РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Ануар Дуйсенбинов

Четвертый мир

19-10-2019 : редактор - Женя Риц





12.10.18

Чем дальше перспектива и выше скорость, тем отчетливее различим
запах одиночества среди прочих запахов, таких как тонкий, 
почти бессильный аромат любви или вездесущее зловоние суеты,
смрад одобряемой глупости или даже запашок из-под мышки грядущего.

Мы не хотели приходить туда, куда пришли, но уже называем это «здесь»,
и отсчитываем отсюда шаги, старательно запечатлевая каждый, фиксируя,
словно бы рассчитываем на то, что за нами придут другие, им будут интересны
наши уже неосязаемые артефакты или наши неоспоримые убеждения.

Истерика предвосхищает решение получить желаемое, отвергнув действительное,
если действительное когда-либо было определимо, а действие могло быть
единственной формой опыта. Запахи идут из пробелов, из неосвещенных памятью
пространств, где время это не более, чем слово, и шаг это не менее, чем забвение.


Время

время не чувствуешь в природе
даже если это каньон возраст пород которого
как утверждает вики двенадцать миллионов лет

что такое двенадцать миллионов лет
восклицает Асель что это такое

время это что-то очень человеческое
стоишь в каньоне и стоишь
и хуй бы с ним здесь ничего непонятно про время

тушканчик перебегает пыльную тропу на которую
налипло немного времени
но ни в его глазах ни на кончике изящного хвостика
оно не отразилось

едем по новенькому асфальту и тут же
оно возникает прямо под шинами

на развилках мы легко уехали бы не туда
если бы не Леша который во-первых уже сюда ездил
во-вторых стрейт мы долго смеялись описывая
как паниковали на этих развилках пока не замечали
поворотника лешиного автомобиля и паника ненадолго стихала
и еще когда оказалось что мы взяли с собой сосиски булочки
два вида соуса хайнц салфетки воду сигареты шоколадки
нестле и риттер спорт но не взяли ножа чтобы сделать холодные 
хот-доги а когда спросили у Леши то он молча достал угрожающе острый 
черный складной нож

мы ржали что некоторые функции 
такие как ориентирование на местности
или по умолчанию наличие острого складного ножа 
совершенно нам недоступны 
и в компании обязательно нужен один стрейт
и хотя все понимали условность корреляции 
между условной опять же ориентацией и функциями
смех стоял громкий и это тоже звучало время

и когда дети тоже очень просились на самый край обрыва
а мы стояли там завороженные ошеломляющими видами 
совершенно киношного свойства фантомы этих видов
фиксировались где-то во времени нашими смартфонами

и когда мы с Аселей обсуждали не обираем ли мы
реальность все бесконечно фиксируя она лишь сказала
что Бог поругаем не бывает и обобрать мы можем
разве что свое восприятие реальности и между нами
как будто тоже звучало время 

а может это просто ветер в ушной раковине каньона
грезящий шумом реки неизменным творящим сам себя
в сердцевине движения


Мембрана

Невозможность сказать обнаруживается 
при попытке зыбкого шага в говорение 
в безнадежную и упрямую попытку увидеть

Слепой шорох этих шагов беспокоит спину 

Свет непреложный как голод 
как инерция тела в стартующем 
такси которое на миг отступает 
чтобы устремиться вжавшись в 
немое воспоминание о смерти

Свет совокупность фантомов вещей 
наслаивается на черную ткань памяти
мембрана усложняется 

Силуэты лиц на ее поверхности медленно утопают 
уступая безликой глади изредка вибрирующей 
от звука их отдаляющихся имен


Возвращение

Спасибо за мерцающий и одновременно застывший
В ожидании город за ночных незнакомцев выхваченных мимолетным
Взглядом а если ничто меня больше не держит
То что же держит меня такие часы дни или сезоны как сейчас
Я называю «с зародышем рубежа» «мы слишком стары чтобы ссать» 
Вспоминаются вдруг слова и другие слова нарушают скользящий покой
Ты брось это дело говорит майор с этого все и начинается 
Сначала это потом грабеж ради этого потом и до убийства недалеко
Посмотри на себя ведешь себя и выглядишь как девушка таких как ты 
В тюрьме знаешь как договаривать он не стал продолжая переговариваться 
С другим на языке якобы мне непонятном на языке моих отцов и дедов
На языке которым трепетала степь под копытами табунов
На языке которым звучит сейчас речь двух выебывающихся 
Упивающихся своей властью над ситуацией и таким образом пытающихся
Скрыть свой страх преступников мы переезжаем с места на место
В ожидании денег которые моя семья — я говорю сейчас о родстве не кровном
Каком-то подкожном неуловимом и вызывающе действительном —
Собрала в течении получаса и уже везла в зияющие чрева в которых
Давно потонули причины рефлексия вина мы останавливаемся в одном
Ждем десять минут и переезжаем в другое и этот судорожный маршрут
Напоминает пульс испуганного измученного беззаконника который как будто
Давно хочет быть пойманным за руку где-то в глубине того самого чрева
Но уже почти не помнит об этом и живет с ощущением чего-то все время 
Ускользающего важного с напоминающей свет точкой на границе зрения
На выходе из дурного сна звони говорит время твое на исходе будем
Тебя оформлять я старательно изображаю страх и говорю в телефон
Дрожащим почти панически голосом это игра в которую невозможно выиграть
Но необходимо подыгрывать ибо если ты не боишься они могут случайно
Увидеть в твоих глазах то самое ускользающее и важное и тогда непонятно 
Что будет дальше кому это ты написал говорит майор выхватывая телефон из рук
И читает вслух «Все в порядке не переживай откупимся» и смотрит и почему-то 
Замолкает я смеюсь про себя над собой мыслительные усилия которого 
Направлены исключительно на впитывание все этого шума всего этого текста
Спасибо что я скоро вернусь домой они скоро вернутся домой и все это 
Скоро вернется в слово


***
Не прекословь тебе здесь не говорить
Но слышать ткань межреберного шума
Расчесывать безоблачное время

Природа взгляда связывает вещи
Здесь видеть значит воплощать
Взывать к осуществлению 

Разговор с человеком, наслаждающимся высокофункциональным аутизмом

Ты видишь смех на изломе логики
Для тебя юмор всего лишь выступ
Неровное место в гладкой структуре
Ты смеешься когда мне удается 
Саботаж системы 

Две ночи перейдя вброд я пришел 
Для того чтобы выкурить бессчетное
Количество сигарет и часами смеяться
Как будто смех это единственный ответ
На еще не сформулированный вопрос

Вопросы вытолкнули нас в диковатое
Взъерошенное наэлектризованное
Пространство где каждый вдох
Взрывался букетом новых нейронных 
Связей а система вознаграждения
Увеличивала и без того многократно
Усиленное удовольствие

Гонка ли за ним привела нас сюда
Она ли верховодит нашими телами
Которые мы поспешили отделить 
От себя самонадеянно полагая
Что это просто скафандр для существ
Другого порядка

Или воля наша совпадает с желанием
И пока эти курсы сходятся нам не о чем
Беспокоиться и незачем чувствовать вину
За непонимаемый и часто порицаемый
Образ жизни

Ты говоришь структура надежна 
Следуя ее логике можно упереться
В непреложную твердую вещь
И мое интуитивное движение
Не что иное как каталог быстрых 
Решений на основе опыта
Автоматизированных для оптимизации
Творческого процесса

Часто бесстрастное выражение 
Твоего лица олицетворяет этот порядок
Который может восприниматься 
Как бесчеловечный но что мы знаем
О человеке

Посмотри на природу говоришь ты
Никогда непонятно где заканчивается 
Одно и начинается другое
Потому ли ночь пятницы в который раз
Оказывается вечером воскресенья
Короткий разговор многомесячной 
Давности многочасовым смехом
Умирающий фикус живым текстом

А мы 

Ветками развития очередной структуры 





Что-то еще

Должно быть что-то еще
Смутной догадки тень —
Противница покоя
Диверсия окончательности
Проповедница ускользания

Прозрачный холод
Исполосованный ветвями
Забывший начаться день

Хрустит бумага под
Ведущей линию лица рукой
И музыковорот 
Высвечивает время

В покое скрыта страсть
Вживается в живое разноцветный бисер
Игла вытягивает звука нить
Из черной тишины. Зависим
Мир обретаемый от точки наблюдения
Прохладная ладонь глотка
Как будто обнимает голос
И запах музыки разбудит тень цветка

Земли нет дальше собственного сердца
Настойчивее зова, компаса точнее
Неутолимей жажды, поиска упорней

Ошибки нет, и вариантов кроме
Возвращенья в радость. Фотоны-пилигримы
Являют мир слепой слепому миру
Поют о доме


Одеяло

Одеяло действительности стало мешать побегу, нежность прохладного сна ускользает сквозь суетливые ладони ума, просачивается подобно свету и звуку. Сколько ликов твоих еще явится мне. Разве я забыл глаза твои бесчисленные на ряби морской. Разве помню чаячьи крики твои или объявление остановки. Не касался ли ты волос моих метелью февральской, красота бурана не серебрила их разве, не бросалась в лицо непрошенным поцелуем. Разве смог бы я попросить. Просят ли о таком, разворачивая бумажный шорох походки ветра. Светоносна, ветвиста воля твоя как древо, пьющее тень свою. Корневище вещей питает плоть плодов твоих. Двойственность угнетает обязательством выбора. Вырывалось свободное зрение вспышками, трассировало хай-хэтом хрустальные тропы, коих нога моя не коснулась, но в ушах их прозрачность звенела. Как сейчас, в девственном одиночестве парящая звукопись направленного внимания чище попыток понимания, честнее тепла под обеденным одеялом. 


Остров

Темное облако спутанных проводов. Ночь, перекресток, скрип, рваный бас. Меняет 
трек, а вторая движимый остров звука плавно относит влево. В нас отражают
свет, но мы не источник света, просто скользящее в трафике беспокойство. 

Даже мнящих себя бессмертными, нас, настигает скука, перешедших четырежды
звонкий рубеж рассвета без того чтобы спать — напряженные средоточия
робких цветков сомнений. Неон не знает светозарных миров кроме ночных соцветий,
безымянных скоплений не до конца покорных, глаз, ушей чьих морок когда коснулся,
прозревших сердцем. И обративших взоры к белокаменным храмам
в дельтах маршрутов слез, а уши — к несгибаемым ритмам твердой походки воли.

Здесь отстаивать звук значит впрок кислород запасать. Поцелуи рук и плечей. 
Еще один поворот. Десант означаемого. Где бы припарковаться. Дым сигаретный 
врезать в январский мрак. Вновь разбудить желание, взглянуть в его сонный лик.
Словно в последний раз. Или эта система верований принята, так легче
согласиться с многократным вторженьем в границы сна. Вот 
опять меняется трек, а вторая движимый остров света относит вправо.


Никогда вслух

Берегов бродячих звонари
Море мрака облако зари
Дым далекий дом безликих ад
Снов непроходимое вчера
Отправные правки прыть и прах
Кровь на стеариновых словах
Пламя памяти прыжок через костер
Карты нет необозрим простор
Забронирован серьезный разговор
В нем как будто явишься себе
Бронза ли сияющая сталь
Чистый отзвук мрамор и хрусталь
Свет и скорость новых грез и трасс
Никогда есть все что не сейчас

Заострил застрял и застрелил 
Остеохондроз хандра холестерин
Вмерз возня перегружает взгляд
Рак отшельник в сумраке мандраж
Блажь сомнительный махровый эпатаж
Яд менять вменять минорный раж
За крылом закрылся задремал
Почв проносится причудливый пейзаж
Плач палач печали ты не знал
Сдерживался сдюживал сдыхал
Дирижер на дирижабле яма стон
Прихоть одинокой похоти как сон
Без любви заоблачной войной
Враг на вынос выбор на износ
Никогда себя не произнес


С той стороны

С той стороны не видно этой стороны
Куда ни глянь везде только просторы
И поезда и скучные заборы и синева
Плохие сны и никакого моря нет
И поезда немытая посуда
Вчерашний день как пес не отстает 
Весна вползает в корни
И можно слышать сок прохладной тени
И поезда кочующий металл и все слова
И память обновляемая карта и просторы
И обещания вклеены в гербарий
Бумажный хруст асмр заборы
Истории любви поросшие мхом быта
Невроз невольно выдается телом
Язык доступный редким полиглотам
И липкая услужливая робость
И поезда и страх быть неудобным
И страх что иссякаема любовь
И страх в обтяг футболка
И страх что не умеешь сострадать
И страх что кончится и страх что не начнется
И страх что встретится и страх что никогда
Страх не бояться ничего
И страх чего-нибудь испугаться
И страх что слабость это выбор
И страх что силой никогда не веяло
И зря эти заборы напрасно поезда 
Вгрызаются в просторы 
На людных станциях ни выйти покурить 
Ни протолкнуться в город
Ни одного знакомого лица 
Вообще ни одного лица


Парадоксы

все укрупняется
по мере того как очередная личина жизни рассказывает
самую старую в мире историю очереди в супермаркете
разговоры становятся редким но более драгоценным украшением
дружбы которая становится прохладнее но надежнее
когда гораздо интереснее заходить 
на более широкий круг
прежде чем вновь заглянуть друг к другу 
на внутренний огонек

все мельчает
то есть детализируется до более высоких разрешений
когда недостаточно ни первого слоя ни второго
археологи вечного поиска выбирают кисточки помягче
вопросы становятся важнее ответов а сомнение
принимается как безусловная добродетель
что еще нам расскажут раскопки об эволюции
сортов чая?

все ускоряется
то есть частота событий-кирпичиков событий-шагов
увеличивается ускоряя движение мира и расширяя
опыт времени а это ускорение в свою очередь 
нагнетает еще больше событий и вот она
экспонента пребывания

все замедляется
то есть расширенный опыт времени 
являясь следствием ускорения 
удивительным образом открывает возможность 
неспешно обозревать неторопливую нежность
плавно ускользающих ландшафтов 
непреложного присутствия


БИТ

По фарфоровым мостам к майским пасекам
Эхом дышат шаги под дождем 
Роспись синими ручьями подкожными
Пошлый контур солнечный золотой
Уезжать не нужно нравится ли тебе вокруг
Ну вообще вот нравится что ты видишь?
Мне нравится давайте просто займем 
Свои участки для любви и станем возделывать 
И плодоносными станут намерения сладкими плоды

Сколько зрел в тебе голос
Голос светом которого случилось нам наблюдать 
Незыблемое движение 
Неостановимую красоту 
Сколько лет ты бескостный носил в себе поцелуй
с моих губ упорхнувший в полумрак коридора в монотонный бит лестницы вниз
в зеленеющий свежести сон по прохладе металла вперёд с умирающим фениксом дня 

вслед продрогшим теням в поворотах светлеющих улиц всепрощающей юности

На себя не взглянуть без другого
Подозрение есть что за маской непонятых 
Мы увидим такие же рты и глаза 
Цвета крика о помощи 
Какие мы носим и сами



Как отчаянье соблазнительно 

Наших честных речей пред самими собой
Давно недостаточно
Мы бывали храбрее 
А стали как будто бессмысленней

Перезвон голосов все отчетливей делает тишину
Я похоже давно расщеплен 
Мы друг друга способны узнать 
Только в дрожи поверхности памяти
Если это все я то богатство мое баснословно 
Повторяются реже отражения в зеркалах

Мне неведомо что притаилось за темное облако
Слов за тобою повсюду плывущее тенью касаясь затылка
И какая гроза собирается у тебя под рубашкой когда
С переменой позиций слагаемых ядов
Желаешь ты поиграть

Потому я боюсь но сначала я не понимаю
Как хочу тебя видеть теперь и как на тебя смотреть
Мир в той точке был на мгновенье прозрачным
Необъятным и ясным как небо над степью 
Неряшливым резким как утро
юности всепрощающей 


Проезжая улиц светлеющих повороты
теням продрогшим вослед 
дня фениксом умирающим 
вперед металла 
по прохладе 
сон свежести зеленеющий вниз летит 

Лестницы бит монотонный 


Fourth World

Идти стихотворением. Что может быть увлекательнее.
Робкие, беззвучные шаги — два вперед, три назад,
цвет в бросок. 

Какое странное занятие. Кто-то говорит производство смыслов,
кто-то говорит расширение возможностей языка, кто-то, как я,
узнает что-нибудь удивительное, неожиданное и не всегда приятное
про себя. Даже почти всегда неприятное, всегда — пронзительное,
игра здесь идет нечестно — ты прозрачна и беззащитна.

Кто-то крикнет политика, но я только описал человека,
его прозрачность и беззащитность. То на ритм залипнешь,
то чудными образами заворожен — идешь себе, тщась
догнать курсор, который время от времени, как будто 
что-то вспомнив, перескакивает назад, потом снова вперед, 
словно несколько раз в секунду развоплощающийся кузнечик.

И вот ты упорно идешь, драматизируя и осторожничая,
как ребенок, придумавший себе приключение, по 
действительно опасному, веревочному мосту, который
лежит себе в густой, прохладной и высокой траве — 
ветер обращает ее в эквалайзер. Звучит лиственный оркестр,
одиноко вступает труба, притворившаяся флейтой, 
и Джон Хассел 
посылает привет        из четвертого мира. 



                              А.

некоторые встречи похожи на расставания
на долгие жесты прощания 
на контрольный и тщетный поиск 
точек соприкосновения 
никто не становится лучше другого
никто не убегает вперед
не остается позади
не оказывается выше или ниже
пространство здесь не имеет значения
одна тропа показывает изгиб другой
и трава напевает тихую песнь шагов

некоторый город напоминает ставку
древнего хана, раскинувшуюся 
по обе стороны от реки
под монументальными небесами
архитекторы облаков каждый день строят по сотне
воздушных замков, каждый день ветер относит их 
куда-то за горизонт, к их горним кочевьям 
где пери наполняют просторные залы песнями и слезами
освобожденные от памяти смертных батыры
танцуют, их шокпары бьются о щиты
степная гроза во чреве своем радугу несет

некоторые пространства оказываются оборотнями
зеленый луч пересекает темноту пустой
бетонной коробки, и под ним собираются
самые яркие огоньки в самую темную ночь
и танцуют на каменных скрижалях 
и смеются громогласно, свободно
крепко пьют и в ушные раковины мед собирают
и танцуют на тенях друг друга
и целуют нежно друг другу руки
дышат светом лунным, полные легкие серебра
и танцуют на первых лучах зари
луч зеленый прячется в зазеркалье 
уносят биотуалеты, разбирают звук
усталые рейверы вызывают яндекс


Белый сон

от себя вовнутрь из себя где голос бледный в разнотравье снов 
от себя туда где только эхо взгляда от тебя
отголоски смирения забиваются в трещинки саксаула
дым и копоть карагач и мак не помнят тебя такого
дух сутулый подбирает раненную колючку 
говорит прости меня родом я не отсюда я искал куда 
но пока я пришел оттуда забыл ухожу откуда
и зачем иду и шаги бесшумные чем оставляют след
за следом и почему мне никогда с ними не совпасть

говорят здесь лучшие времена прошли и настали последние времена
мост ногами обеими упирается в берега бездомной реки 
по нему идут вечерние фонари отражают лучистые лица свои в воде
если с нами когда-то такое нигде случилось значит нас нигде 
ожидает когда-нибудь значит в мох разодетые камни дождутся нас
убаюкают в черной сырой земле наши белые пламенные сердца

сок травы под кожей у ветерка поет воробей эту песню прямо из ветра пьет
заливается где же самость моя где памяти о себе хоть малость
приоткрыть завесу почему на весу приятнее чем на тверди что нам осталось
кроме как ожидать когда кончится ожидание наше медленное мучительное
старание хоть как-то осуществиться и немое старение смерти

бросить вызов сну значит вовсе не просыпаться
прилететь белокрылой совой к берегам реки твоей из камней
и смотреть на детей твоих нерожденных веселые слушать крики 
радость небытия в их гортани освещает пещеру неговоримого
лисом насмешливым вылизывать гримасу твою любимую безысходную
бездну твою ручную гладить выгуливать по мирам несбывшимся 
плакать вместе по жизни на неведомой стороне


ВЗРЫВ

Ты ни в чем не виноват
Шепчу себе
Скажи это громко
Шепчу

В ответ хор обвинителей начинает исполнять 
Из оркестровой ямы звучат вердикты
Дирижёр направляет на меня ружьё

Зрители взбудоражены
Попкорн отложен в сторону

Виновен!
Надпись на плакате, который выносит кажется моя мама

Виновен!
Надпись на плакате, который выносит кажется мой папа

Виновен!
Надпись на транспаранте, который мои тетки растягивают на сцене прямо перед детским хором

Виновен! скандируют зрители
Виновен! виновен! виновен!

Прикрываю уши ладонями, падаю на колени, закрываю глаза, все лицо устремляется в воронки глазных впадин

Кажется кричу

Не слышу ничего, кроме звона
Только тьма в красных сполохах и звон

Я в открытом космосе своих закрытых глаз
Я в открытом космосе своих закрытых глаз
Я в открытом космосе своих закрытых глаз


ТИШИНА 

Ну

Что в тебе ещё осталось
Выкладывай не томи
Какой ещё изъян изъять бы из тебя
Где ещё ты не дотянул
Где перетянул

Ну

Давай
Говори как есть
Прямо туда говори
Прямо в кризис идей
В нехороших таких людей

Ну

Прямо в паралич эмоциональный говори
Прямо в сердца анабиоз скажи
Нарциссизм апофеоз скажи
Прямо в сломанное действие говори
Прямо в мягенькое бездействие говори

Ну

Прямо в эгоистичное лицо скажи
Не способное к состраданию
Прямо в меня скажи

Ну!




АРХЕОЛОГ

отстаивать себя значит отслаивать от себя

все

пока не останется одно лишь устремление
только чистое устремление и больше ничего
больше ничего под этой кожей нет
за этими словами не найдется больше ничего

слой за слоем 
слой за слоем
археолог в поиске самого себя
того что от себя 
после себя

слой за слоем 
слой за слоем
в одни войдем
из других выйдем 
какие-то закроем

пока пока история
прощай прости история номер два
пока пока пока любимая небылица
қош бол жаным лүпілдеген қаным
не свидимся уж легенда
не вышло как-то миф

где-то там что-то там куда-то там
там там туда туда 
отсюда и туда отсюда и туда
туда только туда 
туда туда туда туда
туда туда
туда

а некуда

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney