, ещё не одетым в листву воспоминаний,
Возле стремительной реки, что течёт сквозь город,
Сквозь меня, тебя и всё это время, похожее так
на буровую скважину, на глоток холодного айрана,
Но чаще всего так похожее на тёмную душную ночь,
Что наступает на этом юге так мягко и безбольно,
И под покровом которой я больше не жду никого,
Ничего не ищу: ни глаз, что ты отводишь, стесняясь,
Ни гортанных исчезающих слов, известных лишь нам,
Ни твоих рук прозрачной тени, простирающейся втуне
над этим вечно горящим предгорьем, где уже ничто
не связывает моих друзей с их нелёгким детством,
Где сейчас лишь пепельное море грозовых облаков
днём держит меня на плаву, по ночам — это джаз,
Когда подолгу лежу на спине, вглядываясь в потолок,
Будто вот-вот он раскроется, явив мне Млечный Путь,
Примирение Единого с Многим, а также обрушение
стеклянных башен молчания и сад таинственных роз,
Пожухший там, меж длинными рядами усыпальниц,
Пока в растущей жаре умирает изнеможённая ночь.

*

Сиеста без сна.
Неуёмное эго растворяется в послеполуденной тиши.
Безоблачное, иссушенное небо наполняет меня
смутной радостью, так похожей на отчаяние.
Здесь, в этом пылающем патио, душа на мгновение
находит желанный покой, наблюдая за муравьями.
Моя единственная задача — моё существование,
И я могу решить её, лишь пронеся свою душу
в твёрдых небесных ладонях до самого конца.

*

Отдаться лёгкой зыби вечерних сумерек,
Дымящихся сначала золотом, затем чей-то кровью,
Когда во рту распускается железный вкус засухи,
Горячий влажный ветер треплет белые руки цветов;
Затем отойти к пустырю, что ухвачен руками реки,
Помочившись в кустах, увидеть всё как во сне:
Небо, усыпанное звёздами; тёмные силуэты деревьев;
Измыслена сияньем ущербной Луны песчаная коса;
Тяжёлый ковёр из листьев, устилавший берег реки;
И вязкая та пустота, сгущаясь вокруг всего сущего,
Упразднится вскоре саксофоном Мэриона Брауна,
Когда небо вновь примерит на себе ацтекскую маску,
Губами цветов произнося вночную молитву маиса;
И ноющие суставы старух уже предсказали ливень,
Но его не будет; лишь светом небеса извергают семя,
И Та, что ходит по звёздам, его принимает в себя.

*

Я прятался в изломанной тени оврага,
Когда сухая буря пылью окрасила свет,
Снеся все возможные дорожные знаки,
И теперь куда идти, и что же делать мне?

Все голоса, что знал, навеки стали эхом,
А на ресницах — прах всего, что я узрел,
Жизнь пронеслась, как в зарослях ветер,
И теперь куда идти, и что же делать мне?

*

Рыбный базар и земная персть.
Глаза, сонные летучие мыши, упорхнули к тутовнику,
В тени которого продавец благовоний мечтает о Лейле,
Разрезая кинжалом завесы из шёлка, одну за другой,
На её жемчужном теле, мерцающем в отблесках реки.

Прогнивший стервятник садится на верхушку тутовника,
Стряхивает сиреневые сумерки с него; и облака, светясь,
Над обветшавшими саклями низко нависают; тяжело;
Ты возвращаешься сюда, неся ливень в сжатых ладонях,
И саксофоном, будто молнией, Колтрейн пронзает небеса.

Мне тёмная комната снится, огарком свечи сотворённая.
Дышит тень на стене, мне становится ясно: ты дуешь на узлы.
Меня лихорадит, по промокшей от пота постели воротит,
И шипастую розу тягуче вынимают из моей головы.
Мама, когда я умру, пусть узнают об этом все суфии.

Тёмные века любви и ладан, горящий в каменных храмах,
Возведённых на горных вершинах угрюмыми предками,
Отрицавшими смерть, всё же знавшими письменность голода,
Что их вниз привела, к этим вечно горящим предгорьям; никто
не исчислит веков нашей любви, тёмных, как фиников плоть.

*

Время жатвы, одинокое, священно-тяжёлое.

Голос горизонта, доносящийся пред тем, как кровящий глаз неба
замкнётся в сохнущей слезе влажной от дождя земли.

Человек наблюдает как загораются звёзды, и тает печать
на сердце, обскурном зеркале, что проясняется в смирении,
Дабы хоть на мгновение в себе воссоздать этот небесный порядок.

Дева с кофейни

Ночь слоится в глинистых илах —
Остатки древних живых организмов,
Которых я не увижу никогда,
Лежу в этой скважине
Под давлением пластовым,
Отвлекаюсь мыслями
О деве с кофейни
И словно занавес
Предо мной пролетает
Заблудившийся
Зелёный трамвай

Два кеса за смену но этого мало
Но можно заниматься своими делами
Общаться со всякими орными людьми
Что вечно талдычат о четырёх квартетах
Тэзры Саунда и кого-то там ещё
Добрый день сахар корица на молоке
Обычном или овсяном кальций
Кальция карбонат фосфат трикальция
Эмоциональное истощение как результат
Психическая энтропия с чаевыми впридачу
Я ходила на танцы вечерами иногда плачу
Исключительно в терапевтических целях
Добрый день до свидания сахар корица
Кедровые орешки накрыть ли вам крышкой
До свидания добрый день до свидания

И вновь пролетает зелёный трамвай

Так тихо стало
Слышно как пар поднимается с чашек
Ты повзрослеешь и я повзрослею
Истина она немного суховата
Как этот черничный маффин
Oh such a spring oh such a spring
I am the sun I am a croissant.

Soledad

Одни и те же дни и ночи меняются над этим местом,
Так же как они меняются над лесом,
И в одном из этих скучных отрезков,
Ты танцуешь на склоне холма, за тобою – закат,
Соледад.

Здесь нашли остатки цитадели –
С въездными воротами три защитных рва,
Светлоглиняные амфоры и каменные стены,
Так долго здесь вели раскопки, но не нашли тебя,
Соледад.

А помнишь как во времена Междугорья
От голода совсем распухло твоё горе?
Твой отец соврал сказав, что вас везут на море.
И по рельсам можно добраться до ада, разве не так,
Соледад?

Ты помнишь как один сказал: уберегитесь фитны,
Воистину близок наш последний час,
Другой сказал: уцелевшей мне нога моя снится,
Сдаётся мне, мы уже не в Маасе, – ты скажешь тогда,
Соледад.

Одни и те же дни и ночи меняются над нами,
Неужели времени нет, а есть лишь распад?
Ты улыбнёшься и скажешь, что это не так,
Потому что ты знаешь больше чем я,
Соледад.

Пройдёт много лет, и я перед зеркалом встану,
Скажу старику: «Ибо я не надеюсь вернуться опять»,
Это если к часу тому не состарится память,
Но уже не состаришься ты никогда,
Соледад.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney