РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Дмитрий Дедюлин

Рыбий папоротник

21-10-2022 : редактор - Юлия Тишковская





Лондонские вальдшнепы


игра в интернете – это игра с мусором – он там сидит
и не видит что ты на него глядишь – кульки с объедками
и собачьи какашки на его фуражке – он рулит своим катером
и по Темзе плывёт – Лондон, могучий Лондон – 
хранитель тайн безопасных – никто не поймёт их значенье
пока не коснётся лицом воды сего хладного места и позже
останется тут – вот мальчик сменявший невесту на бледную телом ундину
он память свою разбавляет и позже черпает бортом
тягучую жирную жидкость – то Леты теченье немое
и белой луны надзиратель спасателю молится ртом

и падаешь в бедную нежность – как будто ты знал это раньше
как будто рукою касался зелёных и влажных колонн
и плавали мимо ундины, и ползали мимо ландскнехты
и в памяти бедная робость осталась собачкою Лайкой
что в космос летала недолго и с нами осталась в конце
извилистого коридора – мы плыли и плакали веки
сквозь водоросли глухие и память осталась винтом – 

тем чёрным наследием мрака которым спасались подростки
а взрослые небо губили и плавали либо в конце столетий
из памяти росших или в гальюны заглянувши матросами
падали вниз и плыл броненосец «Потёмкин» – зелёное Чёрное море
но бунт был отложен назавтра и память осталась с дымком
охотничьего рассвета – титаны стояли на тяге
и падали с неба вальдшнепы и падали падали вниз



* * *

это телега в которую впрягли оленя и лань
а это жизнь человека который собирает всякую дрянь
собирает бутылки и обрывки материи, куски пищи
останавливается и долго смотрит в снег а потом
идёт в морозную тьму сопровождаемый неясным свечением
то ли каких-то неясных звёзд то ли фар автомобиля – 
пустой свет который движется во тьме не изменяя ей
и служа ей фоном, собирая в свои лучи какие-то вмятины двора
подробности его обстановки – ни о чём не говорящие детали
милой реальности мимо которых падают крупные снежинки
и исчезают в чернильной тьме среди снежных ужей
и аистов несущих комья снега чтобы подарить их 
незадачливым родителям так и не сумевшим завести ребёнка



Метель и одиннадцать негритят

был чернокожий жлоб в метели исходной памятью влеком
и он садился на постели – катал на ней он снежный ком
он как раскольник унижался – он прыгал в ангельский костёр
и с этой памятью сражался – он был востёр
но небо медленные тучи согнало на холодный кряж
он был архангельский попутчик – он был одной из зимних пряж
он падал с неба, выл в метели и голосил как голоса
тех кто на небо улетели и чья погасла полоса
заката славного, Энафий, ты был ли полностью влюблён
в одну из тех земных монахинь с которой баловался слон?
но он не отвечает – может он просто выпил свой стилет
и в животе сверкает ножик а песни не было и нет
но жизнь не с памятью скитаться а с удовольствием велит
и не читает мне нотаций а говорит что я пиит
ворованный из антологий когда тащили с коньяком
говяжий окорок убогий – вот кем я целый день влеком
и прозябаю на полатях и пропадаю я в пурге
«мы лучшие – все люди братья!» – играю я на чебузге
и пропадаю я с телегой или в архангельских санях
на поле белого разбега – мы чувствуем ужасный страх
и отправляемся в объятья к тому кто с нами так легко
шёл до зелёного распятья и был там русским маяком
в его подножье бились волны, туман развеялся как дым
и развевался месяц полный с отождествленьем голубым
воды и сизого тумана, пращи и белого мяча
кто был лишь символом обмана тот стал тем ненцем чья праща
послала мяч в объятья ночи и он растаял – нелюдим
а что касается всех прочих – они по правилам простым
всего лишь медные тарелки с которых боги смерть едят
и пусть дрожат блатные целки при виде чёрных негритят



Гвоздики из сада царя Атлантиды

при столкновении с веществом ты ощущаешь себя симбиозом веществ
при общении с существом осознаёшь себя существом
и чувствуешь себя как нечто невесомое и осязаемое
осязаемое нашими частями тела, нашими коленями, нашим языком
и нашим горлом извлекающим из себя звуки которые мы
запоминаем поскольку запомнить нам больше нечего – 
картины скользят перед внутренним взором нашего
сознания но они гаснут, они падают в темноту с гвоздика,
с гвоздиков которые торчат в стенах нашего музея – 
в нём уже гаснет солнце садясь за горизонт и музей становится
недоступным для взоров звёзд и светил в изобилии валяющихся 
на тёмно-синем сукне неба – кто сгребёт эти фишки кто поставит
на зеро презирая свои возможности и кто получит дольнюю славу
одного из лучших мастеров высекающих архаров из сахара
и кидающих их в чай – в тёмный чай нашей Вселенной
и вот они уже опускаются на дно и тают а мастер сидит
неподвижный и смотрит на звёзды стоящие в темноте
нашей Вселенной и взирающие на нас свысока



* * *

я – настоящий нордический ангел и желаю быть таковым
чтобы все наслаждались моим спокойствием и невнимательностью
ловкостью моих сомнамбулических движений – как я поправляю
свой пояс и ползу по водосточной трубе наверх к канату чтобы
станцевать на нём танец маленьких лебедей
из озера шалуна Чайковского



* * *

воздушные замки в которых обитают воздушные змеи
построены из песка – послушай, брат, я немею, у меня затекла рука
вырви коня из-под всадника и он останется нем среди
пустого рассадника и желтоватых стен – смотри там тени печальные
колеблются за занавеской – возьми молока миндального а мы
им поможем стамеской вырваться из рассветного правильного песка
не замечай конкретного а говори как легка доля тоски беспечальной
уходящей за облака – светится месяц дальний и дотлевает река
в огнях заревых и радостных – в небо-поди успей и наблюдай
за дорогой тонущей в пустоте и набирающей копоти словно
большой паровоз но не ходи по комнате среди здоровенных мимоз
а зарывай сознание в небес золотой песок – только забудь про задание
над тобой потолок который построил дятел – дятел твоей тоски – 
видишь лежат на вате белые волоски – это святая фея оставила
тебе в знак того что ты улетаешь с Морфеем и лес шелестит листвой
и в небе копится копоть и небу приснится пожар в который уйдёт 
пол-Европы среди нам неведомых чар – останется на мгновение
шесть точек во тьме кучевой – безумное стихотворение – оно
пролетит над тобой и сгинет в обугленной памяти где бледные тени лежат
но только подумай – кого найти если тебя потрошат
эти бесплотные вороны и плотные дураки – уйди на четыре стороны
чтобы уйти из реки и оставь в назидание песнь про белых котят
оформленную как рыдание – все феи тебя хотят



* * *

«мы построим наше будущее в нашем прошлом» – говорили одни
и умирали за прошлое не находясь в будущем а только в том
зазоре между двумя треснувшими льдинами который
и зовётся настоящим – это чёрная дыра которая утягивает
в себя многих а потом они оказываются в прошлом наряженные
в костюмы ушедшей эпохи – с лаврами или тимпанами в руках
гордо умирая на картинах художников настоящего и помавая
аленьким платком нашим нынешним героям, тоже умирающим
за прошлое ибо будущее предугадать не дано – наше отношение
к нему похоже на воздушного змея которого мы запускаем
в небеса и который вырывается у нас из рук – бечёвка обрывается
и он улетает махая на прощанье крыльями и исчезая за далёким горизонтом



* * *

нежная как проститутка – девушка родившаяся ночью
едет в зачарованной маршрутке наблюдая снега многоточья
к ней подходит ледяная сухость дорогого мирного мороза
говорит ей: «девушка, когда же ты придёшь ко мне в объятья мира
не дрожи в огне в безумном раже а прииди ко мне
снежинкой из эфира и растай на бережной ладони
чёрного немого истукана – кто меня сегодня ногтем тронет
тот замрёт как в сердце из обмана замирает сладкая певучесть
горних лир – надежда – таем вместе – 
пусть клубятся в небосклоне тучи помышляя о своей невесте
ты ушла и заревая капля – вылезла луна и в волнах тонет
подари мне твой кляп – сотвори воздушный поцелуй
и что осталось? – только письмена на крыльях Бога
напиши ты на стекле морозном свою совесть – тихо мацай
по карманам мелочь – едет в ночь твой ангельский трамвай,
твоя маршрутка и вздыхает нежно на ухабах грязных
по дороге дорогой и близкой и бормочет попугай бессвязно
на плече твоём сося ириску – девушка, скажи сегодня по-французски
как зовётся этот путь опасный что уводит из татар в этруски
из болота через хляби в тряски – в белый коридор простой и узкий»



Люди и звёзды

я дарил ей Пинчона, покупал ей цветы а она говорила что я – знак пустоты
что я – чайник рассветный что кипит на плите – я на ферме секретной
собираюсь лететь на другую планету но тебя не прощу не за ту
так за эту пустоту-маету потому что я ангел что летает во тьме
что берёт овощ манго по доступной цене и на эту планету
я ногой не ступлю потому что монету мне дают по рублю
потому голос алый мне и дан на века что летал я усталый
и немела рука в этом воздухе ситном – он простой – вещество
по манере копытный но вы знали его – но вы знали – архангел
здесь витал в небесах – был он высшего ранга но в застывших глазах
он слезой отразится что туманит мой взор – пусть расскажет нам птица
и подземный шахтёр что летим в кои веки – кто куда но сюда и спроси
человека – он не знает – звезда не придёт к нему в гости – тёмный лес
не простит что он слеп на погосте – вот архангел летит – он летит 
и не знает – кто куда и зачем – вдохновенно играет он в одной из систем
и по мирному небу он идёт впопыхах – остальное нелепо – остальное
лишь страх что скрывают зеницы вниз смотря сквозь ручей – 
посмотри на страницу – он ведь тоже ничей – он ведь тоже не нужный
ни себе – никому и последний архангел – он спускается в тьму
чтобы там всё проверить – всем крестам по местам – только нежные звери собираются там


Бог потерянный под Москвой ходил по дворам
и просил сам не свой: «дайте, дети, мне ваты
для раны моей ножевой, затворяю палаты
и играю отбой»


                                для вассалов Господа

мы – биороботы потерявшие своего Хозяина – мы биобароны
грызущие жадно каждый свой кусок подмётки и наблюдающие
как Хозяин уходит как Он исчезает в метели и на постели
остаётся Даная и дождь золотой – наш Хозяин уходит и всё что вы съели
всё останется с вами и вешней водой унесёт вас куда-то
если ели вы опиум и барбитурат и в конце этой грязной рабочей недели
к вам придёт Существо – уведёт вас как брат в эти снежные сумраки
в эти распады снежных хлопьев текущих как твоё вещество – 
это всё что вам нужно, дорогие ребята, если вы закопались в снегу
под Москвой ну а к вам подползают три танка Гудериана
наводят орудия – смотрят стволы взглядом чёрным тупого барана
ну а вы завязали тугие мослы и готовы к отбою в тиши белоснежной
посмотри вон там горлица запоёт – как она залетела в этот угол медвежий
ну а мы собираемся в страшный полёт – вот летим и Хозяин встречает 
и водит по кругу – поит мёдом и чаем как гостей дорогих
«только вы доверяйте как волки друг другу и Меня вспоминайте
с расстояний своих» и мы кружимся нежно словно в сердце метели
и мы падаем наземь в холодный сугроб – «ложь» – вы думали?
нет, мы успели в небо тихо поднять свой большой самолёт
и упасть в это золото «трепетных странствий» что дарИт нам тоска
«вечеровых костров» «только думайте, дети, о постоянстве
и подумайте, дети, о том, кто готов нас покинуть оставив родные пенаты
раствориться в размеренном и золотом – но подумайте, дети,
о бедном пространстве – ну а то что в нём будет я оставлю гуртом
плыть на бежевой страшной и ангельской льдине – плыть туда
где я встречу всех вас – вы весёлые зайки – так зовут вас отныне
ну а Я – ваш прекрасный и страшный Мазай» и они все притихли
и спрятались в поле – хорошо в дивном небе где бушует гроза
«но глотнуть бы родной три куска алкоголя посмотрев как на сене
сияют глаза – этот кто-то прицелился – снайпер не дремлет
и весомый овёс наша лошадь жует и не дремлет Господь
и безумную Землю отправляет в замедленный важный полёт
она падает словно в кино где мгновенье вдруг застыло – 
так хотел режиссёр и кончается наше стихотворенье и летит белый ангел и летает топор»



Глаза ночи

бытие определяемое сознанием и сознание определяемое бытием – 
немножко разные вещи а именно – бытие – это точка опоры
а сознание это светлая точка кружащаяся в точке опоры – 
всё вместе пристально всматривается в темноту и ждёт её
ждёт когда темнота обернётся своей противоположностью
станет ярким светом заполняющим все углы пространства
но свет гаснет и бархатная темнота подкрадывается на упругих ногах
и заполоняет всё и потом прячется сама в себе как тёмная кошка
в тёмной комнате чтобы внезапно стать вспышкой света
ярким лучом разрезающим пространство и делящимся
на моменты темноты с промежутками света – моменты
помогающие определить свет в его сердцевине и гасящими его
в сердце ночи на том месте где села гигантская бабочка-махаон
и белёсый свет погас а темнота ночи ровно и немигающе 
смотрела на сполохи далёких зарниц, полёты метеоров
и догорающие костры невинных пастухов сгоняющих скот
за загородки и делящих ночь на две равные части – 
глубину и возвышенность – обе приближающие рассвет
и манящие небо своей пустотой



* * *

если ты растёшь, то время – твой друг настигающий тебя
обнимающий тебя за плечи и рассказывающий тебе свежие
истории из тех что ходят между знакомыми об их общих
друзьях и недругах – потом вы вместе едите мороженое, 
идёте к знакомым девчонкам и там пьёте вино
и танцуете с девочками а потом бухие возвращаетесь домой
что еле попасть ключом в замок, открыть дверь
и завалиться спать дыша ровно и глубоко
и наблюдая дивные сны о зелёных планетах летающих
в космосе из вечного мармелада – но это если время – 
твой друг – если оно твой недруг тогда ты падаешь с крыши гаража
пьяный скрежеща консервным ножом по железу и разбивая
последнюю бутылку что была у тебя в пакете –
потому что время ушло и его больше не вернуть – 
не вернуть ни за что – оно уходит в благословляемый путь –
благословляемый небесами чтобы исчезнуть за горизонтом
не оборачиваясь, не смотря на тебя, не бренча дорогими ключами
в кармане пальто – потому что нет и не было тех молодых ребят
и сложил свой шатёр и уехал цирк-шапито



* * *

человек приобрёл мир во всём мире но души-то у него
не было поэтому он напился и начал войну за тяжести
истинной душевности и за лёгкие вознесения бесплотного духа
за лёгкие воззрения Господа и праздные умствования
обезлюдевших простолюдинов и за лёгкие разглагольствования
по телефону с ангелом своим – одной девочкой что живёт
выше крыш и катается в небесном Кадиллаке по проторенным
дорожкам Господа нашего Иисуса Христа собирая урожай
на небесных пажитях и ведя бежевого коня привязанного 
к багажнику Кадиллака – бежевого как кофе с молоком
который она заваривает на кухне давясь бутербродом
с красной икрой и заедая его маслом сделанным
из молока бешеных божьих коровок мирно гудящих
над кактусом – поторопись с пыльцой, божья бабочка,
ведь на кактусе должны вырасти плоды – кактусовые дыни
и ананасы для нашей девочки медленно смакующей их
ведя свой автомобиль по небесным дорогам



Вождь за обедом

немного иронии и немного восхищения – я думаю это
неплохое сочетание чувств, лучше чем «ирония и жалость»
у старика Хэма и лучше чем у испуганного стахановца
букет роз который он несёт Иосифу Виссарионовичу
а тот достаёт браунинг передёргивает затвор отправляя патрон
в канал ствола – бедный стахановец падает замертво
не дождавшись предназначенной пули а Иосиф
Виссарионович наливает себе чай и закуривает «Герцеговину Флор»
рассматривая старинные виньетки на западноевропейской
Библии и глядя прищуренным глазом в окно после
экзекуции – стахановца вывели в коридор и направили
в буфет надираться водкой а в морозном воздухе
кружат галки, вороны – вот одна из них подлетела
к окну и села на широкий карниз а потом взмахнув
крыльями сделала круг и исчезла за сияющим горизонтом



* * *

матрица и реальность – два зеркала отражающие пустоту
пустоту нашего отражения – пустоту нашего ползания по полу
в поисках закатившейся катушки – она там в углу между
кроватью и стеной но ты не можешь её найти – нет
ты не мог ошибиться но её нет как нет этой реальности
за зелёными стёклами нашей квартиры – там плавают
водоросли и рыбы и тысячи маленьких инфузорий
ведут подсчёт своих дней – дней насыщенных борьбой
за существование в океане наших надежд и желаний где
мы и находимся по сей день – но мы не желаем вырваться
из квартиры – погнаться за рыбой с серебристым хвостом
мы не желаем сорвать немного этих водорослей и сделать
себе суши с серебристой рыбой – вместо этого мы сидим
и угрюмо смотрим в стену и ещё чертим на ней пальцем
какие-то непонятные углы и окружности как будто это нас
спасёт от поражения которое мы всё равно потерпим
так ни разу не выйдя «на воздух» – к рыбам во влажный водоём
а шепчем нашими сухими губами: «рыбий глаз, уходи, уходи, уходи…»
пристально глядя на золотую звезду отразившуюся в смутном трюмо
нашей грязной, нашей захламленной, нашей глубоководной комнаты



* * *

звонят друг другу зайки и плачут о фуфайках:
«одну из них нашёл – но где же модный шёлк,
где дивное сплетение прекрасных берегов?
осталось лишь растение – оно для дураков»

другая зайка тоже пытается сказать:
«бежит по хладной коже как гадкий мерзкий тать
какой-то недоносок какой-то знак светил
как только я увижу что он её любил

что он это пытался отобразить в стихе
на роликах катался и жил он во грехе»
«послушай, дорогая, как только вижу я
что жрать идёт любая и верная семья

так сразу иду лопать как будто бегемот
а если будут топать то после нас потоп
конечно же настанет – уверен в этом я – 
над бездною летаем и пьём древесный яд»

и вот тихонько зайки в эфире совлеклись
надели по китайке и опустились вниз
и там плескались в море Творца благодаря
в огне пылает горе когда в огне горят

две маленькие зайки – слеза на каплуне
и с ними разлетайки парят в чудесном сне
и с ними тает горе в оторванном краю
и всех смывает море в салатницу свою



Танец орлов

незабудки котировались на будке – а также все прочие части
они лежали в ней грудкой и трепетали от счастья
и сваи идущего снега святые огни забивали
«держись» – прошептал мне Норьега – мы вместе с ним брали Цхинвали
а также Киндзмараули, Тбилиси и старый Кахети
и небу крутили мы дули и были одни мы на свете
над нами свирепая буря в которой орлы танцевали
а мы свою жидкость тянули и мясо железное рвали
и мы танцевали с тобою, моя дорогая конина,
и не было суткам отбою для Божьего Божьего Сына
хотели мы с Ним возвращаться к рождению – снег из развалин
горел словно мамино счастье и мы с наслаждением рвали
бумажные эти палатки стоящие средь загогулин – 
«ведь мы с тобой брали Цхинвали?» и я показал ему дулю
а дальше все снежные вихри ушли за любимой средою
и мы с генералом притихли – стремились мы вместе к отбою
но небо зияло над нами как лета слепая малина 
и мы с собой брали Цхинвали и выпили наполовину
«тебе, брат, нужна моя участь – чтоб был ты как бог средь развалин»
на небе янтарные тучи родную луну закрывали
и мы танцевали с ним в небе, мы с неба тянули луну
но я протянул ему хлеба а он мне оставил одну
бутылку – янтарная жгучесть в желудок ушла как в песок
и в сердце родилась певучесть – от смерти на волосок
я шёл и янтарные тучи наивные сны навевали
«послушай, случайный попутчик, ведь мы с тобой брали Цхинвали!»
Иона родился до срока – мы в мрак словно месяц упали
пришли три медведя с востока и мясо железное рвали
и мы сквозь янтарные тучи тянули большую луну
«послушай, случайный попутчик, мне кажется я утону»
родилось громадное око и с нами во сне танцевали
три странных медведя с востока – мы мясо железное рвали



Рассвет в Новой Англии

Трамп может стать новым Кеннеди – поедет куда-нибудь
в Даллас а там уже ждёт его Ли Харви Освальд – новый 
маньяк политкорректности и расовой толерантности – сын 
негра и азиатки приготовивший свой М16 который освоил
уже в Ираке и пускающий очередь по машине президента
семь смертоносных отверстий появится в лобовом стекле
автомобиля почему-то не выдержавшем прикосновение пуль
как не выдержало сердце старого президента скончавшегося
от ран в госпитале святой Марии в котором работают
сёстрами милосердия тихие мексиканки – девы
непорочной красоты и недвусмысленных знаков которые
они делают чернокожим красавцам санитарам везущим
на носилках очередного постояльца нашей тоски,
блуждающей по больницам, и не выдержавшего соприкосновения
с жестоким миром который тоже убивает и убьёт когда-нибудь
окончательно вон того мелкого негра стоящего у табачной
лавки и жующего стебель травы сорванной в Сентрал-парке
что на окраине нового Нью-Йорка – города нашей мечты и наших
надежд расползшихся по всему горизонту Нью-Йорк-Бей
и становящихся облаками жёлтого дыма исчезающими за розовым окоёмом



* * *
                                    С. М.

я всегда с сомнением относился к превосходной степени
например наречие most – что оно означает в английском языке?
«нет совершенства на земле но счастья нет и выше» – сказал Шекспир –
безумный человек безумного безумного столетья
и жизнь давно мерцает словно ангел
и все сомнения уже предрешены



Фигура молчания

детство – это корень – его выдернуть невозможно как невозможно
его простить и приголубить, прижать к своей груди, лапать патроны
в газырях – детство станцуй мне лезгинку – спой песню «ромалэ чавалэ»
вытащи свой большой нож и вырежи крест на красном дереве кровати
в терракотовый игрек запусти свои пальцы и размышляй о Всеведущем
Вседержителе который смотрит на нас и молотит по барабану своими
мослами чтобы старые негры танцевали чтобы старые дети были
новыми детьми – чтобы на новом танцполе гуляли девушки с бантами
и кидали друг в друга голубыми мячами и смотрели многозначительно
на своё отражение в зеркале шепча ему: «Авессалом, уходи!» и
прикладывали пальчик к губам, разворачивались на пуантах и бежали к окну
чтобы посмотреть на серое небо июля – месяца когда не сбываются
надежды и когда одинокий аист летит над колхозным полем
чтобы сесть у старой хаты колхозника Ивана – праздношатающегося
обормота который раньше работал трактористом а теперь еле
сводит концы с концами



* * *

девочка воспитанная на Сэлинджере и Линче живёт в провинции,
рисует круги и ромбы – ещё ей нравится Дэвид Финчер
но она лишена его апломба – она просто рисует на белом
листе бумаги а не выдумывает страшные тайны из области
зодиака – она говорит себе вира и майна и поднимает груз
своей жизни как большая живая собака она тащит упряжку
доходное дело – надо просто дотащить сани до той сторожки
и она находит безумное тело какого-то интеллигента
он пришёл попозже и травит ей байки про законы холодных
рептилий, про остроухую смерть и про вандалов в змеиной
коже – это те кого мы так сильно любили – они просто
пришли и остались чтобы зайти к нам тоже и к одинокому аисту
чьей тяжёлой фигуре позавидуют борцы сумо – чьи живые
контакты – это прикосновение к собственной мускулатуре
чьи путешествия – это путешествия пищи по кишечному
тракту и поэтому жизнь – это опаньки – дорогого стоит 
и даётся немногим – поэтому не стой во поле а иди
вдоль обычной дороги чтоб на санях кататься и ткани
плести во мраке чтоб жизнь продолжала себя
а не что-то иное и чтоб знали все те кто катаются на собаке
что она не собака вовсе а что-то другое
чтоб тяжёлые песни звенели о безудержном благе чтоб 
последний аэд повторил в темноте песнопенье потому
что то что кончается на бумаге – то берёт в себя жизнь
и вбирает стихотворенье



* * *

жесты в пустоте которые и сами пустота как их ни выращивай
до точки кипения доводя их нужными движениями до точки
совершенства до болезненного прикосновения к замёрзшему
турнику к которому ты прилипаешь и не можешь отодрать руки
не оставляя кожи на окоченевшем железе – что ты выдумал,
дорогой друг – ты думаешь что ты поразишь их воображение?
они глухи ко всему кроме кошелька и желудка – пёстрые радости
мира не волнуют их – они глухо сосредоточены на себе – 
и они тонут в этой вате, в этом мерцании ёлочных игрушек
которые добрый Дед Мороз расставил на ёлке – прикрепил их
к ветвям – развесил как развесили вы уши – щедрые ко своей
сущности достопочтенные лохи нашего неандертальского
времени – и они падают в пустоту и замерзают в ней покачиваясь
на еловых ветвях – улыбаясь одним ртом и пристально глядя
замёрзшим взглядом на эту одинокую эту праздную эту пустотелую
луну – луну нашей молодости пропащей как золотые ключи от рая
обошедшей земной шар за восемьдесят дней и исчезнувшей
как лёгкий дымок одинокого костра от которого поднялись
три охотника и неторопливо направились куда-то мелькая
меж разрозненных стволов мокрого и одинокого весеннего леса



Новый Ной или каждой твари по паре

нарком Ворошилов ведите цыганок в мой личный большой кабинет
я буду их ждать под сенью вигвама и слушать стук их кастаньет
нарком Ворошилов не падайте духом – ведь ваш визави не прощён
приникло к сердечному чёрное ухо и он зашатался как слон – 
на колени упал и взнуздал его раб – ах эти ступени большие ступени
для брошенных питерских баб – как шли они милые рядом и всё же
посматривали по сторонам – смотри пробегает мой ветер по коже
а вот посмотри мой вигвам – они подходили и брали печенье
а после к амвону все шли и жизнь набухала безумным значеньем
и шли по морям корабли – но я предложу вам, несчастные дети
идти взяв по паре за мной – прекрасно на свете, прикольно на свете
и я говорю: «боже мой, кем были вы здесь – кем снова вы стали
и кем вам здесь жить вопреки – как вам завещал ваш наследник – 
мой Сталин но я не подам вам руки – я буду вас мучить я буду с разбега
кидать вас в огонь и костёр – катИтся по жизни большая телега
и дядя-возничий востёр – востёр он подонок – востёр он несчастный
и будет всё вам вопреки – пока же дарю вам сей шарфик атласный
но я не подам вам руки – но я вас развею но я вас зарою но я вам устрою
тип-топ» – идут легионы к большому герою и каждому мажет он лоб



* * *

«дышите свежим воздухом – говорила она прохаживаясь
вдоль автострады и обмахиваясь веером – смотрите
а вон там достопримечательность – шведский парк над рекой
Вислой построенный над озером и великой польской рекой
слышите шелестят его картонные деревья не дающие спать
малышам в оцинкованных спальнях расположенных
в железном доме барона Мюнхгаузена – доме знаменитом
на всю округу – а сам барон подгулял – сидит в казино Лерха
и ставит на чёрное – рулетка крутится но масть не приходит
к барону и он сидит и думает что малыши ночующие
у него дома не молятся за него – что в пустоте одеял
лишь синеватые дымки тел и пустое дыхание
обёрнутое заскорузлой рогожей а самих малышей нет – 
они ушли гулять в лунных садах Шахерезады
и лишь Фирдоуси – лунный рыцарь Ирана
молится за них всемилостивейшему Аллаху благодаря
Его за ту участь которую ниспослал ему Господь – 
Узник автострады и Верховный Жрец этих
мёртвых дорог благословивший тебя и твой алый Кадиллак на поездку
в безумный рай скрывающийся за этими синеватыми облаками»



007

я тебе скажу-ка: «накось выкуси – выключи систему безопасности
положи на полку свои фикусы – мы живём в эпоху полной гласности
мы живём во сне и расстояния наши измеряются фитою
я уж не прошу для подаяния – я и так питаюся отстоём – 
плавленым сырком, бутылкой – водкою – проще говоря фармазешнапсом
и плыву подводною я лодкою за лавандою и этим рапсом
мокрой ватою твои сознания я лечу а проще было б в осень
выйти к вам в Хамовники с робятами – если чё-то надо мы попросим
если чё-то надо – дело прошлое – мы к тебе придём и со своими
скажем мы тебе что мы хорошие – если надо станем мы другими
только ты не замерзай под ивою – бедная девчонка, нашей участи
ты не можешь как ни хочешь вычислить – даром не пытайся и не мучайся
ты пойди с погонами заветными и зайди в вагон к градоначальнику
наклонись над картами секретными – сделай личико тупое и печальное
и скажи ты нараспев протяжно: «Ван Иваныч, если с Вами вынести
этот мусор тающий бумажный – будет ли считаться это хитростью?»
Ван Иваныч скажет тебе строго: «нет, Лаванда, это не зачтётся
если любишь нашего ты Бога, будь такой какой у нас ведётся
наша жизнь с ракетными устоями, дровосеками и нашей прочей бранью
мы родилися ребятами пристойными и не дружим с разноликой сранью
мы плывём по небу – веют локоны дорогие робкие зефиры
посмотри из отворённых окон к нам – из окошек даденной квартиры
и увидишь как мы землю рыскаем, как мы порскаем и тень ведём вначале
называем мы её актрисою – от неё-то все мои печали
ну а ты живи – как день наметится ты иди в присутствие земное
вся в сиянии златого месяца – видишь как дрожит в огне дневное
пламя золотистой каракатицы – в снах хмельного буйное цветенье
вот оно-то за тобой и пятится – вот его почувствуй и значенье
и тогда пойдёшь ты павой гордою всех окидывая взглядом крутобоким
только не торгуй своею мордою – этим адом пристально жестоким»
 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney