РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВНаталья Ключарева
Серое небо в глазах серой собаки
24-10-2006 : редактор - Женя Риц
***
Да конечно нет бесконечно осень
опускаются руки над волгой стоять и плакать
как береза выплачет лето и сбросит листья
только память останется гнить до весны под снегом
только имя останется нам повторять по буквам
и на белой тоске зимы выводить «аз» «веди»
Да конечно нет бесконечно осень
и пластинка одна все бежит и бежит по кругу
потому что иголку из сердца никак не вынуть
потому что осенью в волге вода мертвеет
и на небо без слез не взглянешь
и в горле горечь
Очень осень
Милостивый государь!
Вчера была осень бодрая и крепкая, как антоновские яблоки. Хрустеть лужами, слушать галок в далеких вершинах берез, ловить капюшоном ветер с Волги. Кажется, в мире живы одни эти галки. Они хозяйничают в безлюдной роще, иногда застывают на гребне окаменевшей грязи и вслушиваются. Во что?
Ивовые листья падают вертикально вниз и вращаются, как веретено. В мертвой поволжской деревне – только желтые лиственницы на черном фоне ушедших в землю домов.
Чьи-то следы (не Ваши ли, сударь?) на песчаном берегу Волги занесены листьями, растущих наверху деревьев – их корни висят над обрывом, цепляясь за пустоту. Как я.
В конце тропинки неподвижно сидит большая серая собака, похожая на волка. От ветра шерсть у нее стоит дыбом. Но глаза безучастны. В них отражается Волга и серое небо. Серое небо в глазах серой собаки.
Вот так.
А сегодня осень сентиментальная и нежная, как письма русского путешественника. Плаксиво, пасмурно, тепло, и ветер почему-то пахнет давно прошедшим, каким-то детским апрелем или подтаявшим, как молочное мороженое, февралем. Кленовые листья облепили водосточную трубу.
Вздыхаешь, вздыхаешь, хотя даже и не грустно тебе совсем, просто так сладко пахнет прелой травой и мокрой землею, что не хочется ни жить, ни умирать, но при этом вдруг очень хорошо.
За сим остаюсь,
Неизменно преданная Вам,
N.
Повесть временных лет
Умер Осень, половецкий князь.
Пришел Олег из Греческой земли
к Тмутаракани.
И схватил Давыда и Володаря,
и иссек хазар.
Ярополк же пошел ко Звенигороду.
И еще не дошел он до города,
как пронзен был
проклятым Нерадцем,
наученным дьяволом
и злыми людьми.
Он лежал на возу,
и пронзил его саблей с коня
месяца ноября
в двадцать второй день.
Ефросинья из Харбина
25 сентября в Харбине похоронили
последнюю русскую эмигрантку
96-летнюю Ефросинью Никифорову.
В последние годы
Ефросинья жила в очень тяжелых условиях:
старый дом с печным отоплением,
где не было ни холодной, ни горячей воды.
Похоронили Ефросинью на кладбище Хуаншань.
В Покровскую церковь,
оставшуюся без священника,
не завозили.
***
Падая на лед
от голода и ужаса,
на самом краю Евразии,
отрубленный от себя
тысячами горячечных километров
какой-то там родины,
поверил ли, наконец,
Осип Эмильевич,
что он настоящий
и что она – пришла?
Если об этом вообще можно говорить вслух
Сталкеры пограничных зон,
Шуты и кликуши,
Уроды и юродицы,
Иваны Карамазовы,
Потерявшие страх,
Мыслители и испытатели,
Не умеющие остановиться
Бездны мрачной на краю
(Не потому что – «нельзя» и «несвобода»,
А потому что – не справимся, разобьемся).
Слабые,
Маленькие
Настырные твари,
Лезущие в бутылку,
Того и гляди,
Кувыркнетесь в колодец.
Надавать бы вам по рукам,
Да некому,
У нас свобода!
Бедные любопытные неразумные,
Все равно ничего не узнаете,
Ваша смерть еще не готова,
А незрелая смерть – это яд и отрава.
Поэтому так несчастны ваши дни.
Такой судорогой сведены
Ваши тела и души.
Не хочу думать о том,
Что толкает вас туда.
И не могу не думать.
Хотя знаю,
Что этим мыслям свойственно
Воплощаться,
Спросите у Ивана Карамазова,
Можно ли вынести эту встречу.
Лучше думать о том, что удерживает,
Не дает улететь в колодец,
Ловит за шиворот,
Возвращает назад.
Только об этом.
И вообще ни о чем больше.
Заклинаю нас.
***
Торговец черным хлебом
Один под черным небом
Стоит как птица гоголь
В дырявом шушуне.
К нему слетает голубь
К нему приходят вести
По муромской дорожке
Откуда-то извне.
Он с ними толк заводит
О подвигах, о славе.
И страшный черный голубь
С плеча его глядит.
А потом я превратился
...Потом я превратился
В старого индуса.
Я играл в прятки
На деньги.
Кто меня находил,
Должен был заплатить мне
Ломаный грош.
Год или сто
Я сидел
На главной площади
Их столицы.
И странное дело,
Меня никто не нашел.
Я пробудился,
Когда у меня из глаз
Потекли слезы
Русского мальчика Вити,
Который спрятался
От старших братьев
За книжный шкаф.
А они все не идут.
Они забыли!
Их голоса уже на улице,
Во дворе.
Он плачет,
Он никогда не простит,
Убежит в Америку,
Он погибнет…
Голоса братьев
Передают друг другу слово
«Война».
Никому из них
Не суждено вернуться...
... …Потом я превратился
В 40 праведников,
Летящих над пустыней.
Некоторые из нас
Уже были мертвы,
Другие – спали,
Третьи – имели тела
И обличье птиц.
Движением дюн
Пустыня
Произносила
Заветное слово,
Но каждый из нас
Слышал его иначе
И вел с пустыней
Собственный разговор.
Когда опустилась ночь,
Я не нашел на небе
Ни одной знакомой звезды.
Третий
Собирались в кругосветный ход:
Чистую смиренную рубаху,
Каждой твари по паре
И мы вдвоем.
И свечу задувало ветром,
И голубь летел,
Летел над водой
Только нам не видный,
Но третьим он не был,
Третий был среди нас
И всегда находился рядом,
И был еще
Невиданней
И невинней,
А мы алкали
И небо гулко окликали
И спрашивали:
Где Земля?!
А Третий отвечал с изнанки слуха:
– ВНУТРИ ВАС –
Но мы не имели ни глаз, ни ушей,
Продолжали кричать
И кричали
40 дней и ночей,
Пока слово не стало телом,
Не ушло от нас по воде,
Тогда мы прозрели
И в игольное ушко
По очереди глядели
На запертый и запретный,
Забытый сад.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney