РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Геннадий Каневский

Покрышкин и другие пилоты

28-11-2007 : редактор - Данил Файзов





***
- ваша ли музыка блюз? - спрашивает доктор альдо уомо.
что за идиотский вопрос - "нашего" и "вашего" не бывает.
медленная любовь поутру, когда не надо никуда торопиться,
грусть в уголках всего, чистая салфетка, ранний снег.

ничего, ничего, потом всё - так всегда в этом блюзе
кинешь случайный взгляд вбок - через год вернёшься, а тут опять пусто
только цифровая техника раскладывает мир на квадраты
мелкие блюзовые квадратики, если ты ещё не понял

третий этаж сити-молла выставка случайных снимков
второй этаж офис-центра она целуется с бывшим бойфрендом
первый этаж бургер-кинга голоса искусственный мрамор
горизонтальный пригород музыка дельты аминь

напиши этот стих стоя в углу вагона
стоя в углу квартиры стоя на лестничной клетке
главное помни - стоя углы плюс углы в миноре
наша ли музыка блюз конечно наша молчи молчи




***
Е.Т.

Я на скрипочке играю, поднимая лёгкий прах. Я не Байрон - просто ранен на колчаковских фронтах, и на раненую ногу опираясь, бледный весь, вот играю понемногу, зарабатываю здесь. И мотив сентиментальный дешевизною набряк: про исход пою летальный кочегара на морях, про угар пою тифлисский с напряженьем певчих жил... А когда-то - по-английски, и - в гимназии служил. Но ни слова, тс-с-с, ни слова, вон идёт уже за мной комиссар в тужурке, словно зуб хороший коренной. В чёрной коже, ликом - белый. Он в гимназии моей, было дело - портил девок, жмых менял на голубей, но поднялся, второгодник, и теперь за двойки мстит. Байрон, Байрон, день холодный, Бог, наверное, простит за цистит, больную печень, за подбитый ветром глаз. Время - лечит, мир - калечит. Я ведь, барышня, и Вас помню, помню - Вы же сами, выходя из варьете с этим самым комиссаром, вся - на коксе, на винте... Я стоял у входа слева и вдогонку тихо пел: "Fare thee well! and if forever, still forever fare thee well".


***
по радио говорят о приходе исмаил-хана.
оборона прорвана практически всюду.
как и предсказывал наш историк на пятой паре,
лигурийцы беспорядочно отступали,
жгли архивы и предавались блуду.

а ты наклеивала бумажные кресты на окна,
задёргивала шторы, сбрасывала одежду,
говорила ненужное, дразнила наотмашь,
захлёстывала волной, выбрасывала на отмель
мрачных утёсов между.

местные жители добывали воздух из вздохов,
продавали последнее, что у них оставалось.
- а что это у вас, дражайшая солоха?
- это у нас, любезный дьяк, такая эпоха,
давящая на жалость.

и поэтому я тебя никогда не покину.
даже когда поведут на площадь сен-василиска,
навстречу рёву толпы, навстречу выстрелам в спину -
ты расскажешь мне последний анекдот про любовь дофина...
всё же мы достойно прожили нашу жизнь, моя киска.


***
с неба тревожный весенний свет
под ногами вышивка крестик гладь
может быть за каждым приходит смерть
как из школы родители забирать
стоит она на трамвайном кругу
созывая ветер со всех сторон
одноклассники машут и вслед бегут
воробьи галдящие средь ворон
бесполезно просить погулять ещё
лужи грипп мороженое все дела
послезавтра устный потом зачёт
говорящий куст посреди стола
кому наливают вино не мне
под трамвайные звоны издалека
о ком говорят во втором окне
с занавеской оборванной с уголка


***
мы легли на грунт, - говорит, - мы легли на грунт.
наша жизнь - морзянка, наши стихи - враньё.
не сочти за труд, - говорит, - не сочти за труд,
передай, что это всё - во имя её.
и в газету "правда", свёрнутую в кулёк,
положи ей замерзающий звукоряд,
ведь она - ребёнок, девочка, мотылёк,
это злые люди всякое говорят.
постучи наверх, - говорит, - постучи наверх,
там механик, он ближе к богу, он завязал.
мы легли навек, - говорит, - мы легли навек,
ну а я ей что-то важное не сказал.
не кричи, не трусь, дыхание экономь.
ты моложе - может быть, суждено спастись.
передай ей наше летнее за окном,
наш рожок сигнальный, звонок и голосист.
степь да степь кругом, степь да степь, - говорит, - кругом,
путь далёк лежит, кончается кислород,
в той степи глухой, - говорит, - в той степи глухой...
то ли бредит, то ли на ухо мне поёт.


***
я говорит салтыков щедрин
зверь обличитель зла
хочешь прорваться звони один
звёздочка треск ноль два
сотни томов восковых неправд
прадед секунд-майор

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

я продолжает тулуз лотрек
средней руки горбун
я только в эти холсты одет
в эти штрихи обут
код мой магнит мой на карте крап
шулерский мой приём

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

гроздью корми оплети лозой
чтобы глядеть в зрачки
не отрываясь и по одной
строчки мои зачти
писано ощупью наугад
сунуться рылом в калашный ряд
крикнуть в дверной проём
слышишь ли пастырь овечьих стад
слышишь садовник идущий в сад

радуйся имя твоё


***
чистое тело
лёгкий запах каннабиса
"в нашем отеле евреи не останавливаются
лично проводил отбор персонала и сам
отслеживал родословные
чтобы все зубы - свои
и все сроки - условные
ordnung по первому слову
одну комнату pour la nuit?
было четыре комиссии
никаких насекомых не обнаружено
свежая ненависть к завтраку ланчу и ужину
в полночь немного любви"


Насте Афанасьевой

экспериментальная
плавучая
психиатрическая клиника
он собрал всякой твари
по паре
каждая из них
гордо звала себя
"пара Ноя"


***
за далью даль сезон спитого чая
за пылью пыль а впрочем знаешь сам
снег отрывает землю от причала
дождь пришивает землю к небесам

и присно говорят тебе и ныне
здесь будут никуда не убегут
прядильные и ситценабивные
и танковый на левом берегу

сентябрь уж наступил ещё до света
вставать зевать и собирать портфель
на русском как провёл понятно лето
на аглицком как звать и сам откель

да что за горе мне сегодня с вами
ну что вскочил петров уймись и сядь
своими говорят тебе словами
перескажи и не гляди в тетрадь


[модель человека]
памяти Г.Сапгира

1.
истинно, братие, близ есть, при дверех.
в небесех знамение, на стенох бе знаки.
егда рече мир, внезапу ста брань.
дали по штуке на рыло, обещали по две.

сие перво суть, паки же иное.
восста языцы и слуги мехмета.
вопрошены быв, яко веруют, рекут невнятно.
петрович, сука, занял стольник и не вернул.

свет дают в день на четыре часа.
газ дают в год на четыре рубля.
жить дают вглубь на четыре шага.
добро, протопоп, ино ещё побредём.


2.
тут дверь была закрыта кто закрыл
виварий пуст а кто недоглядел
вот это кто засунул в автоклав
всех бля поувольняю говнюки
будильник ставил чтобы раньше к вам
как чувствовал еще на полчаса
ну что качаясь с пятки на носок
что пальцем ковыряя в голове
всё знаю лаборанток по углам
не напасёшься пять ушло в декрет
кто на втором участке наблевал
профессор поскользнулся с кислотой

иди себе по внутренней тюрьме
переступая с пятки на носок
резиновый сжимая автомат
пощёлкивая счётчиком внутри

3.
физика твёрдого тела дай обниму
химия жидкого света а ну постой
синего ещё взора добавь ему
и на родник на стрешневский за водой

в этот овраг на лыжах вперёд звеня
прутиком ставил не заплутать бы крест
слышишь летящий там впереди меня
дай оглянусь что родом из этих мест

глупый наш север задним умом высок
то-то его качают по трубам влёт
он им на умном юге расскажет всё
всю им откроет правду
или соврёт

4.
"а у вас автомат газированной воды не даёт
я опустил а он не даёт
вот"


[связист I]

вези в хамовники, к той памятной пивной,
где жизнь случайная над кружкой разливной,
где мебель сборная, как сборная солянка,
и талалихина геройская таранка
летала листьями, кружилась надо мной.

шрам от ранения. нашивка за морковь,
в полях спасенную от ранних холодов.
крест третьей степени за альпы и кремону.
а здесь могла бы быть медаль за оборону
москвы-старушки от невидимых врагов.

идут, неслышные, за осенью - зима,
и даже дворникам приход их - дик, неведом.
а мы - справляемся, с помощником-соседом:
два заклинания, сто грамм перед обедом,
звезда геройская и - золотая тьма.




[связист II]

ты бежал по бескрайнему полю под свист базуки
ты беседовал с проводами беря их в руки
а теперь лежишь безучастный ко всем спиною
говори со мною
приходи к нам в ужас мы посидим спокойно
приходи в отчаянье тут у нас нет попкорна
разливное пиво душевные анекдоты
приходи ну что ты
я-то знаю все вечера твоих одиночеств
назовут связистом а дальше крутись как хочешь
жди пинков зуботычин команды флажка сигнала
обеспечь канала
частоту когда захочет бывало главный
попиздеть со своею любой своею клавой
зажимай зубами крепче под артобстрелом
санитарку в белом
всё они судьбою вертят они тихони
боже морзе сын попов дух святой маркони
никому не верю точка тире две точки
словно мед цветочный
эту жизнь твою зернистую крупным планом
в предпоследний миг остановленную стоп-краном
покажу повзводно поротно побатарейно
если будет время


Заклинания Святогорского уезда

...И если это место — край земли,
Оно не самый крайний край земли.
Мария Степанова

1.
все залавки, запечки, задвижки,
все ухваты, горшки и угли,
ссыпки, схроны, комбеды, излишки,
тараканьих провинций углы,
первоклассники, приготовишки —
возвращайтесь, откуда пришли.
стой, как перст, посредине равнины,
непроглядной,холодной, ночной _
свиток, свернутый из мешковины,
голос ветра — свисток костяной,
как дитя на конце пуповины
перехвачен струною стальной.
2.
да молчи ты. тут один вчера запел.
что осталось — и тебе не покажу.
тихий шепот пограничья на тропе.
слева — чудь. пойдешь налево — пропадешь.
это снег, но говори, что это — дождь.
у мостков на переправе не дежурь.
просто медленно разуйся — и вперед.
перевозчик нынче тугрики берет,
а обменник по субботам — до пяти.
на фонарик. доберешься — посвети.
3.
между собакой и волком,
между светом и тьмой,
между зимней осенью и осенней зимой,
на окраине мира, где хлеб пекут,
наберу всей жизни на пять секунд.
когда падал — и не дали упасть.
когда засыпал — и не дали заснуть.
когда начинал — и не дали начать.
когда любил тебя.
когда не любил тебя.
на этом встану и буду стоять.
слово мое крепко как образа.
слово мое хлёстко как ёбтвоюмать.
ей Господи, когда начну умирать —
вспомни и отведи глаза.
4.
лбом горячим упирался
в горы темного стекла
говорил что жизнь прошла
козлоногий арапчонок
углежог и плотогон
стих арине — «арион»
няньку вечно кликал мамой
за живот держась во сне
было много на челне
но иные напрягали
он же радостен и мал
никого не напрягал
5.
на соседнем хуторе
ветер оборвал провода
а электрик запил
электрический голос
повторяет последнюю фразу
за кем угодно
лучше слушай
тихий шепот керосиновой лампы
керосина осталось на сутки
запаса лучины — на двое
звездного неба — на неделю
нравственного закона — на месяц
потом будет новая жизнь
имена и тени
придут и волки
числом девять
никто не виноват
ничего не делать




[тютchief]
дине гатиной


сидел на полу.ru
разгребая совком.com
писем груду

не надо писать о том
буду ли я
стариком
[1. пятнистой лягушкой]
[2. земляным червяком]

может быть
и не буду


Полине Филипповой

приходит зима, уходит зима, приходит,
вот и ездишь туда-обратно, как хоббит,
надеваешь траурный воздух мехом наружу,
думаешь "сдюжу или не сдюжу?"
впрочем, думаешь это другими совсем словами,
какими думают коми или саами.

водитель снимает перчатки, ключ вставляет, греет,
не задумываясь, как лишь человек умеет.
голубь - пешком на свалку, собака - рысью к дому.
кто сказал им, что надо так, а не по-другому?
то-то всегда пугала скульптура "скорбящий гений":
"жизнь животных" откроешь - глядь, это "жизнь растений".

что ли переверни подушку, выверни наизнанку
куртку, полюби безответно красивую лесбиянку,
от природы скромник, дамам заглядывай в вырез
платья - и попадёшь в первый небесный выпуск:
горчаков - в министры, кюхля - в курную хибару,
я же стою на снегу, за всех один погибаю.


[существо]
весной он весь в спецсредствах и цветах
коллоквиумах рантах стрептоцидах
на правом ухе надпись терминатор
на левом нижнем щупальце подростки
нарисовали мелом слово хуй
да так искусно что поймёшь не тотчас
поёт гнездясь на нём герундий шустрый
шуршит в корнях слепая тохтамышь
и только клок застрявший ноосферы
да паровой бифштекс полупрозрачный
меж третьим и четвёртым этажами
напоминают как стоял зимой он
весь белый недотумканный безгласный
весь вымазан сарептскою горчицей
с провалами зубов и со вставною
срамною пустотою торичелли
казалось он уже не возродится
ан нет подлец живой


[покрышкин]
соседка заносила спички и соль
сосед заходил и оставил ключ
бреешься у зеркала - видишь листок
"ахтунг ахтунг покрышкин ин дер люфт
тем кто своевременно оставит меня
тополиный пух и божья роса
ну а мне соколику мать сыра земля
да высылка в двадцать четыре часа"

что ли призывай на голову мою
все свои проклятия имперская сталь
твоего покрышкина ждали в раю
только он заранее сводку прочитал
как в покровском-стрешневе наискосок
шёл я по аллее мимо дачи его
ждал откровенья или пули в висок
окрика охраны ан нет ничего

левитан до смерти слышал голоса
жуков до опалы копался в золе
тополиный пух и божья роса
всё что остаётся на этой земле
опускай шлагбаумы ступай со двора
фонарём на станции вослед посвети
передай начальнику апостола петра -
эшелон проследует по первому пути



[смерть пионера]
а был он невнимательный и говорил о том
как жизнь к едрениматери идёт с открытым ртом
как жизнь идёт по-старому двенадцать раз подряд
за родину за сталина за чёрный виноград
как губошлёпы рыбные в аквариуме дней
боролись и погибли мы от кольчатых червей
под конское под острое копытное враньё
на кольском полуострове где хмурое встаёт
и не ложится солнышко до греческих календ
где трое в виде совести звонок и ваших нет
желудочные колики так двигайся не стой
ещё пойдём соколики по пятьдесят восьмой
ещё в крови горячечной где поднимались мы
ещё глаза незрячие что открывали мы
багрицкого сюда ещё меж бабочек стрекоз
прекрасный день сияющий для гибели всерьёз


[охотный ряд]

окорочка, подбрюшья вокруг, подглазья,
ливер, межреберье, прочие безобразья.
лёгкого зацепи, кума, с требухою -
большего я на этой земле не стою.
а мясники похаживают по ряду,
из-под полы показывают что надо,
гоголем ходят, ходят лесковым резким,
трубочками попыхивают с достоевским.
вы отрубили всё, и остались крохи.
жадные до творенья слетелись мухи.
ходят над дном туземным. роятся стаей.

обло моё. стозевно моё.
и лайяй.


[николай]

как отступят морозы
рисовать на земле и метать наоттяжку с руки
эти ножички палочки жвачки плевки
или камнем в оконное метить стекло за
неименьем реки
запасайте карбид и картечь
эта стружка аж искры летят называется магний
это скат от камаза его полагается жечь
эта русская речь
на растопку для пятого класса нужна мне
фейерверки ещё далеко
молоко
на губах не обсохло периодом полураспада
как машинкой фарцованной гордо играй
шаг вперед и выходит из общего ряда
чемпион николай
ни зубов ни бровей
рыжий плут он лепечет как заяц
он блатные поёт
пробуждается зависть
в пухлом сердце моём
а потом
как в начале потопа
в октябре подступают дожди убирают бельё
солят квасят и запах укропа
отплывает всё дальше европа
нам-то что до неё
белым снегом сыграем
с первой ноты начнём
духовые сначала а скрипки потом
ломанусь в грязноватый небесный проём
назовусь николаем
может быть и поверят а там разберём


[de rerum natura]
Е.К.


почему-то болгары кивают в знак отрицанья,
тайцы считают до десяти, разгибая пальцы,
лемурийцы ходят, переступая с носка на пятку,
заполярные люди тают от быстрого света.

тит лукреций об этом рассказывал карлу линнею.
карл линней об этом рассказывал карлу марксу.
тот за утренним пивом поведал гитлеру с троцким.
все они уже умерли, а мы не успели родиться.

засыпай, человек, которого не существует.
спи в объятьях меня, придуманного тобою.
пусть стучат за окном и поют на гортанном хеттском
медленные таджики с пёсьими головами.


[четверги]
квадратову


сегодня славный клёв. рыбак издалека
не видит рыбака, поскольку близорукий.
он рыбные места продаст за горстку рупий,
и выпьет, и уйдёт в элитные войска.

мечись же, бисер мой. гонись, моя пурга.
кто на крючке червяк - за бога не в ответе.
я, может, и живу на этом белом свете
четыре рыбных дня. четыре четверга.


[кнгсбрг]
игорю белову


краснокирпичная поверхность. каменные труды.
трофейная земля. ничейные шпили.
дышится легче при ветре, который дует с воды.
тяжелее - при полном штиле.
время от времени зверь всплывает наверх.
так же тяжело дышит. требует в жертву блондинку.
его уговаривают. дают ему добрый совет.
читают - в виде напутствия - про эвридику.
пей коньяк и пой, немецкий орфей.
благодари бога. что живёшь, никому не мешая.
до небесных дыр зачитана в сумке твоей
мифология западного полушарья:
закрыть глаза, донырнуть до дна,
где орёт стихи безумная иностранка.

здесь хорошо ловится рыбка-бананка.
и не только она.


[голоса]
голоса животных голоса птиц
проникающее ранение височной области
трещины на потолке узор на обоях
атрофия зрительного нерва
ноги сами несут меня к тебе
по колено в воде в мазурских болотах
воздух в груди как в замочной скважине
расстреляли но выжил выбрался из-под тел
поверни ключ поверни ключ
обработайте края наложите швы
люблю твой безымянный прикоснись к губам
анестезиологи закись азота
тут у тебя родинка это к счастью
пульс тридцать пять давление падает
светлая веранда и вокруг сосны
приготовиться к дефибрилляции
всё это началось тридцать лет назад
когда я был наместником в антиохии
не обращайте внимания он бредит
это пройдёт не обращайте внимания



[лезвие]
знаешь, такой: деревянные тротуары,
глиняные мосты, петухи перед рассветом.
"доброе утро," - тебе говорит самара,
"добрый вечер," - саратов,
и где-то сбоку - лезвие волги,
отрезающей от тебя по кусочку.

очень скоро останутся только кости.

очень скоро люди всё на свете увидят,
и глаза у них за ненадобностью исчезнут.
и когда твой череп найдут в подвале
на краю оврага,
археологи, ощупав, скажут: "в передней части -
два отверстия, напоминающие пулевые.
видимо, выстрел
и контрольный выстрел".


[ч/б]
ляг скорее, зима, подоткну тебе одеяло.
будешь ворочаться - спою тебе потихоньку.
наши дети двенадцать лет не видели снега,
позабыли скиинг энд скейтинг.
там вдали метель - лети, лети, лепестричка,
медсестра дала валидол, лепесин в дорогу,
там ещё керосинка, лепет под водку, дуэли
на расстоянии поцелуя.
ляг скорее, зима, ну что тебе всё неймётся,
широко раскинься, вольно - голова в магадане,
левой ногой докоснись до чермного моря,
правой ногой - в мурманск.
нежно возьму тебя в начале урала,
ни одного туннеля так не оставлю,
прошепчу: "ни шагу назад - за нами столица,
за окном минус сорок".
я купил линолеум, гвоздиком покорябал.
подписал "NN, мастер линогравюры".
ляг скорее, зима, пусть тебе приснятся
чёрно-белые реки.


***
"Nie ustaje w napowietrznym biegu..."
(Czeslaw Milosz)


- О чем ты бежишь, утренний бегун в парке?
О чем неслышно рушишь воздушные арки,
врата света, встающие перед тобой незримо?
О чем возвращаешься, падающие листья целуя,
о чем волочит стопу, припадая слегка на цезуре,
бегущий рядом ризеншнауцер-сучка по имени Рифма?

- О тебе бегу, наблюдатель, с пятого этажа глядящий,
воздвигающий эти врата, откладывающий в долгий ящик
все на свете, заслышав осипший тростник знакомый.
О тебе, даже и тогда не выходящий из дома,
ссылаясь на геморрой, на лень, на теплое лоно,
когда мимо тебя пробегает твой истинный звук, настоящий.

- Обо мне? Не может быть. Не могу поверить.
Отвернусь от окна, уткнусь взглядом в картины, в двери, в засохший вереск...
Мне волнения запретили терапевт и знакомый сексолог.

- Отвернись. Но учти - больше о тебе не пробегу ни разу.
Не замедлю быстротекущее время, не дарую радость,
Что ты мог бы познать, следуя ритму моих кроссовок.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney