РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЦотне Чиковани
На жизненном пути
15-12-2019 : редактор - Женя Риц
Морозный зимний рассвет своим все еще не уверенным дыханием осторожно рассеивал светло-синий дымок над улицей. Тишину нарушало лишь пение птиц. Вокруг на каменных заборах молча сидели кошки и, зевая, покорно дожидались первых лучей солнца. А я, завороженный этой мистической картиной, медленно шагал по жизненному пути.
Жизненный путь – это не метафора или что-то глубоко философское. Это всего лишь одна из улиц в Тбилиси, а точнее ее определенная часть. Судьбе было угодно, чтобы я родился на одном конце этой улицы, лет через шесть перебрался жить ближе к ее середине, хотя мой первый дом остался за нашей семьей, и там жили мои дедушка с бабушкой. Когда дорос до школьного возраста, мои родители, недолго думая, определили меня в школу на этой же улице. Так и сложилось, что каждый день или несколько раз в день мне приходилось ходить по этой тропе во Вселенной туда-сюда: то в школу, то к бабушке, то к каким-нибудь друзьям, что жили на этом же месте.
Не знаю, как моя жизнь выглядит со стороны, но у меня постоянное ощущение, что неизвестная мне высшая сила когда-то так щедро благословила мой жизненный путь, что вот уже лет 45 я встречаю на нем только любовь и радость. Не счесть, сколько крошек счастья рассеяно на узкой груди этой маленькой улочки, сколько мыслей и наивных надежд было слито в ее водостоки, сколько мечтаний развеял шелест листьев деревьев-великанов по обе ее стороны.
На этой улице для меня всё родное. Здесь затерялось мое детство, прошла юность, пройдут оставшиеся годы моей жизни. Когда я здесь, мне кажется, что каждый дом, подъезд, лестница, балкон меня узнают и приветствуют.
Ну вот хотя бы эта липа. В детстве мне она казалась огромной, и почему-то я был уверен, что среди ее густых листьев затаился и жил медведь. Когда мы проходили мимо липы вместе с няней, я всегда с ним здоровался. Я говорил: «Здравствуй, миша!», а няня всегда отвечала: «Ну какой миша! Нет здесь никакого миши!» Я же молчал, потому что это была наша с медведем тайна.
А вот – фасад нового дома. Правда, новым он был тогда, в моем детстве, но с тех пор почти не изменился: его так полностью и не закрасили и где-то на стыке между седьмым и восьмым этажами из стены торчали два ржавых куска арматуры, принявшие какую-то причудливую форму, в которой я еще в детстве прочел две буквы – Л и Н. Вначале я так и звал их ЛН, а позже стал называть Элен. И каждый раз, когда проходил мимо этого дома по дороге в школу или обратно, здоровался с ними: «Доброе утро, Элен, как вы спали? А у меня сегодня тяжелый день – две контрольные работы. Представляете – не одна, а целых две! Увидимся после занятий, и я расскажу, как я справился…»
А на этом месте находился мой маленький тайник, или, как я его еще называл, почтовый ящик. По дороге через овраг здесь маленький мост, в начале которого высится небольшая кирпичная колонна. Никто не знает, как она тут возникла и для чего. Скорее всего, при строительстве моста ее зачем-то поставили, а потом забыли или поленились снести. С тех пор она и стоит в гордом одиночестве. Если обойти эту колонну с обратной стороны, попадаешь в маленькое уютное пространство, скрытое от чужих глаз. Там между кирпичными проёмами я оставлял секретные письма, которые писал самому себе в те дни, которые оказывались для меня чем-то особенными. Проходило время, может быть месяцы, я доставал эти письма, читал их и вспоминал события минувших дней. Письма были совсем маленькими, такими, чтобы могли поместиться в проём. Иногда, прочитав такое письмо, я совершенно не понимал его смысл. В нем могло быть только одно слово, например, «уже» или «целиком!!» Что значит «целиком», что такое «уже» - я уже не знал.
Но вот содержания своей последней записки я не забуду никогда. Написал я ее в девятом классе перед летними каникулами. Что греха таить, был я тогда наивным романтиком, витавшим в облаках, но спасибо «добрым» людям, которые спустили меня на землю. Приключилась со мной до невозможности банальная история. Моя избранница, моя единственная и неповторимая прочла адресованное только ей мое любовное послание всему классу. После чего я, естественно, был осмеян, унижен и ожесточен. Тогда и появилось в проёме письмо со словами: «Теперь только на земле».
С тех пор я не видел этого письма. Как-то вспомнил о нем через пару лет, поискал, но его и след простыл, что было вполне естественно – какая бумажка может сохраниться в таких условиях.
А вот еще одно место, полное боли и печали. Здесь был настоящий тбилисский «итальянский» двор, в котором жил мой одноклассник Гогита. Не могу сказать, что мы с ним были «не разлей вода», однако из школы домой часто возвращались вместе. Я бы назвал его моим жизненно путевым другом. Мы обычно вместе шли, говорили, шутили, смеялись, затем подходили к его дому, во дворе которого всегда играли какие-то ребята. ЗавидевГогиту, они громко кричали: «Эй, Гогита, ну где же ты? Давай присоединяйся! Нам как раз не хватает человека в команде». Мой друг быстро со мной прощался, а я бросал ему на прощание: «Ну пока, Гогита». Он закидывал школьный портфель в открытое окно своей квартиры на первом этаже и с жаром присоединялся к играющим. После того, как мы закончили школу, я его уже не встречал, а через 10 лет он утонул в Куре. Как это случилось – я не знаю. Какая-то странная смерть. И в то же время, наверное, самая тбилисская из всех возможных: мне кажется, эта река объединяет всех нас, живущих в этом городе, и в конце концов унесет все наши мечты, надежды и радости в один огромный океан вселенских воспоминаний.
Сегодня уже нет ни Гогиты, ни его дома с веселым двором. Вскоре после его гибели маленький домик снесли и построили на его месте многоэтажный корпус. Исчез мой друг с лица земли, как будто и не было его вовсе, хотя прошло всего каких-то десять лет со дня окончания школы, ибыл он полон надежд и планов. Осталась лишь наша память. Поэтому каждый раз, когда я прохожу мимо этого места, я тихонечко себе шепчу: «Ну пока, Гогита».
Ну а теперь подходим к главному.
Женщину на дороге я заметил издалека. Выглядела она странновато: стояла у светофора, опершись на столб, как будто боялась упасть. Одетый на ней легкий плащ был явно великоват и едва ли согревал в прохладную погоду. Ее голова ничем не была прикрыта, и седые непричесанные волосы развевал ветерок. На вид она была много старше меня, хотя на ее лице блуждала детская улыбка. Можно было сказать, что у нее «не все дома», а таких людей я обычно остерегаюсь.
Поравнявшись с ней, я ускорил шаг, чтобы она не начала со мной говорить. Однако это не помогло. Она смотрела прямо на меня, и стало понятно, что от разговора мне не уйти.
- Какое интересное оказывается утро, - ее голос был высоким и слабым. - И сколько разных звуков вокруг.
- Ну да… - ответил я, стараясь не снижать скорость.
- Извините, Вы не помогли бы мне перейти улицу?
- «…так и знал», - подумал я, но, скрывая свое нежелание, ответил «да, конечно».
Она приблизилась ко мне. Ее тонкая и слабая рука вцепилась в мое плечо, и я ощутил ее тепло через всю одежду, надетую на мне. Мы медленно пошли. От нее пахло сладкой ванилью, как у нас на кухне, когда мама готовила по праздникам заварной крем. Вокруг нас не было ни машин, ни людей.
«Что ей от меня надо»,- думал я. «Почему она не могла перейти улицу без меня?»
- Наверное, Вы редко бываете здесь по утрам?
- Да.
- Я тоже…очень очень редко, - сказала она и вдруг рассмеялась во весь голос и спросила: Эта улица длинная?
- Да, достаточно длинная.
- И куда она ведет?
- Не знаю, наверное, к другим улицам, - я старался отвечать спокойно, поскольку уже смирился с неизбежными странностями.
- А куда ведут те улицы?
- Ну, думаю, к горам, лесам, морям.
- А дальше?
- От гор и морей дальше они ведут, наверное, к небесам.
- Да, мне тоже так кажется, - сказала она неожиданно спокойно и тихо.
Потом она остановилась. Мы молча стояли на дороге. Она не смотрела на меня, вглядываясь куда-то вдаль, и просто улыбалась. Надо признать, что ее странные вопросы меня даже заинтриговали. Но все-таки я немного побаивался, и, поскольку мы подошли к тротуару, надеялся, что она меня отпустит наконец.
Но тут она задала очень неожиданный вопрос.
- Вас все еще называют «пружиной»?
Я остолбенел. Этим прозвищем меня называли только мои одноклассники, да и то в очень далеком прошлом, когда у меня были курчавые как пружины волосы. Я и сам уже позабыл о нем, откуда же эта незнакомка знает о прозвище? Она была не настолько стара, чтобы годиться в учителя, для одноклассницы же была слишком пожилой.
- Нет, больше не называют, - ответил я, заикаясь, и с изумлением глядя на нее.
Она же задала следующий не менее потрясший меня вопрос:
- Как поживает господин Отари?
Она знает имя моего отца. Боже, кто она?
- Спасибо, хорошо. А вы… - начал было я, но она меня остановила.
- Помогите мне, пожалуйста, дойти до лестницы.
Метрах в 50 от нас под мост спускалась лестница, и мы направились туда.
- Как поживает Ваша мама? Она очень симпатичная.
- Спасибо, хорошо. Но извините, скажите, пожалуйста…
- Вы всё еще живете по адресу 122?
- Да. А теперь скажите…
- Не надо, не мучьте себя, все равно вы не сможете меня вспомнить. Но вас я прекрасно знаю с самого детства. Можно сказать, вы выросли на моих глазах. Однако прошу вас, не спрашивайте меня ни о чем, хорошо?
- Хорошо.
- Если можно остановимся здесь на минутку.
Мы стояли на середине моста около невысокого столба с орнаментами. Вдруг она перегнулась через перила всем телом и посмотрела на столб с обратной стороны. Испугавшись, я крепко схватил ее за плечи. Она сразу выпрямилась и, улыбаясь, сказала:
- Ах, ничего особенного, с той стороны она такая же.
Потом посмотрела на мои руки, которые все еще держали ее за плечи.
- Спасибо, было очень приятно.
Снова возникла пауза, после которой она вдруг начала говорить очень быстро.
- Я вам должна открыть одну тайну.
- Самая большая для меня тайна – это то, откуда вы обо мне столько знаете.
- О вас все всё знают!
- Правда?
- Вы…вы ненормальный человек! Таких, как вы, обычно называют сумасшедшими! И об этом знают абсолютно все. Они смотрят на вас и говорят: «Вот ненормальный», но не хотят, чтобы вы это услышали. Всё держат в тайне. Притворяются, будто воспринимают вас как нормального, но это не так! Это сговор, сговор всего мира против вас! Но я раскрою их тайну! Вы должны знать правду. Но, пожалуйста, не переживайте, в этом нет ничего плохого. Напротив! Вы лучше их всех!
После этого она замолчала. Я не знал, что сказать. Мне было ясно одно – эта женщина настроена ко мне очень доброжелательно, и я должен ответить ей тем же.
- Спасибо большое, - сказал я наконец, - на самом деле я об этом знаю давно, но все равно благодарен вам, что сказали мне об этом. Я вовсе из-за этого не переживаю. Напротив, я считаю недалекими тех, кто так думает. До сих пор я считал, что это моя личная тайна. Теперь вижу, что это наша с вами тайна.
Женщина с облегчением улыбнулась, как будто с ее плеч свалился камень. Потом опять вдруг стала серьезной, неожиданно придвинулась ко мне, крепко обхватила мои щеки, почти коснулась моего носа своим и посмотрела мне в глаза. Я тоже смотрел на нее, пытаясь прочесть что-нибудь в ее безумном взгляде, но так ничего и не смог. Мы простояли так около минуты. Может быть, она хотела меня поцеловать? Я был совсем не против, потому что она мне уже нравилась. Однако, видимо, я всё же не смог сдержать удивления. Тогда она отпустила меня и произнесла очень спокойным голосом:
- А теперь, если можно, оставьте меня одну. Идите, я пока должна остаться здесь.
- Я ничем не могу вам помочь?
- Нет, спасибо, вы мне уже очень помогли.
- Но я не уйду, пока вы не скажете, откуда вы меня знаете.
- Идите, вы все скоро узнаете.
- Но как?
- Я напишу вам письмо.
- Но адрес… хотя вы знаете мой адрес…
- Да, знаю. И письмо вы найдете, если действительно захотите его прочесть.
- Захочу. До свидания.
Я попятился назад, затем развернулся и быстрым шагом пошел прочь.
Не удивительно, что с того дня я ломал себе голову, пытаясь понять, кто была эта женщина, откуда она столько знала обо мне. Я спросил отца, описал ее. Отец даже не понял, что мне от него было нужно. Хотел спросить у матери. Однако дня через три после той таинственной встречи, перелистывая газету, я наткнулся на некролог, в котором сообщалось, что родные со скорбью извещают о кончине такого-то человека. Имя умершей мне ничего не говорило, но взглянув на фото, которое прилагалось к некрологу, я узнал в нем свою недавнюю знакомую. В некрологе был указан адрес, по которому должна была состояться панихида. Это был адрес, где жил мой одноклассник Вато. Он должен был ее знать.
Я набрал номер Вато.
Тот очень удивился.
- Что это ты вдруг обо мне вспомнил?
- Давай прямо к делу. На днях никто из твоих соседей не умер?
- Да, скончалась бедная Верико. А откуда ты знаешь?
- А кто она?
- Просто соседка. Она давно болела. А тебе зачем?
- Я ее встретил недавно на улице.
- В четверг?
- Вы что в этом доме все прорицатели? Откуда ты знаешь, что именно в четверг?
- Слушай, для этого не нужно быть прорицателем. Она не выходила из дома последние 35 лет. Вышла только в этот четверг, и в этот же день умерла. Она с тобой говорила о чем-то?
- Она всё обо мне знала.
- А-а, ну да…
- Что «ну да»? Откуда она могла всё знать?
- Знала, знала… Это длинная история.
- Ну не тяни! Рассказывай!?
- Быстро не получится. Надо о многом рассказать. Если у тебя есть время, приходи, я расскажу.
- Иду, - сказал я, повесил трубку и выбежал из квартиры.
Мы встретились с ним на том самом месте, где я всего несколько дней назад увидел (как я теперь знаю) Верико. Вато медленно курил и не спешил начинать рассказывать, набивая всеми силами цену своей тайне.
- Да, хорошая была девушка Верико, - начал он, наконец.
- Понятно. Но кто она?
- Образованная, культурная, из хорошей семьи.
- Да, да… но ты можешь сначала сказать, откуда она меня знала?
- Она всех знала на этой улице
- Слушай, я в своем подъезде не знаю некоторых соседей. Откуда она могла меня знать?
- Ну хотя бы потому, что она была твоей одноклассницей.
- Какой одноклассницей? Когда? Где она сидела в классе?
- Где бы она не сидела, но в классе она была недолго – всего один день.
- Слушай, ты можешь в конце концов рассказать все по порядку?
- В общем, это очень грустная история, скорее даже трагическая. Она была нашей сверстницей, мы жили на одной площадке и с детства дружили.
- Как она могла быть нашей сверстницей? Она выглядела лет на 10 старше нас.
- Если бы ты пережил всё, что пережила она, ты выглядел бы лет на 100.
- Что она пережила?
- Слушай, ты хотел всё по порядку, так не мешай!
- Хорошо, хорошо, молчу.
В общем, мы росли с Верико вместе, и в школу в первый класс тоже пошли вместе. В этот самый день с ней и случилось то, что определило дальше ее жизнь. Кстати, ты тоже был в тот день в классе, но конечно, ничего не помнишь. Думаю, если бы мы не были с ней так близки, я бы тоже ничего не помнил. Это был обычный день – первое сентября: цветы, слезы, крики «не уходи, мама!!» В общем все, как обычно. Думаю, мы все тогда плакали, боялись остаться одни в школе. Она была среди нас – маленькая белокурая девочка с большим бантом на длинной косе. Она не плакала. Учителя, скорее всего, считали, что эта девочка смелее других детей, и даже представить себе не могли, что с ней происходит что-то ужасное. В течение двух уроков она не вставала из-за парты, а на третьем вдруг потеряла сознание и упала. Когда к ней подбежали, чтобы помочь, увидели, что ноготь на большом пальце ее руки был почти до конца оторван, вероятно, она его нещадно теребила, пыталась справиться с волнением. Впрочем большинство детей даже не заметили ее обморока. Одним словом, этот стресс надломил ее психику. Скорее всего для этого были предпосылки, и волнение лишь спровоцировало болезнь.
После этого случая Верико уже не выходила из дома. Несколько раз она пыталась гулять по ночам, когда вокруг не было людей, но в панике бежала снова домой. Спокойной она себя чувствовала только в своей комнате. Поскольку мы были соседями и дружили, мне разрешали приходит к ней. Там мы вместе играли. Других детей она не принимала. У нее не было отца, воспитывала ее одна мать. Так продолжалось лет шесть, но затем она не захотела видеть и меня. Знаешь, чем мы занимались, когда я бывал у нее? Мы сидели у окна и смотрели на прохожих. Она нашла в комнате такое место, из которого была видна вся улица, а ее никто не мог заметить. Целыми днями смотрела она на свою улицу и скоро досконально изучила всех, кто по ней часто ходил, так что могла детальнейшим образом всех описать.
- Значит, она знала меня в лицо?
- В лицо? Да она знала о тебе больше, чем ты сам.
- Откуда?
- Ну ты тугодум. Я-то зачем там был? Она меня обо всех расспрашивала, и я ей, естественно, рассказывал все, что знал о каждом прохожем на этой улице. Своими одноклассниками она интересовалась особенно сильно. Она называла вас «мои ребята», и до конца считала себя вашей одноклассницей.
- Хорошо, понятно, откуда она знала мое прозвище «пружина», но откуда она знала о моем отце, его имя?
- А ты что не помнишь, что мы, шутя, называли друг друга в детстве по отчеству – Отарович, Георгиевич. Наверное, я говорил ей пару раз, когда видели тебя из окна – вот Отарович идет, посмотри, какой болван. Она и запомнила…
- Хорошо. Но о моей матери?
-Ты что, не проходил здесь с мамой? Конечно, проходил. Вот она и знала ее в лицо.
Да, теперь многое становится ясным. А почему ты о ней никогда не упоминал? Ты же мог рассказать нам.
Ты же знаешь наших родителей. Мне было строго запрещено говорить о ней с кем бы то ни было. А после того, как я перестал у нее бывать, я и сам, честно говоря, о ней забыл. Вот и вся история, брат.
Расскажи еще что-нибудь.
- Что еще рассказать? Прожила она так 45 лет. В конце жизни очень одряхлела. Пошли одна беда за другой. Этим летом умерла ее мама. Затем - тут он развернулся и показал пальцем – видишь, начали строить новый дом, прямо около ее окна. То есть последний луч света, связывающий ее с миром, скоро исчезнет. Конечно, мы все протестовали, обращались в разные инстанции, но бесполезно. В общем она поняла, что ее жизнь закончилась.
- Она покончила с собой?
-Да, наверное, хотя об этом предпочитают не говорить.
- Может, она прыгнула в Куру?
- В какую Куру? Ты что – ненормальный?
- Ненормальный?! Ты так полагаешь?
- Я полагаю, что она приняла какое-то лекарство, вот и все. За день перед смертью она вышла на улицу. Наверное, хотела так попрощаться с миром. Тогда ты ее и встретил. Домой она сама не вернулась. Потеряла сознание. Ее нашли за тем кирпичным столбом. Ну ты знаешь, где это. Наверное, она там спряталась от испуга.
- Да, примерно там я ее и встретил.
- Она тебя поразила?
- Да, конечно.
- Что она тебе еще рассказала?
- Ничего особенного. Открыла мне одну тайну.
- Какую?
- Ты ее знаешь.
- Неужели признавалась в любви? Уверен, она тебя любила, но не только тебя. Думаю, всех парней из своего так и не состоявшегося класса. Выделяла ли она тебя среди других – не знаю..
- Нет, про любовь она не говорила.
К этому моменту я так глубоко погрузился в эту историю, что уже не слушал Вато.
- А как ее звали? – спросил я вдруг неожиданно для самого себя.
- Верико, я уже говорил несколько раз.
- Да, да, ты прав. Что-то я не то начал нести. Я, пожалуй, пойду, устал что-то. Спасибо тебе большое.
- За что спасибо-то? Ты давай иди осторожнее, какой-то ты не в себе вроде.
- Не в себе? Это точно! Но где же?
На этот риторический вопрос Вато ничего не ответил, и я пошел.
В моей голове вертелись разные отрывки из рассказа моего друга, и я пытался воссоздать общую картину произошедшего. Представлял себе маленькую девочку у окна, ее глаза, которые оказывается так давно на меня смотрели, ее комнату, полную грез и иллюзий о мире, который она так никогда не видела. Какой все же Вато мерзавец! Как он мог ничего не говорить о ней столько времени! Впрочем, если бы и рассказал, разве что-нибудь изменилось бы? Ну, возможно, проходя здесь, я иногда смотрел бы на эти окна. Затем забыл бы о них. Зато теперь не забуду уже никогда. Я пытался также объяснить себе, зачем она сказала, что люди считают меня сумасшедшим? Может, она как-то связывала меня с собой? Потому что считала меня близким человеком? И то, что испытывала сама, переносила на меня? Или она что-то знала? Что-то такое, чего мне не понять никогда?
Я хотел как можно больше узнать о ней, старался подробнее вспомнить, о чем она мне говорила утром. И уже почти дойдя до дома, вдруг память как-то связала ее слова про письмо и место, где, по словам Вато, ее нашли без сознания. Это же было у моего тайного столба, где я хранил свои письма! Я резко развернулся и стремглав помчался обратно. Через пару минут я уже был на месте. С трудом переводя дыхание, я осторожно засунул пальцы в проём между кирпичами и, когда нащупал там листы бумаги, меня бросило в дрожь. Я достал и развернул бумажки. Это было то самое письмо, которое я оставил здесь в последний раз в девятом классе. На одной стороне с трудом можно было разобрать написанные мною когда-то слова – «теперь только на земле», а с другой большими прописными буквами было написано «ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО С НЕБЕС».
Она знала мое тайное место. Наблюдая за мной из окна, наверное, замечала, что я иногда без всякой причины заходил за этот столб. Наверное, ей стало интересно, что я там делаю. Именно поэтому и выходила она иногда поздно ночью на улицу. Скорее всего, она читала все оставленные мною здесь письма. Последнее взяла с собой домой и хранила, пока не пришел час ответа.
Я долго стоял и смотрел на ее окна, за которыми провела свою жизнь автор этого адресованного только мне короткого послания. Боже, какой удивительный мир открывался за ними! Полный боли, надежд, страхов и мечтаний. Огромный, огромный мир. Возможно даже больше чем тот, что остался навсегда по другую сторону окон. Скоро все это будет закрыто глухой бетонной стеной и исчезнет навсегда.
Я не стал брать письмо с собой, я положил его на свое место.
Затем побрел домой легкий и счастливый. Я нашел тебя, мой ангел-хранитель. Спасибо, что ты дала мне себя увидеть, потрогать и понять, что ты есть. Я никогда не знаю, правдива ли тайна, которую ты мне открыла. Но это и не важно. Вопреки всему я буду легко и спокойно шагать по своему жизненному пути, зная, что твой взгляд с небес меня никогда уже не покинет.
Авторский перевод с грузинского под редакцией Надежды Казариновой.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney