РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВАлексей Григорьев
никто из нас не умер
22-10-2021 : редактор - Юлия Тишковская
***
ничего там не происходило
сашка не курил а я курил
опускалось в облако светило
в белой церкви колокол звонил.
беспричинно тёплый вечер длился
и погас в коротких полчаса
и хемингуэй что застрелился
мог об этом лучше написать.
повесть о настоящем человеке
человек без возраста и причин
подаёт строителям кирпичи,
по утрам размешивает цемент,
у него есть дети — шахтёр и мент.
человек понимает, что книги врут,
и его в дурака превращает труд,
но замест того, чтоб сказать «не дюж»,
человек говорит «я отец и муж».
он идёт домой, захватив вина.
дома мент, шахтёр и его жена.
он спешит на кухню, но в этот раз,
не включая телек, включает газ.
человек сидит в темноте один,
в голове медведев и весь кабмин,
в селезёнке путин и пусси райт —
все сидят в человеке и ждут добра.
а потом приходит ебись конём,
говорит ему: человек, пойдём.
в небе солнце есть, а в земле руда.
он идёт и не спрашивает, куда.
короткие сны
Дядя Володя жив — носит из леса грузди.
Бабка моя жива. Кот — это так, не в счёт.
А под ногами вдруг жёлудь созревший хрустнет —
не утащить в стихи — нету стихов ещё.
В этих непрочных снах, если что есть, так осень:
жёлтый соседский клён, серые облака...
Бабкин сосед умрёт через неполных восемь
в жёлтом грибном лесу — я не запомню, как.
Странно: был целый мир, яркий, живой, надёжный,
и обратился в сны, в едкий осенний дым,
запах сырой травы, груздь на короткой ножке,
жёлудь, что захрустит под каблуком моим.
лето
День прозрачный и никчёмный,
Смерть берёт меня на вид,
В лягушачьей коробчонке
Лето спичками гремит.
Околачивая груши,
Август пляшет ча-ча-ча,
Из икеевской подушки
Сны колючие торчат.
Поздний дачник крутит Грига,
Солнце жарит от души,
Почитай мне на ночь книгу
"Лёгкий способ бросить жить".
Лето, лето, вкус шираза,
Тёплый дождик на лице.
Время капает из глаза
Сквозь оптический прицел.
велосипед
Словно на третьем десятке лет
Склеилось всё иначе.
Гонит вдоль “Парковой” велосипед,
В парке взлетает мячик.
Дело не в прошлом, которого нет,
Просто давно не спится.
Несуществующий велосипед
Крутит стальные спицы.
В несуществующем парке дождь,
Словно король на троне.
Все позабудешь, отдашь, пропьёшь —
Это не тронешь.
день космонавтики
ты помнишь, к звёздам плыл дымок
и кольца свёртывал
и пачку лайки, под шумок
у бати спёртую
и как колян, пуская дым,
как душу вывернул:
собак, сказал он, до звезды —
ТАКИЕ вымерли
горчил по первости табак
в тот вечер восковый,
мы всё курили за собак,
забытых в воздухе
была весна, сменялся снег
водою талой,
собаки бегали во сне,
а мы летали
***
колька рассказывал про мотоцикл
красный и самый-самый
бабка солила с утра огурцы
вечер пах огурцами
солнце висело на тёмной реке
как пионерский галстук
пили рябину на коньяке
мишка смешно ругался
дул на сиреневый уголёк
в темень врастали вербы
колька сказал ты уедешь лех
и навсегда наверно
мишка внезапно сказал ого
кто это там на “вятке”
тёплое лето хороший год
восемьдесят девятый
***
к земле клонились этажи
высотной хаты
крылатый маленький таджик
махал лопатой
над ним архангел Гавриил
бодался с чёртом
а снег валил и победил
с разгромным счетом
горели в воздухе скрижаль
коран и тора
волхвы садились в дирижабль
восьмимоторный
а я стоял не при делах
за гаражами
в автомобильных зеркалах
не отражаясь
гипноз
...а случается, видишь звезду сквозь тучи,
мокрый снег у прохожего на плече,
и вдруг обнаруживаешь себя идущим,
но не можешь вспомнить куда и зачем.
впереди тебя только дорожная хорда,
время — вечер чего-нибудь без пяти,
а в итоге ты никуда не приходишь,
потому что некуда отсюда идти.
и, если вдуматься, нет ничего плохого,
потому что хорошего тоже нет…
“...пациент, а сейчас вы заметите холод,
а сейчас вы увидите свет…”
***
бормочу себе в совесть, а вовсе не в стих,
что неважно я помню ушедших своих,
словно скрывшихся за поворотом,
разорвавших мне сердце, как рыба рвет сеть,
каждый день предаю, отпускаю их всех,
ухожу с головою в работу.
память мёртвых не хочет — бывает, тайком
засыпает листвою, заносит песком,
изменяет походку и лица.
не предложит им кресло напротив огня,
и уходят любимые вновь от меня
и не смеют мне даже присниться.
а пока бормочу, с неба падает снег,
и цепочка следов, словно голос во сне,
обрывается возле подъезда,
будто кто-то к подъезду пришёл и взлетел,
и я пялюсь в окно, и кипит на плите
суп-рассольник, зимою полезный.
и когда на меня проливается свет,
понимаю, что смерти, наверное, нет,
и принять это вовсе несложно.
понимаю, что всё тут вполне хорошо,
что никто никогда никуда не ушёл,
потому как уйти невозможно.
рыбный день
очнёшься в самой страшной из кротовин
без паспорта часов и тёплой крови
без купленного в ГУМе пиджака
ни рук ни ног лежишь в морской капусте
пускаешь пузыри а вдруг отпустит
назад тебя поймавшая рука
ни сесть ни закурить ни выпить ибо
ты весь теперь серебряная рыба
не офисный планктон — увы и ах
отныне через рупор донных рытвин
бог будет говорить с тобой на рыбьих
давным-давно забытых языках
пазитифф
Вы мне хвалили сербскую аджику,
Как водится, начав с Пуанкаре.
А снег летел на маленьких таджиков,
Приделанных к лопатам во дворе.
Покачивалась млечная туманность,
Как нож над отсечённой головой.
На кой она сдалась мне, ваша пряность, —
Я думал, провожая вас домой.
А дома серебрился холодильник,
Дымился чайник, капала вода...
Я много пил, вы, кажется, не пили,
И это нас сближало иногда.
Всё получалось скверно и неумно,
По ходу, западали тормоза.
Была зима, никто из нас не умер,
И более мне нечего сказать.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney