РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВКонстантин Матросов
Стихи и перевод
24-11-2020 : редактор - Женя Риц
ПОЛЕ
В одной из множества погонь
За бабочкой она примчалась
Туда, где детская ладонь
Пустою долго оставалась.
Оторванный тетрадный лист
То падая, то вновь взмывая
Её, как гамельнский флейтист,
Вёл в поле без конца и края.
И, чересчур увлечена,
Упав от головокруженья
И встав, не поняла она
Своё вдруг место положенья.
Вокруг лишь горизонта грань,
Да золотистая пшеница
Во все концы – куда ни глянь –
Колышется и колосится.
Ни дальних звуков и ни птиц,
Повсюду только километры
Над жарким полем без границ
Лишь кожей видимого ветра.
Ещё рождался смутный страх
В душе незрелой у ребёнка,
А замирала уж в волнах
Зефира лёгкого гребёнка.
Садилось солнце, быстрый бег
Ей не помог – всё поле, поле,
Беги вперёд хоть целый век,
Ступни о землю сбив до боли.
Порхали крыльями полы
Её цветного сарафана,
Скрывали жёлтые валы
На глубине левиафана.
Она бежит, бежит, бежит,
Но так же поле плоско, плоско
И так же далеко лежит
Горизонтальная полоска.
СТРОЙКА
Коровник не достроен, наверху
Мы в шахматы вдвоём играем с другом,
А выше, как на рёбрах мастодонта,
На вылизанных за века стропилах
Голодным ветром, замер Пал Михалыч.
Сосредоточены, нависнув над доской,
Мы двигаем раз в полчаса фигуры.
И вдруг на доску ниспадает гвоздь,
На поле брани выбив пару вмятин
И спутав положенья и порядки,
Стратегию пошаговую вмиг
Сменив на реал-тайм: ферзь чёрный выпал,
Три пешки опрокинулись, хотя
Держались за позицию магнитом,
Слон наскочил, сходив в манере пешки
На этим удивлённого коня.
Кто победил? Поди теперь пойми,
Нарушены возможные из правил,
Двухсотый гвоздь вдруг изменил игру,
Упав боеголовкой из Старкрафта
На древнюю стратегию, где все
Фигуры бьются только в рукопашной,
И не имеют более хитпойнта,
А что там говорить уж про рельеф –
Он плосок… а мы с другом смущены.
Начало жёлтой осени, и ульи,
Как круасаны из ржаного хлеба
С калориями ос внутри – от них
Опухнуть можно, как от ожиренья.
Всё время эти осы в новостройках
Вьют гнёзда под неконченой стрехой…
Мы собираем шахматы. Ничья.
А Пал Михалыч слушает, как там,
Там, за оврагом звучно молотки
Строительной бригады стук разносят
Дробящийся в акустике лесов
Осенних многоступчато, как камни,
Спадающие в реку с косогора.
Там двухэтажный особняк, и в нём
Работал Пал Михалыч, но его
За пьянку выгнали, набрав других
Работников. Он взял свой молоток
И с криком: «Я их, блядь, перестучу»,
Закидывая при рывке помпон потешно
На старой шапке, бьёт, стучит наотмашь,
А мы смеёмся с другом. Небеса
Синеют и стропила – не стропила,
Шпангоуты, вот-вот со стапелей
Мы спустимся в одной ладье на воду
Небесную и быстро поплывём,
Лавируя меж айсбергов и грязных
Напластований серых облаков.
Мы молоды совсем, лежим, закинув
Лицо в листвой обрызнутое небо,
А Пал Михал – его мы так прозвали –
Работает. Он пару лет спустя
Повесился…
МАЛИНОВКА
Поначалу над городом вымахал гриб,
А потом закружились метели.
И пернатые скопом рванули на юг,
Не догадываясь, что и югу – каюк.
Мы такое пресечь ни за что не смогли б,
Даже если бы очень хотели –
Всё случилось для жителей вдруг.
Город в первые сутки почти опустел,
За неделю практически – вымер.
Там и тут разгорался гривастый пожар,
Впали щёки у города, стал он поджар,
И, усеян несчётным количеством тел,
Порождал в недрах улиц кикимор.
И грязнел с каждым днём тротуар.
На окраине умный стоял один дом,
А скорее дом был тот безумный.
Хоть владельцы мертвы – убирался с утра,
В полночь напоминал, что ложиться пора,
Он, включая будильник, боролся со сном,
И хозяев встречал он глазуньей.
Роботиха жужжала, шустра.
Убирали скопившуюся за день пыль
Неуклюжие дочиста дроны.
И вбегал нагулявшийся с улицы пёс,
И в железную миску ему что нашлось
Насыпали. Пах сладко говядиной гриль.
Дом приборку вершил непреклонно,
В магазин отсылая запрос
За запросом, хоть не отвечали ему,
Не смущён был он этим нисколько.
Был бы счастлив покойный уже мистер Смит!
За окном хоть бы раз пролетел мессершмитт,
Жизнь, хотя бы такая была б! Но во тьму
Погружённые, тлели осколки.
Да пурга, как тяжёлый бронхит.
Город пуст! Наконец-то проходит зима,
Вьётся хвощ по растресканным стенам.
Жаль, воспеть не дожил миннезингер и скальд
То, как корни ломают на части асфальт,
И как плющ, заарканив, роняет дома,
Как воюют леса с запустеньем!
Лист дубовый плывёт, словно альт.
Этот дом, словно зомби, ползёт посреди
Погребённых природой окраин.
Соловьи бодрой песней приветствуют пса.
Он из наших! Пришли, позабыты, леса
К убежавшему прочь, и рождают в груди
Волчий рык. Чёрный ворон, облаян,
Устремляется на небеса.
Беспокойно малиновка клювом стучит,
Прилетев с близлежащей опушки –
Здесь был мальчик, когда-то кормивший её,
И любил, по всей видимости, он зверьё,
А когда отлучался, то знала: стоит
Корм снаружи в удобной кормушке.
Он любил упражняться с йо-йо,
Совершая прогулки по тропке в лесу,
Где крутил он педали в июле,
Наклоняясь к рулю и от всяческих бед
Мчал его меж деревьев вдаль велосипед,
А они то ли мёд, то ли пчел навесу
Подносили ему в гулком улье,
Как в соборе, который отпет.
Человек, наконец-то вернулась она!
Книгу прочь, встань скорее с постели.
Звери не обратили вниманья на то,
Что ты в миг превратился единый в ничто.
Ждёт малиновка только тебя у окна,
Одолев холода и метели.
Но её не встречает никто.
ОРФЕЙ И ЭВРИДИКА (ЧЕСЛАВ МИЛОШ)
У входа в Аид, посреди тротуара
Дрожал под порывистым ветром Орфей.
И полы плаща развевались. Отара
Туч прочь убегала. Темней и темней
Вокруг становилось. И автомобили
Тускнели. Он встал у стеклянной двери,
Замешкавшись. В памяти скомканной всплыли
Слова её: «ты - Человек», чему при
Любви к ней он верил не слишком. Поэты
Скрывают сердца ледяные в груди –
Дано изначально увечье им это
Взамен на величье стихов впереди.
Любовь лишь его только и согревала.
Он с ней возвышался как бы над собой.
Он шёл за ней в ад, пусть её и не стало.
Толкнул дверь. Шагнул в темноту, как в забой.
Свет синий был мраком в большом лабиринте,
И кибернетических псов быстрый бег
Проскальзывал мимо, встречавшихся инде.
Сто, двести и триста он ярусов в штрек
Спускался. Мёрз. В напластованьях столетий,
Где тени фантомов кружат без конца:
Мужчины и женщины, старые, дети,
Иных узнавал по приметам лица.
Он чувствовал в горле биение пульса,
Его до краёв наполняла вина,
Но тот, кому зло он чинил, не коснулся
Его: память здесь была отключена.
Они плыли мимо по правилам мира
Сего. То и дело он трогал струну,
Чтоб пела в руках громогласная лира,
С окрестностей стряхивая тишину.
Он музыки раб. И, толкаемый песней,
Он – лишь инструмент, данный в руки творцу –
Пришёл наконец по дороге чудесной
К властителей этой юдоли дворцу.
Воссевшей на троне большом Персефоне,
Он пел о природе на выжженном фоне,
Что распространён повсеместно в аду –
Засохших антоновок в мёртвом саду
О зорях, что в синих морях распростёрты,
О красках: лазурь, киноварь и кармин,
Об ужине в шуме рыбацкого порта,
О том, как плывёшь вдоль утёсов один,
О вкусе вина, миндаля и горчицы,
О том, как сирень пахнет в летнем дожде,
О том, как летят над заливами птицы,
О том, что не славил погибель нигде.
Богиня, сражённая этой любовью,
Сказала: «раз даже сюда, чтоб спасти
Её ты пришёл, то одно лишь условье
Тебе помешает в обратном пути:
Нельзя оборачиваться, поелику
В миг тот же исчезнет бесследно она.
Сказала. И тут же Гермес Эвридику
Приводит. И та совершенно бледна.
Гермеса рукой, как лунатик, ведома,
Опущены веки, и тени ресниц
Под ними: всё чуждо в ней и всё знакомо.
Он крикнуть хотел: «Эвридика, проснись»!
И всё же сдержался, условие помня.
Пошли. Он сперва, и она ему вслед.
И гулкое эхо, как в каменоломне,
Шагов заменяло им солнечный свет.
И фосфоресцировал путь. И прореха
Туннеля зияла, и каждый сустав
Скрипел, и, застыв, он выслушивал эхо:
Идёт ли она, от него не отстав?
И в миг, как он трогался, снова устало
Звучали шаги сквозь шуршанье плаща,
Но семя сомненья уже прорастало,
Его обвивая силками плюща.
И плакать разученный, он над потерей
Рыдал в то мгновенье, ведь лира его
Молчала, и брешь в изувеченной вере
Бессильно заделать её волшебство.
Ни козни религий, ни некое зелье
Свои же принять за любимой шаги
Помочь не могли у двери в подземелье.
Светает, сгоняя с небес клочья мги.
Он думал в тот миг только об Эвридике,
Но низко гудели в бутонах шмели,
И он засыпал на ковре повилики,
Касаясь щекой разогретой земли.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney