РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВСофья Грищук
Для дураков
28-11-2017 : редактор - Тимофей Дунченко
ПРИЗНАНИЯ
Легче камень поднять и перекопать землю
с внутренней стороны ветра до внешней,
легче, давая лошади сахар, не отдернуть руку,
легче освоить язык через поцелуи,
чем писать стихи. Собираясь в дорогу,
я беру с собой города, где была счастливей,
шёпот-шорох ночей и оттенки зеленого цвета,
то, что вдруг осеняет в плацкарте на верхней полке.
Ничего из того, однако, не пригодится:
отправляясь в дорогу, я с собой обнаружу
лишь с полдюжины слов: "умирание", "ветки",
"сено", "долго", "трамвай" и ещё почему-то "ноздри".
Выбирай из них, а других не будет. Легче
собирать шалтая-болтая, волю в кулак, фрагменты
полуразрушенной фрески, чем собирать из этой
из полдюжины слов настоящее стихотворение,
об искусстве, любви, одиночестве или счастье,
о кустах можжевельника и неизбежной смерти.
Poeta
Широкошумные дубровы там, где
я воровала игрушки в детском саду
и иногда даже в младших классах,
там, где
меня тошнило рождественским глёгом;
это когда
мне говорили, что я ничего не стою,
а потом говорили: ты
всё неправильно понимаешь,
пошевели мозгами.
Спальный район Таллина, снегопад,
самый ранний за несколько лет;
я еду в виру кескус без билета,
пока
идёт пара генеративной грамматики
(я
когда-то тоже была умной девочкой
и в тринадцать считала стопы
в своих стихах,
даже рисовала на полях стихотворный размер:
раз два три раз два три раз.)
Стихи не обязаны быть красивыми
слова не обязаны быть красивыми
Женщина не обязана быть красивой
Красота
Не обязана быть красивой
Широкошумные дубровы это
шестая песнь Одиссеи под протекающей крышей
и стыдливая интонация иностранной литературы
в русских переводах
(моя милая Рита Райт),
даже в этом стихотворении.
Это место в Турине
где безумие застало Ницше –
мне хочется думать, что это была
Via Po - портики в млечно-густом тумане.
(Интермеццо)
Эти части не разделяет ни но ни или –
только и:
в широкошумные дубровы
я не бегу, они здесь, со мною.
ДЛЯ ДУРАКОВ
когда-то правда просочится сквозь
листы бумаги веки и одежду
огромным жирным масляным пятном
и мне вовек его не оттереть
Макбет вовек его не оттереть
и нам вовек не суждено отмыться
подует ветер лето прекратится
мы заживем как городские птицы
оседлые воркующие птицы
как голуби на ледяном пруду
там на пруду пристанционном или
на около-, на призрачном пруду
мы заживем и скажут что мы жили
а я паду в твоих глазах нимфеей
в твои глаза нимфеей упаду
***
что такое жизнь моя
милосердие бутылок
лысый складчатый затылок
у попутчика с которым
мы пересекаем реку
помогите человеку
плохо человеку стыдно
человеку непонятно
что первично птицы яйца
руки ноги голова
речь язык душа и тело
бытие сознанье белый
или в общем белизна
сколько миль ещё до сна
где рвалось и рвётся время
где скругляется вода
что бывает навсегда
как прожить всю жизнь без песни
спетой и сойти в могилу
(это генри дэвид торо)
что такое жизнь моя
это тело что стремится
породить другое тело
плачет хочет и полнится
страхом радостью молчаньем
кольца никеля и цинка
розовевшие на пальцах
нет чувствительней металла
жизнь не вышивка а пяльцы
ах прости меня любимый
что я многих целовала
***
Всех тех, что в юности и в радости,
И только в них – не позову.
Все то, однажды пережитое,
Переживу.
Мы были не готовы к святости,
Но так по-разному. Траву,
Простудно-яркую Неву,
Пакет из "Дикси" на плаву,
Обветренную головý,
Весну во сне и наяву,
Из бронзы глупую сову,
Добычу каменному льву,
Метро, трещащее по шву –
Bonjour, mesdames, asseyez-vous,
Всех тех, что в юности и радости,
Я ни за что не позову –
Переживу.
***
смерть придёт но без твоих глаз
без твоих рук что всего раз
и без имени что её поёт
без улыбки набок (и без неё)
и без голоса что молчит вглубь
и звучит вне я уйду во мглу
как уходит влюблённый из-под окна
(ночь темна ночь бела весела нежна)
не дождавшись в нем лампочки и руки
и на лампу слетаются мотыльки
и роится под окнами мошкара
я закрою ладони когда игра
обернётся выигрышем когда
в них посыплет снег и польёт вода
когда в них мне вложат кусочек льда
я уже не возьму его в руки
***
Нет моря у тебя в окне,
Нет снега в этой тишине,
И тишины в снегу.
Я знаю только шум воды,
В прихожей грязные следы –
Я больше не могу.
Моё удушье, первый Рим,
Лежит свернувшись – вместе с ним,
Ты осень перенёс.
Двух слов, двух лямок не связать,
Нет правды у меня в слезах,
А в правде нету слёз.
***
В этих жутких краях, в этих нежных и жутких краях,
Где окольным путём поцелуи доходят до цели,
Где целуешь бедро, чтоб их донести до щеки,
И целуя страницы, как будто касаешься слова,
Я давно не целую страницы, признаться,
Давно не рыдаю в метро, не встаю на колени на кухне.
Я хотела бы снова уметь в этих жутких краях,
Видеть их красоту и гниенье, уметь доносить
Поцелуи до слов и слова до историй, когда
Открываешь глаза, а вокруг ни единой души,
Открываешь окно, а в окне ни единого солнца,
Остаётся пытаться открыть только клеть языка,
За решеткой которой неведомый прячется хаос,
Что гораздо страшнее всех слышанных мной полуправд.
Вот поэтому были грустны у древнейших глаза,
Потому что они лишь недавно замкнули решетки,
Потому что они ещё помнили голос его.
Вот поэтому так обреченно стояли на стенах
И роняли солёные взгляды на винное море.
ОТРЫВКИ РАННЕГО РОМАНТИКА
Nox est perpetua una dormienda
Cat. 5
1.
Глаза откроешь – синяя трава
Дрожит под жаром зелени в зените –
Цвета бледней к обеду. Лиззи Беннетт,
Сощурясь, видит бахрому ресниц
И бахрому полуденного солнца.
Не Лиззи Беннетт, близкая, другая,
Увидев молодость мельком, украдкой,
Едва ли может в чинном ожидании
Удерживать в руках колоду карт,
Зевать и вышивать подушки гладью.
Он был вчера, как знать, придёт ли завтра?
Был весел? Был задумчив? Был заносчив?
Водил к холмам, к реке, срывал нарциссы,
Вздыхал и подносил платок к глазам:
"Когда б я мог воспеть красоты мира!" –
Но ведь и я могу тебя воспеть.
2.
"Елена нежная, глаза собаки
(Не преданные — хитрые), невинность
Вспотевших завитков на длинной шее,
Медовый запах плеч, нагретых солнцем" –
Мне всё равно, мне, право, всё равно.
Мне вид такой не открывался с мыса,
С того утра, когда я на корабль
Взошла, покинув дом, а синий моря
Иначе мы зовём, чем синий неба.
Там был другой, там был ещё один.
А мне хотелось трогать листья лавра
И обрывать незрелый виноград,
Пока иду, не глядя, мимо рощи.
Меня теперь иначе называют:
Партенос, нюмфе, алохос, гетайра –
Мне всё равно, мне, право, всё равно.
3.
...но ведь и я могу тебя воспеть.
Я не спала в тайге и не стреляла
Бекасов в камышах, не била морды,
И яростной удушливой любовью
Не изводила тех, кто только хочет
Главу свою печально приклонить
К плечу, к ладоням, на мои колени,
И никогда не говорила столько,
Чтоб у молчащих выступали слёзы.
Но ведь и я могу тебя воспеть.
4.
Как долго длится ночь! Какое счастье,
Какая блажь просить длиннее, больше!
Люби меня, как любят то, что гибнет,
А я тебя как то, что продолжает
Свой путь вдали от нас, о нас не помня.
Как долго длится ночь! И в городах
Любовники с запавшими глазами
Льют на матрасы пот двадцатилетних.
Спит Блейк, укрывшись складками стихов
На одеяле. Вздрагивает Гофман –
Его страшат предметы в темноте
И музыка, лишённая мотива.
Новалис видит сны. Туман из леса
Идёт, чтобы к рассвету нас окутать.
СТИХИ НА ВЕРАНДЕ
Спи разметавшись – выступит роса,
К утру нагретый солнцем дом остынет.
О юности полдневная краса!
Пусть только эта чаша нас не минет.
Ножей и яблок наземь не бросай,
Не уходи смиренно в нежный сумрак ночи,
Дождись утра, знакомых средоточий –
Взгляни, уже над лесом полоса.
Какое счастье попадать впросак –
Я хуже всех своих стихотворений:
Меня ужалит каждая оса,
И одурманит каждый куст сирени.
***
Поэзия сродни сухим цветам,
Прощению и собиранью марок –
Ненужный и непрошеный подарок:
Мне нечего отдать, но я отдам.
Отдам, что было и отдам, что будет
(Что будет – вот где нечего отдать),
Но если неизбежно увядать,
То увядать, как увядают люди.
Пусть будет ярость, шум, но будет жизнь.
Я знаю боль, но боль меня не знает:
Что я могу ей дать взамен, какая
Во мне любовь и пошлость – покажись.
Я знаю: чем к бессмысленным вещам,
На свете нет любовей бескорыстней.
Я знаю яблок гниль, сухие листья,
Я сотню раз себя себе прощал.
***
Канцоны о смерти, застрявшем между зубов
Колибри, о криках выпи, молчащем теле –
У меня ничего, кроме чужих слов,
Своих снов, содроганья спины в постели,
От того, что проснёшься спиной в пустоту,
А лицом к стене; от того, что зелень
Тень отбрасывает длиной в версту.
У меня только и было своё, что вина,
Перед тем, что жива, перед тем, что буду,
У меня только и было своё, что одна
Ехала на трамвае из своего ниоткуда.
У нас только и было, что замёрзший пруд,
У нас только и было, что всё светлее
На сердце, в глазах - темнее, вот только тут
Пополудни в четыре уже вечереет.
Н. И ПЕРМИ
Проходя по проспекту навстречу концу перспективы,
Загляни во дворы, во владения детских площадок,
Прошлогодней листвы, – где глаза потупившихся окон
Тебя видели глупым, шестнадцатилетним, счастливым.
Загляни же туда, в эти джунгли облупленных красок,
Парикмахерских, прачечных, за угол спрятанной почты,
Хозтоваров в подвалах, где пахнет лавандовым мылом,
И старайся дышать так, как будто здесь не был ни разу –
В том подъезде, где ты, запыхавшись, бежал по ступенькам,
Где весеннее эхо и стены в похабных рисунках
Помнят топот ботинок, дыхание сбитое, запах
Пригорелого супа и звуки фальшивого пения.
Загляни же туда и помедли, лицо запрокинув,
Заставая пространство врасплох, поменяй направление,
Обернувшись, пытайся заметить, как все изменилось,
Что случилось с тех пор, как твой взгляд эту местность покинул.
И старайся не думать о том, что ты был ее частью:
С точки зренья домов и деревьев ты ею остался.
CONFESSIO
Я никогда не подслушивал улицу ночью –
Только биенье форели о лед за стеной.
Меня доводил до слез из ветров восточных
Только степной.
Я никогда не разыскивал в памяти тело –
Только слова – и хранил их, связав бечевой.
Все мы боимся себя потерять. Я так делал,
И ничего.
Кем бы я ни был, всегда я искал простора,
Точки в пространстве июньского вечера, где
Солнце пьянеет, по свежей траве под гору
Катится день.
Даром что злобное завтра бежит без оглядки!
Я же ищу во вчера незастывшую часть.
Дай мне, о боже, смиренья, волос гладких –
Но не сейчас.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney