РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Звательный падеж
20-10-2013 : редактор - Василий Бородин

Телегин (3)

      print open_in_new     



XXV
Телегин ждал человека с книгами для издательства. Телегин сидел на скамейке. Телегин взял том Толстого. Телегин открыл том. Все поздние повести, которые были в нём, Телегин уже прочёл. Телегин решил, что нужно думать об осмысленности. Телегин смотрел на железные колонны. За передним рядом косых решёток прорезались светлые полосы задней стороны. На скамейке напротив Телегина сидели две женщины. Женщина слева положила ногу на ногу и взялась сложенными друг между другом пальцами за верхнее колено. На плечах женщины висело снятое тонкое пальто. Лацканы пиджака сильно выгнулись и топорщились над положенным на колени меховым пальто, лежавшим и на коленях женщины справа. Женщина слева смотрела мимо лица женщины справа. Светлые волосы были причёсаны волнами. На щёки и подбородок падала тень от стоявшего в стороне от скамейки мужчины в шляпе. Красивая женщина справа сидела вполоборота к женщине слева. Меховое пальто скрывало под собою ноги. Белые кружева заворачивались из-за чёрных отворотов пиджака. Чёрные волосы вились и падали локонами на плечи. Женщина смотрела в пространство чуть опустив глаза. Женщина выглядела печально, но одновременно было ясно, что она ждёт скорого и большого наслаждения.
Жизнь для торжества животной жизни есть знамение вожделения смерти. Потребность в осмысленности есть не относительность ценностей, как относительность способов действования посредством мира извне, но познание, поставленное на службу самому способу действования, простирающееся на общеживотные подсознательные требования. Человек не хочет быть, поддерживая свою жизнь в пределах устройства поддержания жизни, как условия жизни. Человек хочет быть, будучи самостоятельной частью мироздания, законополагающей свои условия жизни. Человек хочет быть не относительно бесконечного самотождественного бытия, но быть относительно овеществления самоотождествления отдельным источником жизни, открывающим свои беспредельные мирооснования. Последняя подлинная мудрость есть осознание неведения. Неведение не есть выход за пределы познания. Истина очевидна за пределами познания. Истина за пределами познания есть неизбежный единственно возможный, порождающий бытие, как равный тому, что единственно может приравниваться, закон. Потребность, не отражающаяся удовлетворённостью в том, что требует, есть взор, обращённый в бескрайний простор и безжизненное запустение. Последнее сомнение есть свободное сознание. Свободное сознание есть мёртвое сознание. Сознание, обладающее ценностью, есть живое сознание и частное заблуждение. Вселенная вожделеет разнообразия и полноты бытия. Человек вожделеет осуществления свободы частного, не тождественного истине мира, законополагания своего безотносительного, всемогущего в самопорождении самоотождествления торжества бытия.

XXVI
Левый глаз женщины был серой щелью между двумя неопределёнными полосами теней. Правый глаз был тёмным пятном в сером тумане с отражением красного тона, закрывавшем правую сторону лица. Нос женщины был растворенным в сером тумане просветом, теснившим цельный сгусток темноты над верхней губой, левой стороной носа, под верхней губой на нижней губе и от левого края рта. На левой щеке дрожал грязный красный отсвет. Тень под подбородком мягкотело сгущалась в красно-сером тумане. Волосы женщины размазывались затемнённой границей на сторонах лица. Рука женщины, лежавшая за головой, исчезала в теснившихся друг на друге движениях, сталкивавших предмет сосредоточением и приданием целостности в обобщение неразделённого оттенения. Под отражением ярко светилась тонкими переливами круглая ягодица.
Телесное вождение есть основание любви. Телесная любовь есть не производная необходимости создания семьи влюблёнными, но необходимость полного взаимопоглащения и возможности полного наслаждения тем, чем обладает любящий. Любовь есть вершина существования. Любовь повелевает жизнью. Любовь властна над желанием жизни. Любовь есть высшая ценность над ценностью сохранения жизни. Любовь ревнива к жизнеспособности. Любовь выше ценит здоровую жизнеспособность, чем искалеченную возвышенность. Любовь искалеченной возвышенности есть затяжное предсмертное воспоминание о страдании. Любовь искалеченной возвышенности исторгает бездну страдания, опустошая то, что способно наполнятся, и сливается с бездной безжизненности. То, что прекрасно, как основание ценностей, найденных и соотносимых сознанием с восприятием, сковывает вселенское вожделение безотносительной воплощённости способности бытия.
Телегин чувствовал, что хочет найти что-то. Телегин чувствовал, что не понимает чего-то. Телегин чувствовал, что мыслит нечто частное. Телегин чувствовал, что хочет вернуть себя в состояние, которое должен испытывать. Телегин чувствовал, что знание целей беспомощно без самоотречения мысли и мыслительного поднесения вожделению. Телегин представил себе, чем обладает. Телегин представил себе главы написанного текста. Телегин представил себе множество написанных текстов. Телегин представил себе время, когда он писал каждый текст. Телегин представил себе свою жизнь того времени. Телегин представил себя во времени, способного написать то, что было написано, и представил себе ту одержимость и торжество жизни как самостоятельное самоповелевание. Самоповелевание вставало в сознании оглушительными раскатами торжества жизни, сменяясь и заглушая рокот предшествовавшего торжества. Телегин представил себе вожделение предельного взаимного самопосвящения. Телегин не испытывал вожделения избавления от искалеченной возвышенности и вожделения исторжения страдания. Телегин чувствовал смертельную усталость раздавленного самоопровергающего вожделения. Телегин почувствовал, что нашёл то, что искал. Телегин почувствовал ясность и свободу мысли.
Телегин стоял в левом дальнем углу комнаты лицом к стене. Телегин смотрел себе под ноги. Доски шли под прямым углом к ногам Телегина. Между доской, на которой Телегин стоял краем ступни и следовавшей за ней доской белела выбоина. Телегин смотрел на тёмные пятна сучков, следы от перестановки стола и куски разорванного бумажного листа. Перед Телегиным стоял старый стул. Тень от стула падала на белую стену. Ряд планок спинки размытой решёткой повторял очертания стула. На стене, круто нависая над полом, висела картина в старой раме. Тень падала на стену и растянутый угол показывался из-за края рамы.

XXVII
Телегин пришёл домой. Хозяйка услышала шум. Хозяйка была пожилой высокой сильной женщиной с округлым прямым носом, округлым выступом подбородка, маленьким ртом с острой верхней губой и зачёсанными на голове в копну волосами. Руки хозяйки имели длинные, мягкие, толстые пальцы, которые она осторожно отставляла в сторону, когда бралась за что-нибудь. Хозяйка носила чёрное платье в белый горошек, белую рубашку с широким воротником и передник в узорах. Хозяйка держалась скромно и спокойно, но с одинокой набожной холодностью. Хозяйка сказала, что Телегин должен заплатить долг. У Телегина не было денег. Телегин сказал, что сегодня у него нет денег. Телегин сказал, что найдёт, где переночевать и принесёт деньги завтра. Телегин сложил книги в чемодан и ушёл. Телегин пошёл прямо к воротам. Вокруг ворот поставили железный забор. Забор поставили, чтобы заменить решётки в каменных сторонах ворот на турникеты. Это вызывало у Телегина раздражение. Небо было черно и звёзды горели ярко.
Телегин представил себе бога. Взгляд упирался в точку пространства. Бог был различим только в этой точке. Бог сосредотачивался в точке пространства. Из точки пространства исходило отношение к миру. За точкой пространства находилось потустороннее бытие бога. Из точки пространства бог видел того, кто смотрит. Бог возникал в пространстве. Бог был не пребывающим всюду творением, к которому было возможно отнести восприятие, способное разделится в себе, но как непосредственное сосредоточение главной сущности всего бытия, однозначное в своей вожделенности. Сущностью бытия было величие. Телегин представил себе предельное сомнение. Телегин представил себе не неведение и беспомощность познания, но обнажённое в беспричинности бытие. Телегин представил величие бытия, обладающего одной причиной возникновения. Бытие порождалось, овеществлялось, разворачивалось и вставало перед взором, попирая своей исключительной могущественностью отделять и иметь предел расступавшееся небытие. Телегин представил себе величие бытия, лишённого причины возникновения. Бытие разверзлось в свершении, сотрясающем не небытие, в пределах от порождающегося бытия, но бесконечное множество мыслимой бестелесности и пустоты. Бытие, свободное от причины возникновения, одновременно вмещало в себя отдельно и всей своей полнотой бесконечное множество причин происхождения, мыслимых и воплощающихся в собственном проявлении торжества безграничности свободного бытия. Телегин представил себе телесное воплощение причины бытия как законности неизбежности бытия. Вся громада бессмысленного мёртвого свечения и бессмысленной животной страстности засияла в самоопровергающей утверждённости последнего и единственного закона.
XXVIII
На верхней ступени крыльца сидел старик с девочкой. На перилах крыльца стоял глиняный горшок с зелёным кустом, на перилах напротив двери стоял длинный ящик с белыми цветами. От края горшка, выступавшего за перила, падала в сторону ступеней длинная чёрная тень, перекрывавшая решётку чёрных полос между досками вагонки. В дальней части крыльца чернела пятнами решётка с листами и стеблями и за ней далеко и неопределённо виднелся непрерывный простор кроны громадного дерева. На левой стороне перил крыльца доска, упиравшаяся в крайний столб ровно примыкала к столбу и оба гвоздя твёрдо утопали в косом спиле. На правой стороне доска стояла неровно и спил пошёл трещиной. Старик привёл внучку стричься. Седые волосы старика вились на голове громадными зачёсами. На щеках морщины резко и глубоко разрезали кожу узкими чёрными полосами. На джинсовый комбинезон с большим карманом на груди была надета толстовка без пуговиц. Шляпа была напялена на колено. Плотная толстая ткань изгибалась вовнутрь на низкой макушке и тень разрывалась ярким пятном от стороны ямы изгиба. Старик курил и смотрел на дорогу. Девочка с длинными чёрными волосами и чёрными глазами смотрела во двор и жевала указательный палец. Джинсовая ношенная широкая штанина заворачивалась за вторую штанину и выставлялась косым углом.
Телегин сидел на хозяйском дворе на скамейке. Телегин смотрел в пространство в торжественном оцепенении.
Есть потребность оправдать жизнь. Есть потребность в истинности знания. Сознание опровергает истинность ценности жизненного свершения. Сознание находит невозможность соотнесения ценности с действующим законом мира. Сознание опровергает истинность ценности истинности знания. Сознание утверждает допустимость заблуждения, из стремления к истинности. Сознание в неведении утверждает ценность бессмысленного бытия. Сознание отрицает ценность истинного знания ценностей и, не утверждая ценностей, утверждает ценность бессмысленного бытия. Сознание утверждает ценность бессмысленного бытия, подчиняясь законам бессмысленного бытия и отрицая необходимость утверждения истинных законов. Сознание отрицает чувства, вызываемые потребностью оправдать жизнь, и наполняется чувствами, обращаясь ко всей жизни.
Сознание опровергает истинность ценности знания. Сознание опровергает истинность бессмысленности бытия и утверждает неведение подлинной ценности. Сознание отрицает ценность утверждения законов и утверждает животную бесцельность предопределения. Сознание утверждает неопределённость ценности бытия в бытии, несоотносимом с законами о ценностях. Сознание утверждает чувства, вызываемые потребность в оправдании жизни и истинности знания, и безразлично пребывает в бытии.
XXVIII
На столе в углу стоял кувшин. У противоположного угла был поставлен диван. Перед диваном стоя стол с лампой. Перед столом стоял стул с кожаной спинкой. В ближнем углу напротив двери стояла кровать. На полу лежал ковёр. Широкие половые доски были не равной толщины у начала и конца. Стены были забиты широкими досками с перекладинами на стыках. Из большого окна лился свет.
Телегин сказал: Первый человек ищет чувства. Чувство разливается в действительности, лишённое всякой тяжести мыслимого порядка. Чувство обладает властью в той степени, в которой способно выводить сознание из своих пределов, но не в той, в которой способно направлять сознание. Чувство занимает мысль тем более, чем она связана со смертью и плотским вожделением, но не с твёрдым отношением к насущному делу. Осмысленность первого человека есть чувство. Мысль первого человека ищет порядка чувствования. Мысль первого человека содрогается от самого отдалённого веяния истинности суждения. Мысль первого человека впадает в полный покой уже от самого события суждения. Верование мысли первого человека есть то, что требует подсознание. Чувство первого человека разрешается в сохранении бытия человека тогда, когда совершается событие суждения, дающее покой мысли. Истинность суждения разрешается в сохранении бытия человека, удерживающего сознание в его пределах, и обращённого к выживанию. Чувство наполняет действительность не по произволу и вырывается за пределы обращённости к выживанию по велению подсознания, требующего суждения. Суждение получает власть созидать чувства всегда, когда чувство проявляет себя. Всякое чувство становится вожделенным проявлением самоутвердившегося закона. Мысль первого человека становится проявлением сохранения бытия первого человека в суждениях, упорядочивающих чувства.
Собеседник сказал: Первый человек воспринимает мир как царство божественной произвольности. Первый человек хочет подчинить мир законам, царствующим в общественной жизни. Первый человек завоёвывает власть над божественной произвольностью так, как слабый завоевывает благосклонность сильного. Первый человек совершает жертвы во имя богов и подчиняет себя обрядам, устанавливающим законы миропорядка.
Телегин сказал: Боги есть вера в право бытия человека. Мир имеет право бытия как проявление божественности. Мир есть совокупность взаимопорождающих сил и источников желания, отношения между которыми есть событие, а не зависимость. Представление о божественности мира воцаряется в сознании, свободном от способности строго познания и одержимости истинностью. Божественный мир стремится к своему торжеству в божественных свершениях. Мир властен цвести и ниспровергаться в безжизненную бездну. Мир не развивается, но пребывает в состоянии буйного и страстного изменения. Жизнь мира есть отдельные события, происходящие из независимых источников воли. Судьба овладевает богами и людьми тогда, когда сознание овладевает способностью строго познания неизменных законов природы. Независимая воля есть свершение божественного бытия. Человек стремится к силе и власти, опираясь на твёрдую веру в своё право бытия и божественность мира.
Искусство происходит из преимущественного чувственного опыта. Мысль человека обращена к величественному. Чувство человека обращено к жизненному свершению любви. Вера воплощается в обрядах и искусство становится обрядом, обращённым к божеству. Искусство, обращённое к божеству становится созиданием высшего величия. Современники признавали Фидия вершиной человеческого бытия. Воспевание божественности есть воспевание божественной природы и божественной природы человека. Искусство воплощает рассуждение мысли и неистовство чувства в воспевании величественных деяний и обездвиживающей любви.
Собеседник сказал: Греки ставили себя по отношению к богам как низшая знать по отношению к высшей. Греки возлагали вину за не добродетельность представителя своего рода на богов. Высшее благородство богов заключалось в том, что они служили оправданием зла.
Телегин сказал: Первый мыслитель обладает убеждённостью в праве животного бытия. Существует то, что необходимо для сохранения собственного существа. Чувство требует определить ценности действования. Мысль первого мыслителя утверждается в той степени в которой способна определить искомые ценности, сохраняющие жизнь, а не в той, к которой избавляет от сомнений в не соответствии мысли истине. Первый мыслитель утверждает право бытия событием познания. Истинность закона утверждается наблюдением его власти. Истина о происхождении мира утверждает право бытия мира. Мысль развивается, опровергая жизнеспособность мысли, утверждённой своим возникновением, в становлении познания. Сомнение движет мыслью как сомнение познания первоначал.
Собеседник сказал: Первый мыслитель есть законодатель. Первый мыслитель выходит за пределы мифа, обращаясь к познанию, освещающему действительность более ярким сиянием. Первый мыслитель разрешает загадку мира событием познания его первоначала.
Телегин сказал: Благо, как божественный промысел и разрешение сомнения в безотносительности божественного права бытия, сливается со счастьем, как любовным свершением. Любовь, как стремление к счастью и жизненной осуществлённости утверждается как предельность мыслимого знания, как работа мысли и целеполагание. Любовь утверждается как жизненное свершение творчества и стремление к порождению совершенной жизни. Весь мир наполняется любовным движением и вожделением блага. Любовь сама по себе есть гений, не обладающий ничем, кроме жажды предельного знания. Сократ, как источник любви, охватывает своим существом мироздание.
Сократ движется не стремлением к истинности, но стремлением к ценности, большей чем жизнь. Утверждение права бытия становится тенью лучшей жизни. Ценность жизни перемещается за пределы жизни для самой себя. Жизнь становится безжизненностью, отрицанием жизни, как сохранения бытия и отрицанием жизни, как порождения жизни. Любовь жизни становится любовью к устремлению к жизни и порождение жизни становится порождением стремления к жизни.
Собеседник сказал: Благо есть зависть по отношению к способным совершать зло. Свободная воля и есть необходимость. Сократ не верил в силу разума. Мысль Сократа есть оправдание чувства. Благо как счастье сливается с целеполаганием после Сократа.

XXIX
Телегин шёл в библиотеку. Телегин замёрз. Телегин решал, купить ему чашку кофе или не купить. Телегин не хотел совершать на людях действие, лишённое безусловной необходимости и нацеленное на получение удовольствия. Телегин представил себе обывателя, пьющего кофе посреди тротуара. Телегин вспомнил вывод о нравственности как защите свободы. Человек хочет свободы от чужого вожделения. Телегин представил себе чашку кофе, нарушающую свободу общества тем, что она вызывает слюноотделение. Телегин представил себе присутствие человека, нарушающее свободу общества тем, что оно разрывает пространство, заполненное безразличием. Телегин вспомнил о недавней мысли. Телегин думал о приличии и понял, что испытывает отвращение к сдержанности. Телегин представил себе подростка с развязанными шнурками, грязными брюками, с пятнами синей пасты на руках, роняющего листы из папки, опаздывающего на занятие и бросающего вещи горой на кровать. Телегин чувствовал, что в грязи и несдержанности чувствует безусловную ценность. Телегину приходило в голову, что грязь и несдержанность есть отрицание жизни. Телегину приходило в голову, что жизнь не может быть утверждением, относительно бессмысленности, кажущейся определённой и вечной. Жизнь не может быть утверждением, порождающим ценность величественного свершения жизни. Жизнь есть неизбежность и предопределение, несоотносимое с ценностью воплощённости и достижения вершины развития. Телегину приходило в голову, что отвращение к сдержанности происходит из тупости расточения сил. Человек обращён к делу, составляющему единственную ценность его существования и сдержанность есть то, что недостойно сил. Телегин знал и то, что небрежность грязного подростка должна быть бессознательной. Тем не менее Телегин продолжал испытывать чувство упадочного застоя в собственной неспособности к отрицанию жизни. Телегин вспомнил о чашке кофе. Телегин подходил к дверям библиотеки. Телегин решил, что не станет поворачивать назад.
Телегин зашёл в библиотеку. Телегин пошёл в журнальный зал. Телегин спросил журнал Послание к римлянам. Телегин открыл оглавление. Телегин остановился на заголовке Смертность и виновность. Телегин прочёл первое предложение и вернулся к оглавлению. Телегин остановился на заголовке Человечность и язык. Телегин прочёл два первых предложения и взял следующий номер. Телегин остановился на заголовке Предел вещественности. Телегин прочёл имя автора. Имя автора было Саломея. Телегин побоялся читать. Телегин остановился на заголовке Перевоплощение и истощённость. Первая сточка была: “Последний предел свободы есть расточение свободы и ночь мысли”. Телегин взял журнал Тирс и Тимпан. Телегин читал журнал и увидел фотографию красивой женщины. Телегин начал читать текст начинавшийся эпиграфом “Бесправие властвует небом над алтарём. Беззаконие разливается в мире на седьмой день”.
Телегин сидел за столом третьим от окна. Столы были поставлены слишком близко друг к другу. Если бы они были заняты, отдельный читатель со всех сторон был бы окружён людьми. Длинный плотный ряд широких столов был не занят и место за столом открывалось пространству, вводя в деятельное движение всё вещественное нагромождение, предназначенное для общественного пользования. Вместе с этим Телегин чувствовал себя на своём месте. Телегин чувствовал себе на месте, на котором должна была и имела право протекать обыденная работа его мысли. Телегин чувствовал беспорядок своей мысли. Телегин разрывался между несколькими предметами мысли и чувствовал раздражение их одновременной неразрешённостью. Телегин связывал природу своей непоследовательности с природой естественной человеческой ошибки, совершённой в состоянии напряжения сил, но для осознания места ошибки требовалось воспроизвести устройство неразрешённой задачи, выводившей суждение в бессознательное пространство, по отношению к всеохватности оправдания неразрешённости ошибкой. Вместе с этим Телегин не верил в силу этого оправдания.
Телегин читал: “Обратите глаза свои к обездоленным. То бедствие, сокрушающее род виновных и запятнанных собственной кровью, посланное им и обращённое к разуму их. Дух законополагающей мысли проваливается в бездонную пропасть и простирается в пустынной недостижимости. Именем его опровергается слово его. От воли его порождение приходит к единству беспредельности и возвращается в своё начало”.
Телегину приходило в голову, что подсознание требует сохранения бытия. Подсознание требует определения ценности, как действия, предельно необходимого для сохранения бытия. Подсознание опирается на познание, предельно необходимое для сохранения бытия, и требует определения ценности действия сохранения бытия. Знание ценности и действование в соответствии с истинной ценностью есть естественность. Любовь есть утверждение истинности ценности и естественности. Сознание не способно определить ценность действия сохранения бытия. Сознание неспособно определить обладает бытие ценностью или не обладает. Сознание не способно определить, способно ли оно к познанию истинной ценности или не способно. Сознание не способно определить существует истинная ценность бытия или не существует. Бытие есть становление. Существование вне развития есть предельность и небытие. Сознание воспринимает действительность и овеществляет её в измерении собственного восприятия. Мир, овеществлённый сознанием, лишён способности определить свою ценность. Сознание воспринимает ценность и естественность мира и наполняется неспособностью любви к неопределённости.
Телегин смотрел на фотографию красивой женщины. Женщина смотрела на отдалённый предмет так, как если бы смотрела на знакомого человека, выражая для его глаз осознание собственной ценности, не как ценности овладения, но в противоположность этому, как ценности отдалённого признания и взаимодействия, через усилие и совершенно свободные в собственном решении допущение до взаимодействия и обращение внимания. Невольно вместе с осмысленным представлением себя, как того, что должно быть перед воспринимающим взглядом, женщина выражала в своих глазах захваченность событием действительности и полную уверенность в обладании неистощимой и заслуженной основой существования. За выраженным и проявившемся оставались отстраняющей завесой покой и самодостаточность существа, которое само по себе в момент сознательного обращения к действительности и наполненности чувством, должно было склонится к взаимоопровергающей равнозначности подлинной жизненной естественности.
Телегин думал, что любовь есть выражение высшего признания ценности как полное посвящение своего дела и всего времени жизни, как времени дела, другому существу. Телегину казалось, что любовь, опирающаяся на высшие ценности, будет торжеством жизни. Телегин представлял себе любовное чувство, как необходимость непрерывного выражения признания, и видел в нём рабство чувства. Телегин представлял себе свободное чувство и признание с полной свободой изничтожала ценность неопределённостью и головокружением представления предельного величия. Телегин представил себе непрерывное оценивание свободного чувства и дело падало к своему основанию в рабских оковах, неспособное помыслить себя как обращённость к любви и любовное свершение.
Телегин представлял себе основание стремления к обладанию предметом любви. Телегин видел, что предмет любви есть отражение осмысленности для происхождения чувства. Телегин видел любовное обладание как взаимное воплощение осмысленности, относящейся к данному существу. Телегин видел природу происхождения любовного чувства как явление переживания, не соотносимого со своим пределом. Любовное чувство рождается в силу переживания отражения, посвящая своё бытие тому, в чём нет предела отражения. Право бытия осмысленности для существа утверждается в посвящении, опровергающем истинность этой осмысленности. Переживание, лишённое по своей природе возможности обращения к полному отражению, приводит осмысленность к потустороннему бытию самоотрицания.
Телегин взял телефонную книгу и нашёл в ней адрес женщины с духом законополагающей мысли. Телегин пришёл искать её квартиру. Телегин стучал в дверь, но никто не открыл. Телегин постучал в дверь напротив. Старик сказал, что молодая женщина из квартиры, которую искал Телегин повесилась год назад.
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h







πτ 18+
(ɔ) 1999–2024 Полутона

              


Поддержать проект:
ЮMoney | Т-Банк