РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
Сергей Синоптик
28-11-2013 : редактор - Женя Риц
Сергей Синоптик
Симферополь – Киев
Родился в 1989 году в Севастополе. Член литературного клуба «Хорошо», организатор международного фестиваля поэзии «ШОРОХ» (Симферополь). Победитель всеукраинского фестиваля «Многоточие» (Бахчисарай, 2012), международных фестивалей «Пристань менестрелей» (Балаклава, 2011, 2012, 2013) и др. Участник фестивалей «Киевские Лавры», «Каштановый дом», «Волошинский сентябрь». Член Экспертного совета международного литературного конкурса «Согласование времен» (Германия). Публикации: «К.О.Т» (Севастополь), «ЛитЭра», «Журнал ПОэтов» (Москва), «Русский Автобан» (Германия) и др.
***
Если представить мир в виде цепи событий,
Должна быть возможность избавиться от звена.
Если представить поезд в виде его прибытий,
Можно сойти с ума.
Ты замечала, как город тенью домов и улиц
Перекрывает воздух птицам и проводам?
Чтобы идти не оправдываясь и сутулясь,
Нужно налить сто грамм.
Чтобы сидеть втроем на одноместном стуле,
Нужно быть Богом и накормить народ.
Я представляю вечность в виде полета пули,
Прервущегося вот-вот.
***
Яйла и Косцюшко – Симфер и Кечкемет
И даже похожи поясностью высот.
Предгорья украшены цепьями туалет,
Лампочка-яблочко не скоро сюда дойдет;
А в нижнем теченьи Салгир переходит в крик –
Бушренджеры останавливают караван рыб.
Разговор идеально короток – крючок, блик.
Думается вам, что и вы смогли б?
Барьеры кораллов и прачечный Арабат,
Тис-аксакал и сказочный эвкалипт
Пангействовали, если смотреть назад,
Но это не повод для ваших Аделаид.
Будьте добры, если вас это прёт,
Будьте сухими и чистыми, будьте спирт
Приземляйтесь, как свечка, плавьтесь, как бутерброд –
Каждый судьбу Гондваны не повторит.
***
Марии Банько
Температурный фон с утра тебе – бульдог;
И замер зуммеру несвойственный гудок,
И из палаток выросли народы.
К скале подлесок перекошенный прилип;
Ты видишь грунт, а в нем – пространственный изгиб
Основообразующей породы.
Зелёный воск течет по скальным волосам
И обжигает минералогический состав
Назойливым, как мышь, геотропизмом.
И вот расколот камень; глух и мочковат
Весь окружающий синонимичный ряд
Назло всем корневищным травам – пижмам
И прочим родственникам мускусным иным;
Они до самых дерновин удивлены,
Узрев в моих глазах определитель.
И я срываю их и пробую на вкус;
А склон внизу уже колюч и желтопуз
(пшеницы спелой дольняя обитель).
Так понедельник превращается в двоих,
Пропахших дымом и не выросших из книг,
Глядящих, как любвеобильный ястреб
Познать стремится клювом ящерицы мир,
Простой, как жители трёхкомнатных квартир,
И сложный, словно стебель дикой астры.
***
Когда я смотрю на небо, я с небом не говорю.
Новые фонари преображают плоскость
Берега. Кажется, всё предельно просто –
Лето стремительно катится к сентябрю,
Ночь преломляет касательную горизонта,
Превращая его в пунктир: точка, тире;
Но на линии фронта крейсер снимает стресс
Городу, вырастающему из гарнизона
Во что-то, отдаленно смахивающее на курорт.
Лето проходит, как головная боль,
К которой привык, будто к запаху канифоли,
Крейсер снимается с якоря, ложится на правый борт,
Отправляясь к полуразрушенному Колофону;
Впереди – Геллеспонт, а в спину – попутный ветер,
Горизонт, как и прежде, выхолощен и дискретен,
Судно скользит звуковой волной по нейлону...
Этот поход – последний. Скоро кавалергард,
Воспетый впоследствии дряхлым уже Мимнермом,
Отправится за руном, так действующим на нервы
Жителям города, исчезнувшего с карт.
Небо молчит, контуженное салютом,
И утро приходит, как позже придет война.
Греция пала, Таврида обречена,
Колхида протянет до следующего налета;
Пока же – восход, главный мирской фонарщик,
Приближает сентябрь. Дети готовы к школе.
Юноши любят, упражняются в дискоболе.
Если будет "потом", то будет намного ярче;
Если... будем. Жизнь стремительней, чем Милет.
Мнемонический бог постарел и уже не важно,
Как правильней – тяжело или бесшабашно.
Важно присутствие лоцмана на корабле.
УЛУРУ (Сердце Австралии)
В австралийской глуши лежит на боку оранжевый слон,
Черные муравьи гибнут сотнями у его предплечья.
У слона сводит сердце, растрескивается склон,
Когда слон человеческий стонет по-нечеловечьи.
В гости к слону приходят животные из кунсткамер,
Обитатели резервации – кролики и собаки,
Разгрызающие асфальт на хайвее Аделаида – Дарвин
И погибающие от проклятий бамперов бравых багги,
Полирующих слоновую кость каучуковым протекторатом.
Кажется, здесь не может быть каучука –
Здесь только камень, оранжевый аманат,
Ферроподобный, растресканный, четверорукий,
Второй в хит-параде радуги. Глаз устает смотреть
И начинаются пытки фоторецепторов.
Тогда начинаешь верить, что пот и камедь
Изготовлены по одному рецепту,
Что близорукий слон, декорирующий пустыню –
Мольберт для наскальных сказок,
Что плацентарные не воют, а брызгают запятыми,
Окропляя глушь первобытнейшим из приказов,
Наполняя воздух скрытым наскальным смыслом.
Слон лежит на боку и ему плевать, если б было чем.
Черные муравьи умирают по-австралийски,
Фотографируясь для фейсбука на его плече.
***
Идешь в столовую сквозь запах полимерных смол.
Тысяченогий коридор вокруг, и ты, двуногий;
Твой дом – глагол,
Твой стержень – стаминодий.
Вот человек стоит навстречу. Получеловек,
Неканонический, он дал ступню другому,
Тем самым проиграв забег.
Он видит дромос,
Не коридор, не перголу, не крытый переход
Из круга первого в примерочное ложе...
Гранитный високосный год
Закончится похожим
На звон тарелки, бьющейся и разносящей звук
Неканоничности, путем расхода риса.
Пластмассовый каблук
Не ищет компромисса
Меж инвалидностью и осознанием ходьбы;
И одноногая циклопность получеловечья
Попытками врачебной ворожбы
Смешит увечья.
Паркетный фронт пестрит протезами. Культя
Неканонического, ждущего опоры,
Ласкает полимерное дитя,
Бинтуя ступни омофором.
***
Окончен звук, и рот – лишь подстаканник для языка.
Цинготный чай во рту размешивает зубы.
Ты бредишь Ялтой: набережная, зоопарк, баркас;
Ты ждешь, как горькой манны, ялтинского лука.
На берегу – шоссейный серпентарий, привычный всплеск
Причала, сваи причащающего морем.
Лигриный возглас из цветущей Флориды: Геркулес
Там гасит факел олимпийской ссоры
И более уже не претендует на первенство.
Цинга злорадствует, расстреливая Сочи,
На пальцах объясняя биатлон советским первенцам,
И пальцы гнутся, силясь вспомнить почерк
Не киллера, но бессловесной жертвы языкознания.
Ты наизусть выучиваешь номер
И думаешь: скорей бы встать на лыжню. Дыхание
И звук во рту приводят к краху антиномий.
Простой урок: напев, на старт, и лигр – не чемпион
Олимпа, Гиннеса, прибрежного забега.
В такой болезни луком не избавить доминион
От прилагательного северного снега,
И боль в желудке (собственное сердце ты проглотил)
весьма похожа на цветущий крымский кактус.
Приходит зрелость. Лопаются звуки. Течет этил
ногами ватными по Глиняному Тракту.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney