РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Леонид Георгиевский

Путешествие в неоцен, или Заметки о литпроцессе

13-11-2016 : редактор - Женя Риц





1.

Луна и гвозди

Писатели поругались: один считал, что литература — луна, и растущие на ней шипы — это литераторы, а другой — что луна — это он, остальные же литераторы — гвозди, вбиваемые провидением в его творчество, которое скоро будет не различить из-за металлических шляпок. «Гвозди эти съедобны, — сказал первый, — они питают тело твоего искусства». Второй передумал резать его и солить на зиму. Луна покачивалась на верёвке, как висельница, но она была жива, и это была не верёвка.
«Кратеры по бокам планеты — то ли от выдранных гвоздей, то ли от выпавших шипов», — подумал третий писатель. Ему предстояло редактировать чужой текст.

2.

Ум, туман и белый цвет

История развивается тяжело. Однажды Уебаев искал авторучку, но нашёл заледеневшую рыбу и просроченный проездной. Рыба предназначалась редактору, но умные люди объяснили Уебаеву, что журнал принимает только гвозди, а если еду — то от знакомых: «Это советский анекдот — что каждый с улицы рыбу несёт». Уебаев попробовал объяснить, что с улицы не принесёшь, только с моря или из магазина, а гвозди, кажется, тоже еда, но люди превратились в белый слоистый туман.
- Это их ум, — сказал оборванец, — за умом ты не видишь человека.
Уебаев повертел головой: нет, оборванец ничего не говорил. Писатель протянул ему рыбу, надеясь, что этот жест поможет найти собственное заледеневшее сердце, но этот нищий уже спорил с другим, кто из них богаче. Уебаев решил рыбу не дарить. Бомжи проводили его ненавидящими взглядами, словно догадывались, что Уебаев презентует рыбу с целью услышать про ум, туман и белый цвет. Так оно и было.

3.

Путешествие в неоцен

- Х нашёл обложку будущей книги на сайте об эволюции. Всё бы ничего, но с тех пор его тянуло назвать кого-то из коллег полубеззубкой полупаразитической или лжеживородящей жабой.
- Если коллегу Y, то лучше лжебеременной жабой. Её муж знает, почему.
- К сожалению, нельзя уточнить, имел Х в виду коллег по литературному цеху, нормальной работе или человеческому виду. Хотел спросить у него, но понял, что я в его глазах стеклянный мастацембел. То ли дело Уебаев, вот это настоящий талант.

4.

Дружественный и царственный Вьетнам

Этой фразой исчерпывалось последнее произведение Уебаева. То ли он решил, что настолько далёкое государство можно характеризовать как угодно, то ли в голове его вырос венец, и Уебаев спроецировал латентную царственность на Вьетнам. Вопрос, можно ли сочетать дружественность и царственность, завёл автора в тупик.
- Венец прорастёт, — сказала жена, — правда, сначала двумя боковыми рогами.
Но Уебаев не решился на кратковременный позор и принимал препараты, удерживающие венец внутри. Вскоре он вспомнил, что его фамилия — не Уебаев, а вовсе даже Петров, но если не печатают, какая разница?

5.

Жена Уебаева

Жене Уебаева это мальчишество не шло. Лучше бы девичество: размазанная тушь, рваные колготки. Тогда бы её жалели.

6.

Императив

Х изучал графопатию, и ему показалось, что русские часто путают «пишете» и «пишите» от подсознательного желания заставить автора писать то-то и то-то. А заставлять сложно, даже себя. Один филолог написал диссертацию по заимствованиям в романах Достоевского, чтобы разучиться заимствовать самому, и его стол стал одновременно круглой и овальной формы. Не выдержав противоречивого зрелища, филолог начал печатать лёжа и тем спасся от остеохондроза.
...а зачем обсуждать его диссертацию — можно подумать, там что-то новое было.

7.

Наследие Уебаева

- Наследие Уебаева ускользает от нас, подобно скрывающемуся на дне мастацембелу. Прошерстить подборку 1 — определённо Аронзон, а похищены приёмы именно в тот период, когда Аронзон вошёл в моду. Подборка 2? Она старая, это Маяковский. Подборка 3 — это Виноградов, хотя Уебаев его не читал. Подборка 4 — какой-то палимпсест: я там не вижу Маяковского, а критик N видит. Y разглядел позднего Эшбери, а местная продавщица — любовный роман. Наконец вынесли вердикт: это идеальное зеркало, оставляющее автора в истории культуры.
- А есть ли на луне шипы? — спросил я.
- Упаси господи. То, что вы отсюда видите, — памятники. Тут земли не хватает, а старые участки кладбищ не всегда успевают сносить.

8.

Антиночлежка

В конце XXI века из бумажных книг стали делать лежаки для бездомных. Целлюлозные фабрики не справлялись с переработкой макулатуры, а тут какая-никакая, но польза.
Антиночлежка, по аналогии с антикафе, подразумевала, что за проведённую там ночь бездомный прочитывает половину книги из числа составляющих его прокрустово ложе. Но контролёры пренебрегали обязанностями — уж больно запах стоял сильный, — и никто ничего не читал. Однажды хозяева наняли новую контролёрку, студентку института стали и сплавов. Она отважно вошла в помещение. Там ругался старик, мешая спать:
- Гуссерль! Меня по нему завалили! Я выберу другую книгу!
- Вы уже зарегистрировали эту, — сказала девица, сверяя списки в телефоне. — Понимаете, если все начнут менять книги, выдёргивая из-под себя новые тома, то разрушат лежаки.
- Ты молода тут работать, — сказал старик. — Я бы книги размолол в труху и набивал ею матрацы.
- Нечем молоть, — сказала девица. — Комбинат не справляется.

9.

Бегущий камень

- Отличница Z, скрупулёзно изучив стопку мемуаров, мечтала, что придёт на мероприятие, где гадкий тип предложит ей гадкую сделку, а она оскорблённо откажет, чтобы черпать из колодца гордости новые и новые вёдра всю оставшуюся жизнь.
Но месяцы шли, и никто не предлагал Z переспать за публикацию в ведущем издательстве. Людей на литературных вечерах мало, две трети из них — женщины, под лежачий камень вода не течёт, Z — бегущий камень, но разницы никакой.
Ей стало больно и обидно. Эти чувства она могла бы пронести сквозь оставшиеся на пути полупрозрачные заграждения, но парень, с которым она встречалась в режиме sex only, предложил зарегистрировать брак ради ипотеки. Z как юристка знала о всех мерзостях жилищного законодательства и согласилась.
Я её однажды видел. Прекрасная цветущая женщина. Квартиру они взяли на пятом этаже, чтобы меньше платить. Z каждый день таскает по лестнице пятнадцатикилограммовую коляску. Если бы ей кто-то объяснил, что литература — это как пятнадцатикилограммовую коляску с верхнего этажа таскать, она бы не мечтала, что придёт на мероприятие, где гадкий тип предложит ей гадкую сделку, а она оскорблённо откажет, чтобы черпать из колодца гордости новые и новые вёдра всю оставшуюся жизнь.
- Вы с ума сошли. На вечерах и так зрительский недобор.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney